Третий штурм Севастополя был особенно ожесточенным. Только на батарею Александера было брошено несколько полков пехоты, не считая саперной роты, оснащенной огнеметами и зарядами для подрыва бронебашен. Артиллерийский огонь был настолько плотным, что в амбразуры беспрестанно залетали раскаленные осколки, вызывавшие пожары и ранившие людей. На седьмой день штурма снаряд одного из «монстров» угодил в башню. Погибли наводчики и замочные, тяжело ранило командира башни. Однако расчет заменили, орудия ввели в строй – и дуэль продолжилась.
Вскоре «Карлы» были сильно повреждены огнем батареи Александера и их вывезли в Германию. Генерал-майор, командовавший «Дорой», счел за благо просить о срочном перебазировании за пределы Крыма…
Однако и силы защитников таяли. Батарею Александера прикрывал батальон морских пехотинцев и минометная батарея лейтенанта Пятецкого. К 12 июня от батальона осталось меньше роты. Сильно поредел и 90-й стрелковый полк, державший фронт близ 30-й.
Положение стало критическим. На общем совете личного состава было принято решение прорываться небольшими группами в горы, к партизанам. Через несколько дней противник опоясал батарею пулеметными точками. Соловьев, руководивший одной из последних групп прорыва, был тяжело ранен.
Александер уходил последним. В подземных галереях оставались только раненые, которые не могли передвигаться, и медперсонал.
24 июня командир попрощался с политруком и вместе с небольшой группой батарейцев через водосток ночью вышел к реке Бельбек. Через несколько дней предатель из местных жителей выдал Александера, и он был расстрелян в симферопольской тюрьме.
После ухода из Севастополя последних кораблей на батарее продолжались подземные бои еще 19 суток! Искалеченные моряки встречали врагов автоматным и винтовочным огнем. Когда же был захвачен центральный пост, старший политрук Ермил Соловьев, не желая попасть в плен, застрелился. Призывы к сдаче и всяческие посулы остались безответными. Тогда гитлеровцы стали нагнетать в подземные сооружения газы. Под землей наступила тишина…
Зорге мог остаться в живых
Десять адвокатов из японского города Иокогама в свободное от основной работы время посвятили себя тщательному изучению всех обстоятельств расследования дела Рихарда Зорге, последующего суда над ним и смертной казни. Конечно же, десять юристов во главе с господином Тошиаки Манабе, ставшим председателем «Комитета Зорге» в Иокогаме, отдавали себе отчет в том, что результат их исследования будет иметь для юриспруденции чисто теоретическое значение и не повлечет за собой никаких практических последствий.
На свет появился обширный юридический труд, который тут же получил гриф «Для служебного пользования» и был разослан лишь в адвокатские палаты по всей Японии. Авторы его пришли к весьма неожиданным для властей выводам. Главный из них – смертный приговор, вынесенный Рихарду Зорге в 1941 году и приведенный в исполнение 7 ноября 1944 года, был грубой юридической ошибкой.
Конечно же, никто из юристов не пытался ставить под сомнение тот факт, что Рихард Зорге был советским разведчиком, работавшим в Шанхае, а затем в Японии «под крышей» корреспондента немецкой газеты «Франкфуртер цайтунг». Его задачей был анализ политики Японии по отношению к Советскому Союзу и оценка германо-японских отношений. В короткое время Зорге завоевал доверие и уважение влиятельных лиц, в первую очередь тогдашнего германского посла Отта.
В результате многочисленных контактов Рихарду Зорге удалось передать в Москву информацию о том, что через месяц Германия намерена напасть на Советский Союз. Что и случилось.
А 15 октября 1941 года Зорге телеграфировал, что Кванту некая армия не планирует нападение на СССР. Благодаря этой информации был дан зеленый свет для переброски дивизий Красной армии с Дальнего Востока на советско-германский фронт.
Р. Зорге
В октябре 1941 года Рихард Зорге был арестован по подозрении в шпионаже и предстал перед закрытым для общественности судом. Основой для приговора являлась статья 4 закона о защите государственных тайн. Конкретно же Зорге обвинялся в том, что стал обладателем совершенно секретных материалов Императорской конференции, на которой было принято решение вторгнуться не в Советский Союз, а в страны Юго-Восточной Азии.
Ознакомившись с горами актов, записей бесед и протоколов, адвокаты из Иокогамы пришли к однозначному выводу: Зорге лишь анализировал и обобщал информацию, полученную от других лиц.
Например, посол Отт сообщил ему, что Япония намерена напасть на СССР. При этом он ссылался на министра иностранных дел Матсуоку, который участвовал в Императорской конференции.
Другой источник состоял из цепочки в три человека, в том числе армейского офицера по фамилии Фидзи. Последний ответил на вопрос о том, как прошла Императорская конференция, весьма лаконично: «Отлично». Когда этот ответ дошел через посредников до Зорге, то он поверил этой информации, взвесил для себя все «за» и «против» и сделал вывод – Япония не решится напасть на Советский Союз.
Ни «шпионажа», ни «разглашения государственных тайн» не было и в помине. А преступления, за которое был осужден и казнен Рихард Зорге, не существовало. Советский разведчик понес наказание за то, что его выводы были единственно верными.
Для юристов из Иокогамы остается также неясным вопрос о том, почему адвокаты Рихарда Зорге на один день просрочили обжалование приговора. Возможно, судьи вообще не оповестили адвокатов о последнем сроке подачи заявки. Если бы это случилось, уверен юрист Хосаку Кусанабе из «Комитета Зорге», то германский журналист, он же советский разведчик, остался бы в живых…
Сталин мог пасть от авторучки Риббентропа
Они встречались дважды. И оба раза в августе – сентябре 1939 года в Москве. Тогда были заключены советско-германские соглашения, часть которых, снабженная грифом «Секретно», стала известна лишь сравнительно недавно. «Я чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей», – заявил Риббентроп в марте 1940 года в беседе с итальянским министром иностранных дел Чиано.
А четыре года спустя, в 1944 году, Риббентроп решил убить Сталина.
Разрабатывая план убийства, Риббентроп с чисто немецкой дотошностью и педантичностью изучил все возможные варианты задуманной им акции. Он знал: Кремль, где живет и работает Сталин, давно превращен в неприступную крепость. Охрана Сталина – это тысячи хорошо подготовленных офицеров и агентов спецслужб.
И. фон Риббентроп
Риббентроп был дипломатом, и решение подсказала его профессия. Если нельзя ликвидировать Сталина в его резиденциях, значит, надо выманить его на какую-либо международную конференцию и там совершить террористический акт. Гитлер одобрил план своего министра. Вслед за фюрером план поддержали Борман и Гиммлер. После этого Риббентроп явился к руководителю политической разведки рейха Вальтеру Шелленбергу. Годы спустя в мемуарах Шелленберг писал:
«В личной беседе с фюрером, – заявил Риббентроп, – я сказал, что готов пожертвовать собой ради Германии. Будет организована конференция, в работе которой примет участие Сталин. На этой конференции я должен убить его.
– Один? – спросил я.
– Фюрер сказал, что одному этого не сделать. Он просил назвать человека, который сможет помочь мне. Я назвал вас…»
Риббентроп, конечно, понимал, что на конференции будет очень сильная охрана и вряд ли удастся пронести в зал заседаний гранату или револьвер. Он слышал, что «техническая группа» Шелленберга изготовляет револьверы, по форме ничем не отличающиеся от пишущей ручки. Из такого револьвера можно стрелять крупнокалиберными пулями на расстоянии 6–7 метров. Это оружие и намеревался пустить в ход террорист-министр.
Однако Шелленберг в отличие от Риббентропа не имел никакого желания выступать в роли камикадзе:
«Я считал, что план Риббентропа, мягко выражаясь, – результат его нервного и умственного переутомления, – пишет он. – Я предложил, чтобы он прежде создал необходимые условия для осуществления плана и добился согласия Сталина участвовать в работе конференции. Если же ему это удастся, я буду готов поддержать его словом и делом».
…Уже после войны, в 1946 году, Риббентроп – обвиняемый на Нюрнбергском процессе – в тюремной камере начал писать нечто вроде мемуаров, восстанавливая в памяти отдельные факты и события собственной биографии. Позднее эти записки были изданы в Германии под заголовком «Между Лондоном и Москвой». Особенно часто вспоминались экс-министру его визиты в Москву в 1939 году, переговоры и встречи со Сталиным; он вспомнил даже о том, какой пышный банкет был устроен тогда в его честь в Кремле. «Подавали великолепные блюда, а на столе стояла отличавшаяся особой крепостью коричневая водка, – писал он. – Но на Сталина эта водка словно не действовала. Когда я высказал ему свое восхищение превосходством русских глоток над немецкими, Сталин рассмеялся и, подмигнув, выдал „тайну“: сам он пил на банкете только крымское вино, которое имело такой же цвет, как и эта дьявольская водка».
Подобные эпизоды Риббентроп помнил в деталях, а вот о попытке «принести себя в жертву во имя Германии» он, похоже, «забыл».
(По материалам Ю. Корнилова)
Аэростаты заграждения в небе столицы
Рассказывает Александр Бернштейн, ветеран воздухоплавания: – Аэростаты заграждения несомненно сыграли немалую роль на войне. Несмотря на их уязвимость, они прикрывали от прицельного бомбометания более 20 крупных наших городов от Баку до Мурманска!
И прошли с ними боевую фронтовую службу почти 50 тысяч воинов-аэростатчиков.
Аэростат над Москвой
Боевая тактика ПВО по защите Москвы была запланирована еще до войны, планировалась по видам вооружения. Истребительные авиаполки должны были базироваться в радиусе 120 км от центра Москвы. Их задача – встреча и уничтожение в воздухе самолетов противника на рубеже 150–200 км от столицы. Пояс огня зенитной артиллерии на уничтожение самолетов противника планировался в радиусе 30–35 км от центра города, а также внутри этого пояса. В этом же поясе действовали световые поля прожекторов. На аэростаты заграждения возлагалась защита центральной части Москвы в радиусе около 8 км, а также под