Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус
В истории литературы с именем Дмитрия Мережковского неразрывно связано имя его жены Зинаиды Гиппиус. Эта супружеская пара одна из уникальных. По признанию Гиппиус, она прожила с Мережковским «52 года, не разлучаясь со дня свадьбы в Тифлисе ни разу, ни на один день».
Зинаида Николаевна родилась в 1869 году в городе Белеве Тульской губернии, куда попал ее отец после окончания юрфака Московского университета. Он был выходцем из старинной немецкой колонии в Москве. Мать будущей поэтессы – Степанова, родом из Сибири, дочь уездного полицмейстера.
Детство Зинаиды прошло на Украине, в Нежине. Одно время семья Гиппиус жила в Москве, и Зинаида училась в классической гимназии Фишера на Остоженке. Затем врачи обнаружили у нее начало туберкулезного процесса, и пришлось всем перебираться в Крым. Новое место жительства – Тифлис.
Летом в Боржоми, где отдыхали Гиппиусы, молодежь была без ума от «высокой, стройной блондинки с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки», как описал ее один из современников. Зинаида любила танцевать, увлекалась музыкой, живописью и особенно верховой ездой. И, конечно, сочинительством: вела дневник, писала стихи. Она с юных лет проявила склонность к самообразованию и самовоспитанию.
Там, в Боржоми, она встретилась с Дмитрием Мережковским, серьезным молодым человеком. О нем ей рассказали шепотом как о буддисте из Индии, который «ходит в халатах и ни с кем не разговаривает». Вскоре она увидела «буддиста» собственными глазами – «худенького молодого человека, небольшого роста, с каштановой бородкой».
Дмитрий Сергеевич Мережковский, прозаик, поэт, критик, религиозный мыслитель, родился в 1866 году семье дворцового чиновника из захудалого дворянского рода. Он учился на историко-филологическом факультете Московского и Петербургского университетов. Дмитрий любил путешествовать. В 1888 году он отправился в поездку с поэтом Минским, но потом они расстались, Мережковский спустился по Военно-Грузинской дороге в Закавказье и случайно (кто-то в дороге же ему посоветовал) попал в Боржом.
Было ему тогда двадцать три года, но он не предавался забавам молодости: гулял в основном один, сочинял пьесу из испанской жизни и штудировал английского философа Герберта Спенсера.
Гиппиус же никакой философией не интересовалась. Молодые люди стали встречаться. Обычно это происходило в тенистом боржомском парке.
22 июля 1888 года в Ольгин день произошло решительное сближение. В ротонде был танцевальный вечер, в зале – духота, теснота, а ночь, как вспоминает Гиппиус, «была удивительная, светлая, прохладная, деревья в парке стояли серебряными от луны. Шли с Д. С. (с Дмитрием Сергеевичем – так Гиппиус называла Мережковского), как-то незаметно оказались вдвоем, на дорожке парка…»
Во время этой прогулки и произошел откровенный разговор: не «объяснение в любви», не «предложение», а, как пишет Гиппиус, «оба – вдруг стали разговаривать так, как будто давно уже было решено, что мы женимся, и что это будет хорошо».
В сентябре Мережковский уехал из Тифлиса, и тогда они стали писать друг другу каждый день. Это была их единственная разлука после знакомства.
Наконец пришло время подумать о свадьбе. «В этот период мы с Д. С. ссорились, хотя не так, как в дни первого знакомства и в первый год после свадьбы, но все же часто. У обоих был характер по-молодому неуступчивый, у меня в особенности. Но в том, что всякие «свадьбы» и «пиры» – противны, что надо сделать все попроще, днем, без всяких белых платьев и вуалей, – мы были согласны».
8 января 1889 года, в церкви Михаила Архангела в Тифлисе произошло венчание. Зинаиде Гиппиус – 19, Мережковскому – 23 года. Остановившийся в гостинице жених явился в выстуженную церковь в толстой шинели с бобровым воротником, но, поскольку ступать под венец в верхней одежде не принято, шинель пришлось скинуть. Обряд был коротким и аскетичным.
Дома молодоженов ждал обычный завтрак, после чего, вспоминала впоследствии Гиппиус, «мы с Д. С. продолжали читать в моей комнате вчерашнюю книгу, потом обедали… Д. С. ушел к себе в гостиницу довольно рано, а я легла спать и забыла, что замужем».
Утром мама крикнула через дверь: «Ты еще спишь, а уж муж пришел. Вставай!»
«Муж? Какое удивление!» – восклицает Гиппиус.
Молодожены переезжают в Петербург. Началась семейная, а точнее, литературно-семейная жизнь, без детей. В воспоминаниях Елены Данько приведены слова Федора Сологуба. Когда разговор зашел о детях, поэт заметил: «Вот, например, Мережковский и Гиппиус – они сознательно говорили, что им детей не надо – они были сами в себе – во всей полноте».
Почти сразу Мережковский повез Гиппиус в редакцию «Северного вестника». Затем последовало «Живописное обозрение», всевозможные литературные вечера, знакомства с видными писателями и поэтами.
Мережковские вскоре перебрались в громадный дом на углу Литейного и Пантелеймоновской, известный как «дом Мурузи».
У Дмитрия Сергеевича была привычка гулять каждый день утром (перед завтраком, после работы, а работать каждый день с утра, это тоже было неизменно) – потом среди дня и вечером.
Мережковский способствовал появлению первой публикации Гиппиус – стихов, написанных под влиянием Надсона. Затем постепенно Зинаида Николаевна обрела свой собственный голос.
Свояченица Валерия Брюсова Бронислава Погорелова вспоминает: «Странное впечатление производила эта пара: внешне они разительно не подходили друг к другу. Он – маленького роста, с узкой впалой грудью, в допотопном сюртуке. Черные, глубоко посаженные глаза горели тревожным огнем библейского пророка. Это сходство подчеркивалось полуседой, вольно растущей бородой и тем легким взвизгиванием, с которым переливались слова, когда Д. С. раздражался. Держался он с неоспоримым чувством превосходства и сыпал цитатами то из Библии, то из языческих философов.
А рядом с ним – Зинаида Николаевна Гиппиус. Соблазнительная, нарядная, особенная. Она казалась высокой из-за чрезмерной худобы. Но загадочно-красивое лицо не носило никаких следов болезни. Пышные темно-золотистые волосы спускались на нежно-белый лоб и оттеняли глубину удлиненных глаз, в которых светился внимательный ум. Умело-яркий грим. Головокружительный аромат сильных, очень приятных духов. При всей целомудренности фигуры, напоминавшей скорее юношу, переодетого дамой, лицо З. Н. дышало каким-то грешным всепониманием. Держалась она как признанная красавица, к тому же – поэтесса. От людей, близко стоявших к Мережковским, не раз приходилось слышать, что заботами о семейном благоденствии (то есть об авансах и гонорарах) ведала почти исключительно З. Н. и что в этой области ею достигались невероятные успехи».
В 1890-е годы в кругу общения Мережковских преобладали писатели старшего поколения: Полонский, Плещеев, Случевский, Суворин и другие. Гиппиус, по воспоминаниям Слонимского, когда начинала печататься в «Вестнике Европы», то «кокетничала со старичками, и, так как была замечательно красива, с зелеными глазами, бойкая страшно, очаровывала их».
Литературный талант Мережковского и женское обаяние Гиппиус множили все новых их сторонников. 6 декабря 1901 года состоялось знакомство с Андреем Белым.
Мережковский и Гиппиус усиленно разрабатывали идею «тройственного устройства мира», Царства Третьего Завета, которое должно прийти на смену историческому христианству, а на уровне более практически-житейском – старались создать небольшую духовную общину.
Андрея Белого Мережковским так и не удалось завлечь в свою «коммуну», а вот Дмитрий Философов, литературный критик и публицист, в нее угодил.
Образование «тройственного союза» было некоторым вызовом обществу, его литературно-художественным кругам. С духовной общностью люди примирялись легко, но вот с совместным проживанием троих…
Укрепление «тройственного союза» совпало с паломничеством в Париж. Отъезд состоялся 25 февраля 1906 года.
11 мая 1907 года Гиппиус пишет Брюсову: «Теперь мы в Париже, пока радуемся ему и нашему оригинальному новому хозяйству (квартира дорогая и громадная, а мебели всего – 3 постели, несколько кухонных столов и 3 сломанных кресла!) и похожи, по настроению, на молодоженов. Новый способ троебрачности…»
Любовь любовью, но и мужа З. Н. не обделяла вниманием. Она по-прежнему была первой слушательницей всех его сочинений, его критиком и советчиком.
В Париже «у нас было три главных интереса: во-первых, католичество и модернизм (о нем мы смутно слышали в России), во-вторых, европейская политическая жизнь, французы у себя дома. И наконец – серьезная русская политическая эмиграция, революционная и партийная».
Летом 1908 года троица вернулась в Петербург, но и здесь союз их не распался. Он был настолько тесен, что некоторые письма подписывали втроем, втроем сочинили пьесу и втроем же путешествовали по России.
О жизни Мережковских ходили легенды. Художник Александр Бенуа в своих мемуарах дает яркие зарисовки царивших в салоне нравов. «Особенно же озадачила нас супруга Мережковского «Зиночка Гиппиус», очень высокая, очень тощая, довольно миловидная блондинка с постоянной «улыбкой Джоконды» на устах, но неустанно позировавшая и кривляющаяся; была она всегда одета во все белое – «как принцесса Грез». Не успели мы… с ней познакомиться, как она бухнулась на коврик перед топящимся камином и пригласила нас возлечь рядом».
Революцию Мережковские не приняли. В начале 1920 года супруги вместе с Дмитрием Философовым и студентом Володей Злобиным, который впоследствии станет секретарем Гиппиус, покидают Россию.
В эмигрантском изгнании сначала была Польша. В Варшаве Мережковские развили бурную деятельность, организовали газету, разрабатывали планы по освобождению России от большевиков. Как известно, все подобные проекты потерпели крах, и Мережковские уехали в Париж, где у них еще сохранилась квартира с дореволюционных времен. «Они отперли дверь своим ключом, – пишет Нина Берберова, – и нашли все на месте: книги, посуду, белье.