После столь отменной шутки Долгорукий весело и торжественно отбыл в Верхотурье, отрядив специальную повозку курятнику. Делая остановки на почтовых станциях, он собирал приходные книги, перепутывал их, подправив даты отъезда и приезда, после чего возвратил, приведя в замешательство всё почтовое ведомство.
Подобные шутейства демонстрируют не столько барские причуды, сколько наглость самодура, уверенного в своей безнаказанности по причине своего привилегированного положения и возможности откупиться от „слуг закона“. Причуды такого рода сошли на нет после отмены крепостного права и общей либерализации российского общества. А во времена Фёдора Толстого или упомянутого Долгорукова была возможность проявлять свои дурные наклонности.
На них не оказывало благотворного влияния учение Иисуса Христа. Это лишний раз доказывает важность не формальной принадлежности к той или иной религии, а внутреннего убеждения, веры в высокие идеалы и следование им по мере собственных сил. Даже в том случае, когда самодур проявлял необычайную набожность, она выглядела не столько подлинной верой, сколько суеверием, формальным исполнением обрядов.
В. В. Головин
Один из примеров такого рода привёл писатель С.Н. Шубинский, подробно изложивший историю помещика XVIII века Василия Васильевича Головина. Она показывает, в частности, некоторые нравы патриархальной России, о которой в наше время имеются весьма искажённые представления.
Василий Васильевич оставил после себя „Записки бедной и суетной жизни человеческой“. Следовательно, имел в виду оставить назидание потомкам. Ему в молодые годы трудно давалось учение в недавно учреждённой Морской академии. По болезни он получил годичный отпуск и успел за это время жениться — в 21 год — на богатой вдове княгине Евдокии Кольцовой-Масальской, урождённой Хитрово.
Жизнь его складывалась непросто. Довелось ему пережить гнев царицы Екатерины Алексеевны, при которой он был в должности камер-юнкера, арест и ссылку. Позже, при „бироновщине“ его по какой-то причине арестовали, жестоко пытали и посадили в темницу. Он был освобождён благодаря огромной сумме, потраченной его супругой ради этой цели.
Несчастья, испытанные Василием Васильевичем сделали его подозрительным, замкнутым, чудаковатым и набожным до суеверия. Большую часть года он проводил в своём Новоспасском имении. Вставал ещё до восхода солнца, прочитывал полунощницу и утреню вместе с дьячком своим Яковом Дмитриевым. Затем являлись к нему с докладами и рапортами дворецкий, ключник, выборный и староста — по команде горничной девушки испытанной честности, Пелагеи Петровны Воробьёвой.
Она произносила: „Во имя Отца и Сына и Святаго Духа“. Предстоящие отзывались: „Аминь!“ Потом она напоминала: „Входите, смотрите, тихо, смирно, бережно и опасно, с чистотою и молитвою, с докладами и за приказами к барину нашему, государю: кланяйтесь низко его боярской милости и помните же, смотрите, накрепко!“ Все разом отвечали: „Слышим, матушка!“
Войдя в кабинет к барину, они кланялись ему до земли со словами:
— Здравия желаем, государь наш!
— Здравствуйте, — отвечал он, — друзья мои, не пытанные и не мученные, не опытные и не наказанные (такова была его поговорка). Ну что? Всё ли здорово, ребята, и благополучно у нас?
— В церкви святой и ризнице честной, — произносил, кланяясь, дворецкий, — в доме вашем господском, на конном и скотном, в павлятнике и журавлятнике, везде в садах, на птичьих прудах и во всех местах, милостию Спасовою, всё обстоит, государь наш, Богом хранимо, благополучно и здорово.
— В барских ваших погребах, — начинал своё донесение ключник, — амбарах и кладовых, сараях и овинах, улишниках и птичниках, на витчинницах и сушильницах, милостию Господнею, находится, государь наш, всё в целости и сохранности; свежую воду ключевую из святого Григоровского колодца, по приказанию вашему господскому, на пегой лошади привезли, в стеклянную бутыль налили, в деревянную кадку поставили, вокруг льдом обложили, изнутри кругом призакрыли и сверху камень наложили.
Выборный доносил так:
— Во всю ночь, государь наш, вокруг боярского вашего дома ходили, в колотушки стучали, в ясак звенели и в доску гремели, в рожок, государь, по очереди трубили, и все четверо между собою громогласно говорили; ношные птицы не летали, странным голосом не кричали, молодых господ не пугали и барской замазки не клевали, на крыши не садились и на чердаке не возились.
Заключительное слово произносил староста:
— Во всех четырёх деревнях, милостию Божию, всё обстоит благополучно и здорово: крестьяне ваши господские богатеют, скотина их здоровеет, четвероногие животные их пасутся, домашние птицы несутся; на земле трясения не слыхали и небесного явления не видали. Кот Ванька и баба-зажигалка в Ртищеве проживают, и, по приказу вашему боярскому, невейку ежемесячно получают, о преступлении своём ежедневно воздыхают и вас, государь, слёзно умоляют, чтобы вы гнев боярский на милость положили и их бы, виновных рабов своих, простили.
(Требуется пояснение. Бабой-зажигалкой велено было называть женщину, учинившую по неосторожности пожар. Кот Ванька был любимцем Василия Васильевича. Однажды он забрался в сетку, где хранилась живая рыба для барского стола, наелся, но запутался в сети, удавился. Слуги доложили хозяину о преступлении кота, умолчав о его смерти, после чего было приказано отправить Ваньку в ссылку.)
Выслушав донесения, Василий Васильевич отпускал докладчиков. Ему приносили чай. Впереди шёл один служитель с большим медным чайником с кипятком, за ним другой нёс большую железную жаровню с горячими угольями; шествие заключал выборный с веником, насаженным на палку для обмахивания золы и пыли. Поставив на железный лист жаровню, а на неё медный чайник и сотворив молитву Иисусову, слуги тихо выходили. Барин посылал за своим старшим сыном, которого поднимали с постели. После чаепития барин отправлялся к литургии и становился в церкви на своём особенном месте.
Спать он ложился засветло после сытного обеда. По приказу и после молитвы захлопывались со страшным стуком ставни и закреплялись железными болтами. Дворецкий входил в кабинет барина и получал наказ для передачи всем остальным (дворовых было около трёхсот человек):
— Слушайте приказ боярский. Смотрите, всю ночь не спите, кругом барского дома ходите, колотушками громче стучите, в рожок трубите, в ясак ударяйте, по сторонам не зевайте, и помните накрепко: чтобы птицы не летали, страшным голосом не кричали, малых детей не пугали, барской замазки не клевали, на крыши бы не садились и по чердакам не возились; смотрите ж, ребята, помните накрепко!
Подобный наказ давался старосте, а девица Воробьёва перечисляла ключнику его обязанности. Не забыты были и семь кошек, которые на ночь привязывались к семиножному столу в гостиной. За каждой кошкой следила особая девка.
Прочитав вечернее правило, Василий Васильевич ложился в постель и, крестясь, произносил: „Раб Божий ложится спать, на нём печать Христова и утверждение, Богородицына нерушимая стена и защищение, Крестителева благословенная десница, хранителя моего ангела всесильный и всемошный животворящий крест, бесплотных сил лики и всех святых молитвы; крестом ограждаюсь, демона прогоняю и всю силу его вражью искореняю, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь!“
С вечера и всю ночь в Новоспасском раздавался гром, звон, стук, свист, гам и крик, трещанье и беганье четырёх чередовых и стольких же караульных, призванных охранять барский дом от нечистой силы, которая, как известно, присутствует едва ли не всюду, закрадываясь даже в душу человеческую.
Зимовать Василий Васильевич отправлялся в Москву, для чего снаряжали около двадцати различных экипажей и до семидесяти лошадей. Впереди везли Владимирскую чудотворную икону Божьей Матери в золочёной карете и в сопровождении священника. Сопровождали процессию двадцать богато одетых верховых егерей.
К счастью для крепостных, причуды барина были безобидными, а сам он, хотя и строг, но не зол. Внешность Василия Васильевича была заурядной: невысок, сухощав, темноволос, с карими глазами, широким носом. Даже в восемьдесят лет он не употреблял очков и не потерял ни одного зуба; любил грызть орехи, которые для него мочили в кадках на целый год. Он постоянно носил на голове стёганую зелёную шапочку, сшитую в виде креста, так что одна полоса обходила вокруг головы, а две другие перекрещивались вверху. Согласно его завещанию, он был положен в этой шапочке в гроб, скончавшись весной 1781 года.
Его старший сын отслужил в Семёновском полку, а затем судьёй в калужском надворном суде. Выйдя в отставку и обосновавшись в Новоспасском, стал он причудником, но, в отличие от отца, не религиозного толка, а самого, что ни на есть, светского. Ему нравилось удивлять окружающих роскошью своего двора (усадебного) и разнаряженной дворни, среди которой были шуты и шутихи, дуры и дураки — как созданные таковыми природой, так и притворные.
Выезд барина происходил торжественно, словно царской особы, с гайдуками и скороходами, а в свите его состояли арабы, башкиры, татарки и калмычки. Гостям своим Головин задавал великолепные обеды и ужины, устраивал балы и причудливые маскарады. Были у него собственные оркестр, хор, цыганский ансамбль, который ему особенно нравился. Сопровождались празднества стрельбой из пушек и блистательными фейерверками.
А. Б. Голицын
В конце XVIII века среди россиян был популярен стишок:
Появились в России фармазоны,
И творят они всяческие резоны.
Под именем „фармазонов“ имелись в виду вольнодумцы и безбожники (так поясняется в толковом словаре В.И. Даля). Слово это — искажённое франкмасоны, что в переводе с французского означает „вольные каменщики“. Короче говоря — масоны.
Кто были эти люди? Какие же резоны они творили в нашей стране?
Среди них были личности от ничтожных до выдающихся, от чудаков до героев. Их влияние на российское общество было неоднозначным. В этой среде зародилось революционное движение декабристов.