В 1906 г. в Москве филантроп соорудил комплекс дворянской богадельни своего имени (архитектор Р.И. Клейн). Во многих местах Нечаев открывал учебные заведения, строил училища, новые дома для рабочих.
В усадьбе Юрия Степановича находили приют и творили Л.Н. Толстой, И.Е. Репин, И.К. Айвазовский, В.В. Васнецов, К.А. Коровин, В.Д. Поленов и другие деятели культуры.
Но, конечно же, делом жизни благотворителя стал музей. На пожертвования Нечаева-Мальцова была осуществлена вся мраморная и гранитная облицовка здания, установлена колоннада, лестница и пр. В поисках мрамора и гранита Юрий Степанович посетил Урал, юг России, многие страны Европы. Много сил он отдал приобретению экспонатов, в частности слепков с шедевров скульптуры: гальваноскопий золотых сосудов, погребальных масок, оружия из Микенского клада, открытого Г. Шлиманом в 1876 г., копий погребальных ваз и древнегреческих надгробий из афинского Национального археологического музея, мозаик собора Святого Марка в Венеции и т.д.
Из Италии Нечаев-Мальцов выписал мастеров-каменотесов; на Урале нанял 300 рабочих, добывавших белый мрамор особой морозоустойчивости; в Норвегии заказал десятиметровые колонны для портика и доставил их на зафрахтованном им пароходе и барже до Москвы; в Египте приобрел деревянную модель погребальной ладьи с гребцами, четыре фаюмских портрета, несколько папирусов...
При этом — отмечают биографы — «жертвователь не только не искал славы, но все 10 лет, что потребовались для завершения музея, действовал анонимно». Месяцами Юрий Степанович пропадал на строительстве здания. Благодаря ему, площадь музея была увеличена пятикратно по сравнению с замыслом. К оформлению залов он привлек В.М. Васнецова, В.Д. Поленова и других художников.
Правительство и общество не остались перед меценатом в долгу. Юрий Степанович имел чины и звания — «обер-гофмейстер, член Совета мануфактур и торговли и Совета Министерства образования, почетный член Академии художеств, вице-президент С.-Петербургского общества поощрения художеств, почетный член Совета Московского университета и Московского археологического общества» и т.д. За заслуги в создании музея Нечаев-Мальцов был награжден орденом Александра Невского с бриллиантами.
В декабре 1904 г. пожар уничтожил часть сооружений и экспонатов. После этого Юрий Степанович 8 лет в одиночку финансировал строительство и отделку музея, а также оплачивал многие заказы на изготовление слепков за рубежом. «Когда в 1905 г. его заводы стали, тем нанося ему несметные убытки, он ни рубля не урезал у музея» (М. Цветаева).
Отдав своему детищу последние свои силы, И.В. Цветаев и Ю.С. Нечаев-Мальцов умерли на следующий год после открытия музея — в 1913-м. Иван Владимирович скончался 30 августа (12 сентября), похоронен на Ваганьковском кладбище. За ним ушел 6 (19) октября и Юрий Степанович. Великий благотворитель был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве (могила не сохранилась).
В советское время ГМИИ, основанный как музей копий, превратился в крупнейшее хранилище (более 670 тысяч) произведений искусства — от Древнего Египта и античной Греции до Новейшего времени.
Филипп фон Феррари
Сразу же оговоримся — Филипп фон Феррари не имеет никакого отношения к итальянской компании Ferrari S.р.А., выпускающей спортивные автомобили, к ее основателю Энцо Феррари и к гонкам «Формула-1». Тем не менее этому знатному итальянцу, подданному Австрии, проживавшему во Франции и Швейцарии, грешно было жаловаться на судьбу. Обладая огромным состоянием, Феррари потратил миллионы на самую большую из когда-либо бывших в мире коллекцию почтовых марок, оставленную им в дар Имперскому почтовому музею в Берлине.
Родители Филиппа — Рафаэле де Феррари, герцог де Галльери в Генуе, князь Луцедио, сенатор Королевства Сардиния и герцогиня Мария Бриньоле-Сале — слыли богатейшими людьми Европы. Будучи президентом и членом совета директоров нескольких железнодорожных компаний и банков, дон Рафаэле весьма преуспел в законных и незаконных финансовых операциях, приумноживших его состояние, но при этом был и весьма щедрым меценатом и благотворителем. Так, например, в 1840-х гг. герцог вложил 12 млн долларов (по тем временам фантастическая сумма) в реконструкцию порта Генуи, за что его именем назвали главную площадь города. Находясь во Франции на дипломатической службе, Феррари своими делами, роскошью и филантропией успешно конкурировал с самим Ротшильдом. В Париже он с семьей обосновался в бывшем доме Талейрана, во дворце Матиньон. Там после смерти родителей жил и Филипп. (Сегодня во дворце располагается резиденция французского премьер-министра.) Феррари-старшему предлагали достоинство пэра Франции, но он отказался, пожелав остаться гражданином Италии.
Не меньшей щедростью прославилась и Мария Бриньоле, подарившая Парижу под выставки редких работ свой уникальный по красоте дворец Галльери с прилегающим садом. (Ныне здесь находится знаменитый Парижский музей городской моды.)
Герцогский сын, будущий коллекционер и претендент на престол Франции по линии Филиппа Орлеанского, родился 11 января 1850 г. в Париже.
С блеском окончив лицей Людовика Великого, Филипп ушел в преподавательскую и дипломатическую деятельность, занял профессорскую кафедру в Школе политических наук. Феррари вполне мог стать великим ученым, если бы не стал великим коллекционером-филателистом. Впрочем, именно он первый превратил филателию в науку.
Страсть приобретательства, одолевавшая его предков, вылилась у Филиппа в страсть коллекционирования. Этому всячески способствовала его мать, также не чуждая всякого собирательства. Мария покупала сыну редкие марки за немалые деньги, в частности, приобрела очень дорогую коллекцию барона Ротшильда.
В 14 лет подросток стал специалистом в филателии, сам совершал покупки и готов был выложить за них любую сумму, поскольку имел на это от родителей карт-бланш. Начав с парижских и брюссельских лавочников, Филипп вскоре стал желанным покупателем у самых известных торговцев марок, а в филателистических кругах прослыл знатоком редкостей.
В середине 1860-х гг. Феррари познакомился с известным парижским торговцем Пьером Маэ, стал его постоянным клиентом и через 10 лет назначил его одним из двух своих секретарей. Маэ занимался классификацией марок и был куратором частного музея; позднее Пьер выпустил первый каталог почтовых марок. Он же принимал друзей и знакомых филателиста. Чести познакомиться с сокровищами коллекции, размещенными в двух залах, удостаивались далеко не все приходящие, среди которых было немало просителей и бедных. Но и этих гостей милосердный Филипп не оставлял своим вниманием — для них на двух больших столешницах стояли блюда с яствами и золотыми франками, с которых каждый мог угощаться соразмерно своему вкусу и аппетиту.
Говорят, филантроп оказывал щедрую помощь многим людям, но ни сумм, ни имен облагодетельствованных им история не оставила, так как Филипп не трубил о своих благих делах, и воистину левая рука его не знала, что делает правая.
По отзывам современников, вечный холостяк Феррари вообще был очень «странен», замкнут и одинок; в выставках не участвовал, рекламы избегал, в СМИ не светился, в специальных изданиях публиковался крайне редко. Это с годами только добавило таинственности oблику «мсье Ф. из Парижа», а о его баснословно дорогой коллекции говорили кому что вздумается.
Совершать же сделки Филипп предпочитал сам. Рассчитываться любил также золотыми монетами (в неделю уходило до 50 тысяч франков), которые вынимал одну за другой из бездонных карманов, пока продавец не кивал согласно, а потом в эти же карманы засовывал приобретенные марки. Купленные марки филателист никогда не продавал, разве что дубликаты менял на другие марки.
Зная шесть языков и имея друзей в разных странах, Филипп в поисках марок, произведений прикладного искусства и монет постоянно разъезжал по европейским столицам. (Его нумизматическая коллекция, включавшая бесценное собрание папских монет и монет стран Британского Содружества также была названа «классической».)
После смерти герцога Рафаэля Феррари (1876) Филиппа усыновил австрийский граф Э. де ла Ренотье Кригсфелд. Граф за год до рождения Филиппа квартировал со своим полком в поместье герцога. Эта пикантная подробность настолько заняла воображение жизнеописателей филателиста, что они стали называть его внебрачным сыном австрийца. Но, как бы там ни было, именно с этого времени коллекционер стал называть себя бароном Филиппом Альбертом де ла Ренотье фон Феррари.
В 1870-х — 1880-х гг. Феррари сделал несколько ценных приобретений: крупнейшую в мире коллекцию австралийского губернатора Д. Купера за 8000 фунтов стерлингов, коллекцию дорогих японских марок Э.Д. Бэкона, филателистические собрания А. Смита, Ч. Филлипса и других известных мировых торговцев ценностями. Не считая таких разовых неординарных покупок, филателист в среднем тратил в год на марки до 4000 фунтов стерлингов.
Больше всего Филипп любил «охотиться» за раритетами и известными коллекциями. Он никогда не торговался, и даже когда ему фальсификаторы «вворачивали» фальшивку, он брал ее, относя свои затраты на благотворительную акцию. Таким образом, у Феррари оказались несколько специально изготовленных для него поддельных марок, названных позднее «ферраритетами» и также ставших большими редкостями.
Поставив в юности себе, казалось бы, абсурдную цель — собрать все марки мира, Феррари собрал! В 1907 г. его филателистическая коллекция насчитывала свыше 1,5 млн марок. Существенно пополнилась она и до начала Первой мировой войны.
Похоже, в Филиппе страсть собирания реализовалась на 100%. О нем, быть может, единственном коллекционере в истории человечества, можно сказать: он приобрел все, что хотел. Недаром Феррари называли «Королем почтовых марок», хотя у него были титулы и проще — «эксцентрик в культуре», «человек, рожденный для филателии» и пр.