ать болота, рыть каналы, устраивать плотины, прокладывать дороги, копать пруды, изменять течение ручьев, сравнивать горы, удобрять каменистую почву… Лишь в часы отдыха и молитв прекращалась кипучая деятельность братии, а во все остальное время под надзором бодрого игумена Филиппа работали сотни рук, которые посадили на холмах березовые рощи и стройные мачтовые деревья. И вскоре по лесным тропинкам стали гулять лапландские олени, на тучных лугах пастись многочисленные стада, под напором волн шумно заходили громадные колеса «Филипповой мельницы», воду в которую провели из 52 дальних озер. Но этим не ограничилась кипучая деятельность игумена Филиппа: он увеличил число соляных варниц и огородов, а потом приступил к разработке железной руды.
Широко развернулось в обители и строительство: через несколько лет убогие монастырские постройки уступили место обширным 2-этажным помещениям. Быстро возводились прочные здания для братии, а для отшельников в лесной чаще были устроены скиты. Для монастырских построек нужен был кирпич, и иноки построили кирпичный завод, а потом и для выделки оленьих кож; устроили гавань, а морской берег оковали каменной пристанью, для безопасности судов залив усеяли насыпями, а вместо маяков поставили высокие кресты. Все кипело в руках игумена, но он и берег рабочие силы братии и старался облегчить их труд с помощью всяких приспособлений. Раньше огромные мешки с рожью, которую в монастырь привозили в обмен на соль, иноки таскали на себе. А «Филипп игумен нарядил телегу: сама насыпается, да и привезетца, да сама и высыплет рожь на сушило, — писал соловецкий летописец. — Сделали и решето, само сеет и насыпает, и отрубу и муки разводит разно».
Преподобный Филипп входил в малейшие подробности повседневной жизни монахов: требуя от них соблюдения установленных церковью постов, он вместе с тем заботился, чтобы живущие в постоянном труде монахе подкрепляли бы свои силы здоровой и сытной пищей. Строгие меры предпринимал он против пьянства как в самом монастыре, так и в монастырских вотчинах. Дивились стекавшиеся богомольцы на неутомимую деятельность игумена и братии, и совсем не узнавали обитель те, кто посещал ее раньше. Только самому Филиппу некогда было радоваться на свою работу, все казалось ему, что еще мало сделано.
Игумена Филиппа хватало на все: заботясь о крестьянах, приписанных к монастырю, он ограждал их от злоупотреблений правителей и смотрел, чтобы приказчики не чинили им насилий. Кроме того, он ввел у поселенцев выборное управление, назначил им добросовестных начальников, свободно допускал к себе челобитчиков и всех недовольных.
Все процветало в руководимой игуменом Филиппом обители и ее волостях. А когда он получил от родителей богатое наследство, то тоже употребил его на давно задуманные преобразования. С особой заботливостью игумен восстановил заброшенную церковь, история которой неразрывно связана с преданиями обители. Соловецкий летописец повествует, что скончавшегося Савватия похоронили у церкви Святой Троицы, а потом старец Зосима перенес его останки в основанный им монастырь. Убогая же Троицкая церковь, к которой не были приписаны ни земли, ни приход, осталась в запустении, и целых 40 лет в ней не звучали молитвы. Даже тропинки к этой церкви заросли.
Игумен Филипп возобновил ее, отыскал Псалтирь и служебные ризы старца Зосимы, а также все «богатства», которыми обладал старец Савватий в своей пустыни. Игумен Филипп сам починил ризы старца Зосимы и любил потом надевать их во время праздничных богослужений.
Восемнадцать лет Филипп был игуменом Соловецкой обители, и все это время здесь не прекращались работы: завершив одно дело, иноки сразу же приступали к другому. И «красну воздвиже церковь» — каменный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы, над которым 5 лет работали выписанные из Новгорода зодчие. Одновременно с Успенским собором была возведена Трапезная палата, и вместе они составили единый архитектурный комплекс. К тому же все внутренние помещения Успенского собора и Трапезной палаты соединены между собой. Братия любовалась их великолепием, а неутомимый игумен Филипп мечтал уже о закладке другого собора — во имя Преображения Господня.
Пятиглавый Преображенский собор воздвигли в 1558–1566 гг. Его массивные (толщиной до 4 м) гладкие стены и высокие угловые башни придают храму вид крепости. Да, собственно, таким он и являлся: окна собора расположены высоко над землей и имеют ярко выраженную форму бойниц. Оба собора были соединены между собой подземным ходом, имели хитроумное тайное водоснабжение из Святого озера, хранили большие запасы продовольствия, оружия и пороха на случай длительной осады… Царь Иван Грозный присылал в обитель колокола, богатую утварь, драгоценные ткани, золотые кресты…
Соловецкий монастырь когда-то был крупной пограничной крепостью России. Его стены были возведены под руководством соловецкого мастера Трифона в 1584–1594 (или 1596) годы из огромных каменных валунов — каждый весом до 7 тонн и более. Постоянный гарнизон монастыря состоял из 1000 стрельцов. Кроме того, за свой счет монастырь выстроил и содержал на берегу два острога — Кемский и Сумский, а в Кремле имел свою воинскую команду. И не раз Соловецкая обитель и ее остроги отражали нападения внешних врагов.
В 1814 г. Соловецкая крепость была упразднена и все 60 пушек, которые стояли на башнях, из нее вывезли. Однако в ходе Крымской войны (1853–1856) Соловки снова приняли на себя удар (англичан) и снова отстояли неприкосновенность северных границ России[89].
СВЯТО-ВВЕДЕНСКАЯ ОПТИНА ПУСТЫНЬ
Оптина пустынь была основана в XV в. на правом берегу реки Жиздры, у опушки векового бора — на месте крепости в Козельской засечной черте, какие устраивались на Руси от разбойников. Начало иноческой жизни на месте, которое занимает Оптина пустынь, относится к XV в., и считается, что название свое обитель получила от имени разбойника Опты, который после своего раскаяния и основал ее. Обратясь на путь истины, он из главаря разбойничьей шайки превратился по промыслу Божьему в наставника душ, искавших спасения, и благословение Господне не оскудевало над основанной им обителью.
Еще в 1629 г. в пустыни был храм во имя Введения, но обитель стала называться Введенской только с начала XIX в., а до этого времени именовалась Оптиной Макарьевой. Почему — точно неизвестно, но ученые выдвигали разные версии на этот счет: может быть, потому, что до начала XVII в. в ней существовал храм во имя преподобного Макария? А может быть, разбойник Опта при пострижении в монахи был наречен Макарием?
Скит, где подвизались оптинские старцы
В течение почти 200 лет после основания обители данных об ее истории не сохранилось, т. к. во времена литовского нашествия монастырский архив был полностью разорен. По Писцовым книгам города Козельска пустынь становится известной только с царствования Бориса Годунова, когда монастырю было дано на поминовение умершего в 1598 г. царя Федора Иоанновича «на свечи и на ладан, под городом Козельским, на речке на Другусне, место мельничное».
Первые сведения об Оптиной пустыне после литовского разорения относятся к 1629 г., когда в обители начальствовал старец Исидор. К его настоятельству относится первая тяжба пустыни с жителями Козельска за старинную монастырскую мельницу, построенную братьями Желябужскими на месте, пожалованном монастырю.
«Некто Мишка Кострикин построил без царского указа, единственно по согласию с козельскими драгунами и стрельцами, на речке Другусне мельницу, стоявшую выше по течению, „остановил и без остатку разорил“, чем пресек главный источник содержания бедной пустыни. Смиренный старец Исидор и братия вынуждены были подать в 1645 г. челобитную царю Алексею Михайловичу, в которой доказывали свои права на мельницу и просили, чтобы „досмотреть подтоп их монастырской мельницы, а мельницу Мишки Кострикина отписать, до подлинного розыска, на имя государево“.
Рассмотрев челобитную, царь предписал козельскому старосте Ивану Головкову исполнить просьбу иноков Оптиной пустыни, однако дальнейших распоряжений о возмещении монастырю убытков, понесенных от разорения их старинной мельницы, не последовало. И старец Исидор пишет царю новую челобитную, в которой описывал положение вверенной ему обители: „За Оптиным монастырем крестьянских и бобыльских дворов нет и денежной руги им нейдет; кормятся миром и своей работой“. Поэтому они просят государя „велеть тоё Мишкину мельницу Кострикина отдать им в монастырь на свечи, на ладан и на вино церковное и им, строителю с братией, на пропитание, чтобы им голодом не помереть“.
Челобитная эта осталась неудовлетворенной, т. к. в конце января 1676 г. царь Алексей Михайлович скончался. Между тем разоренная мельница не давала пустыни никакого дохода, тогда как Мишка Кострикин с дружками из мести к инокам били челом к новому царю — Федору Алексеевичу, чтобы он позволил им достроить свою мельницу, а монастырскую мельницу затопить и запретить им рыбную ловлю.
Старец Исидор решил искать правосудия у молодого государя, и, рассмотрев дело, царь Федор Алексеевич в августе 1676 г. прислал козельскому воеводе В. И. Кошелеву грамоту, которой повелевал: „Мельницу Мишки Кострикина снесть, и впредь ниже монастырской мельницы других не ставить“. А в 1680 г. благочестивый царь на веки вечные отдал монастырю под огород семь посадских мест, которые находились в городе Козельске».
В последующие века судьба обители была тесно связана с историей города Козельска, и многое пришлось пережить Оптиной пустыни за свою многовековую историю, когда забвение и оскудение сменялось процветанием[90]. В результате реформаторской деятельности Петра I, отношение к православной вере и внешним формам ее проявления стало прохладным. «Образованное» общество стыдилось прежней простодушной религиозности: на первых порах оно успешно скрывало, а потом и вовсе стало изживать ее. Но православие ответило на это явлением преподобных Паисия Величковского и Серафима Саровского, святителей Тихона Задонского, Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника. Именно ученики учеников преподобного Паисия Величковского привнесли в Оптину пустынь то, что сделало знаменитым дотоле мало кому известный монастырь под уездным городом Козельском.