Кузнецов спокойно собрал бумаги со стола и прошёл через приёмную, не обращая внимания на оторопевшую секретаршу. Выйдя из здания суда, он увидел две автомашины с гитлеровскими солдатами. Они удивлённо смотрели на окна второго этажа, откуда донеслись звуки выстрелов. «Поглазев» вместе с солдатами на окна, Кузнецов зашёл за угол дома и сел в поджидавшую его машину.
Одной из ловких и смелых операций разведчика было похищение генерала фон Ильгена, командующего особыми войсками.
Он жил в отдельном доме. У подъезда всегда стоял часовой, в доме находился денщик. Оба из числа украинских «добровольцев» (их называли «казаками»). Кроме того, в доме находилось ещё четверо солдат — охранников. Но был выбран момент, когда генерал отправил их в Берлин в «командировку», а точнее, с грузом награбленного им на Украине имущества.
В назначенный день Кузнецов, Струтинский и Каминский, ещё один помощник разведчика, подъехали к дому генерала Ильгена.
Увидев офицера, часовой вытянулся. Обер-лейтенант и сопровождающие прошли в дом. Навстречу Кузнецову поспешил денщик.
— Господин генерал скоро придёт, — доложил он.
Увидев направленное в него дуло пистолета, денщик без сил опустился на пол. Его обыскали, оружия при нём не оказалось. Вызвали в дом часового и обезоружили. Его место занял Струтинский.
Кузнецов начал обыск квартиры. Собирал все бумаги, даже личную переписку, разбираться с ними предстояло позже. Нашли автомат, два пистолета. Кузнецов взял в подарок Медведеву и охотничье ружьё Ильгена (оно сейчас в брянском музее).
Вдруг заговорил сидевший на полу часовой, по фамилии Луковский:
— Господин обер-лейтенант, товарищ командир… Разрешите мне снова на пост заступить, а то должна подойти смена, могут шум поднять.
Кузнецов быстро всё просчитал в уме и согласился. Риск был, но он чувствовал, что Луковский не обманывает. К тому же у него из обоймы вынули патроны, а Струтинский с автоматом в руках, не скрывая этого, наблюдал за «казаком».
Буквально через несколько минут раздался шум мотора, и к дому подъехала машина.
Грузный, могучего телосложения сорокадвухлетний генерал Ильген поднялся в дом, вошёл в гостиную и обомлел, увидев троих неизвестных. Но тут же, сообразив в чём дело, бросился на Кузнецова. Тот один не мог справиться с Ильгеном, на помощь пришли Каминский и Струтинский, и даже денщик ухватил хозяина за ноги. Ян Каминский связал руки Ильгену, но слабо, и засунул в рот кляп, тоже неумело.
Когда Ильгена выводили, он освободил руки, ударил в лицо Кузнецова, вытащил кляп и заорал по-немецки:
— Помогите! Помогите!
С трудом разведчикам удалось снова скрутить генерала и, накинув ему на голову шинель, втащить в машину.
В это время возле дома показались четыре немецких офицера. Что с ними делать? Можно перестрелять, но поднимется шум. И тут Кузнецов вспомнил о жетоне гестапо, который он привёз с собой из Москвы и ещё ни разу им не пользовался.
Достав жетон, он показал его офицерам, сказал, что задержан бандит в немецкой форме, и попросил их предъявить документы. Проверив их, троим предложил идти дальше, а четвёртого — им оказался личный шофёр Эриха Коха Пауль Гранау — попросил остаться в качестве понятого.
Таким образом, удача оказалась двойной: кроме генерала Ильгена разведчики захватили ещё одного человека, который многое мог бы рассказать…
Косвенно обер-лейтенант Пауль Зиберт участвовал в ликвидации ещё одного палача, генерала Прицмана, руководившего карательной экспедицией. Именно Кузнецов сообщил все детали, касающиеся этой экспедиции, и дал возможность партизанам организовать засаду, в которую угодил генерал.
Под натиском наступающих советских войск все немецкие учреждения были эвакуированы из Ровно во Львов. Туда же перебрался и Пауль Зиберт, теперь уже не «обер-лейтенант», а «хауптман» (капитан). Это надо было для маскировки — ведь «обер-лейтенанта» уже давно искала немецкая полиция.
Во Львове Кузнецов совершил ещё один акт возмездия, на этот раз в отношении вице-губернатора Галиции Отто Бауэра. Кузнецов со своими помощниками расстрелял машину генерала и всех, кто там был. В некрологе фашистская газета написала: «Отто Бауэр погиб за фюрера и империю».
Дольше оставаться в немецком тылу Кузнецов не мог. Вместе с Беловым и Каминским он направился к линии фронта, чтобы встретиться с советскими войсками. Но в селе Борятин Львовской области им встретился отряд бандеровцев. Завязался неравный бой. Исчерпав все силы, разведчики подорвали себя гранатой.
После гибели Николая Кузнецова было прочитано письмо, хранившееся в запечатанном конверте с надписью: «Вскрыть после моей смерти». В письме говорилось:
«25 августа 1942 года в 24 часа 05 минут я опустился с неба на парашюте, чтобы мстить беспощадно за кровь и слёзы наших матерей и братьев, стонущих под ярмом германских оккупантов.
Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа — германского тирана на Украине Эриха Коха.
Теперь я перехожу к действиям.
Я люблю жизнь, я ещё очень молод, но если для Родины, которую я люблю как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.
Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты бессмертны.
„Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!..“ Это моё любимое произведение Горького. Пусть чаще его читает наша молодёжь…
Ваш Кузнецов».
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года Николаю Ивановичу Кузнецову было присвоено звание Героя Советского Союза.
МАТИЛЬДА КАРРЭ (1910–1970)
Героиня этого очерка вошла в историю не только как знаменитая разведчица, но и как одна из самых коварных предательниц. На Западе её называют: «самая выдающаяся шпионка» или «Мата Хари Второй мировой войны».
После взятия немцами Франции в июне 1940 года горстка польских офицеров, не успевших эвакуироваться из Дюнкерка, организовала разведывательные ячейки во многих городах Франции.
Среди них был офицер разведки ВВС Польши капитан Роман Чернявски. Он стал одним из создателей и руководителей разведывательной сети, которую назвали «Интераллье» («Межнациональная»), со штаб-квартирой в Париже и получил кличку «Арманд».
Однажды он встретил тридцатилетнюю француженку Матильду Каррэ. Матильда происходила из военной семьи. Её отец во время Первой мировой войны был награждён орденом Почётного легиона. Каррэ работала в Красном Кресте, демонстрировала свою ненависть к немцам и казалась вполне заслуживающей доверия. «Арманд» взял её в свою организацию. Матильда стала его возлюбленной и ближайшей помощницей. 16 ноября 1940 года они связались с английской разведкой и вскоре начали радиопередачи на Лондон.
Постепенно «Интераллье» развернула свою сеть резидентур в четырнадцати точках, охватив почти всю территорию Франции, в том числе в такие ключевые места, как Брест, Шербур, Кале, Булонь, где они могли держать под постоянным наблюдением военно-морские сооружения немцев и передвижения флота, а также вблизи испанской границы, где помогали курьерам поддерживать регулярный контакт с британским посольством в Мадриде. Разведывательная сеть размещалась вдоль «зелёной границы» между оккупированной и неоккупированной зонами Франции. Агенты в таких промышленных центрах, как Лилль, Лион, Нант или Реймс, наводили ВВС Англии на заводы, производившие вооружение для Германии, и склады, где оно хранилось.
«Арманд» и Матильда Каррэ установили контакты с некоторыми высокопоставленными французами, которые, сотрудничая с немцами, тайно поддерживали движение Сопротивления. Одним из них был мэтр Броль, выдающийся парижский адвокат, игравший важную роль в движении Сопротивления. Матильда знала его ещё до войны, когда он вёл её бракоразводный процесс. Среди близких друзей Матильды были офицеры гестапо и абвера. Через несколько месяцев «Интераллье» уже насчитывала более ста двадцати членов, агентов и курьеров.
Гестапо и контрразведывательному отделу парижского абвера вскоре стало известно об эффективной разведывательной организации, работающей на Лондон, но многочисленные попытки выйти на неё или схватить хотя бы одного из её членов оказывались тщетными.
Для пеленгации радиопередатчиков, действующих в Париже, по улицам разъезжала специально оборудованная автомашина абвера, и однажды «Арманд», Матильда и их помощники чуть было не попались. Пришлось сократить количество радиоквартир, и в октябре 1941 года работа была сконцентрирована в тихом домике номер восемь на улице Вилла Леандр на Монмартре. Каждый день там шла невидимая работа: «Арманд» анализировал полученные от агентуры материалы, Матильда печатала их для съёмки на микрофильмы. Часто она заходила в его комнату так тихо, что он не слышал.
— Ты входишь бесшумно, как кошка, — как-то заметил «Арманд». — Я буду называть тебя «моя маленькая кошечка», — засмеялся он, не подозревая, что некоторое время спустя эта кличка станет знаменитой. — Это хороший псевдоним, мы будем его использовать в радиопередачах: «Кошка сообщает…» Звучит интересно и легко передаётся знаками азбуки Морзе: тире-точка-тире-точка-тире-тире.
С этого дня в Лондон пошли радиосообщения, начинающиеся словами: «Кошка сообщает…» Немецкой радиотехнической службе удавалось без труда перехватывать эти телеграммы: радиопередатчик выходил в эфир постоянно в 21 час, а самое главное, часть телеграмм даже не была зашифрована и передавалась с демонстративной наглостью. Все они содержали важную информацию и свидетельствовали о том, что «Кошка» располагает секретными сведениями, причём некоторые из них исходят от офицеров гестапо и абвера.
«Кошка» вскоре стала известна всей Франции — у французов имелись радиоприёмники и по ним можно было услышать слова «Кошка сообщает…» Это вдохновляло патриотов на борьбу, слово «Кошка» стало символом Сопротивления. Поймать «Кошку» для сотрудников германской контрразведки теперь стало не только долгом службы, но и делом чести.