После первичного водолазного обследования стало ясно, что живых людей внутри «Адмирала Нахимова», лежавшего на грунте на глубине 50 метров, нет. Тогда решено было начать поиск и подъем тел погибших, оставшихся во внутренних помещениях затонувшего лайнера.
Для работы военным водолазам отвели кормовую часть корпуса «А. Н.», а гражданским – носовую. При этом наибольшую нагрузку пришлось вынести военным водолазам, обследовавшим самые сложные и опасные места лайнера, их работало 98 человек. Они провели 568 спусков под воду с общим временем пребывания там более 1360 часов, осмотрели 253 судовых помещения и подняли на поверхность 120 трупов, в том числе из корпуса лайнера – 111. Но при этом не обошлось без гибели двух водолазов, попавших в ходе своей работы в экстремальные ситуации. Так, 10 сентября погиб мичман Ю. В. Полищук, спасавший своего напарника капитан-лейтенанта И. Ивлева и из-за этого израсходовавший весь свой запас дыхательной смеси… Он был посмертно представлен к государственной награде. А через 9 дней после гибели Полищука аналогичная участь постигла и водолаза-мичмана С. А. Шардакова. И тогда последовало распоряжение о прекращении водолазных работ, связанных с поиском погибших. Гражданскими же водолазами было обнаружено и поднято 150 тел погибших.
Навигационная веха, выставленная на месте гибели «Адмирала Нахимова», напоминает теперь морякам о трагедии, разыгравшейся в Цемесской бухте в конце лета 1986 года. Другое ее свидетельство – скромный памятный знак на берегу мыса Дооб, возле одноименного маяка. Сюда 31 августа приходят те, для которых эта дата осталась незаживающей раной, роковым днем в их жизни.
«Зомби» на подоконнике
Рассказывает И. Гамаюнов:
– От чего же должен бежать человек, если смерть ему желаннее жизни?… От того, что страшнее смерти… Но что страшнее? Что подтолкнуло к самоубийству Ахромеева, Кручину, Павлова?
Одни говорили, будто действует таинственная зондеркоманда, спешно убирающая хорошо осведомленных людей, чтобы обезопасить подлинных, оставшихся на свободе руководителей путча. Другие утверждали, будто жертвы заранее прошли психологическую обработку, в них заложена программа на самоубийство, и в час «икс» по условному сигналу (телефонный звонок и голос в трубке, медленно произносящий, например, слова: «Красный мак») человек бессознательно, как во сне, вяжет себе петлю или открывает створки окна.
Дом на ул. Щусева, 10
При расследовании подобных дел стали употреблять словечко «зомби», означавшее – «закодированный человек» или «оживленный мертвец». Заговорили о том, что ключевые фигуры партаппарата прошли гипнотическую обработку, что этим смертникам суждено уходить из жизни по мере того, как следствие будет раскрывать финансовые и другие тайны КПСС.
В Краснопресненской райпрокуратуре самоубийством бывшего управделами ЦК КПСС Г. С. Павлова занимался молодой следователь Д. К. Бахрушин.
Воскресным утром по звонку он выехал с дежурной бригадой на Щусева, 10. По телефону сообщили: на газоне обнаружено тело. Первым его увидел слесарь, смотревший телевизор в своей служебной квартире. Он вначале услышал глухой удар, подумал: дети балуются, выглянул в окно, а там… Человек лежал лицом вниз, но слесарь, служивший здесь 13-й год, узнал сразу: Павлов.
Признаков насильственной смерти не было. Медэксперт, осмотрев несчастного, определил «обширную тупую травму тела», вызванную ударом о землю, и – ничего более. В домашнем же кабинете Г. С. Павлова Бахрушин обнаружил образцовый порядок. На письменном столе справа, как и всегда, стояла бронзовая статуэтка Ленина – ее легко было сбить на пол, если допустить мысль о таинственных злодеях, выбросивших хозяина после схватки в окно. Аккуратно составлен с подоконника на пол его любимый сувенир – макет танка. Стул – у окна. Шлепанцы – возле. Записка из двух слов – на столе: «Только кремация».
Словом, Бахрушин не обнаружил ни следов насильственной смерти, ни признаков доведения до самоубийства, на которое Павлов пошел со свойственной ему обстоятельностью: утром последнего дня побрился, даже позавтракал, сказал своим, что побудет в кабинете, и вышел. Навсегда.
И еще его домашние вспомнили: незадолго до этого дня Георгий Сергеевич в разговоре о самоубийстве Кручины категорически не согласился с его признанием в предсмертной записке. «Нет, он не трус, – сказал Павлов. – Лишить себя жизни может только мужественный человек». Подумав, добавил, что так бы не смог.
Можно допустить, что Н. Кручине, замешанному в квартирных и финансовых операциях последних лет, было что скрывать. А Павлову? Неужели не «поросла быльем» его деятельность? Мне объяснили, что с трудом можно представить себе, кем на самом деле были эти два человека. Распоряжаясь миллиардными суммами и неисчислимыми бытовыми благами, они обладали громадной властью. Фактически это были теневые руководители государства.
Какие же тайны унес с собой Павлов? Этот вопрос остался за пределами следствия, выяснявшего – сам или с чьей-то помощью распорядился он своей жизнью. Следствие не установило ни в одном из этих случаев признаков доведения до самоубийства. Но, как объяснил мне Бахрушин, он, расследуя самоубийство Павлова, имел в виду традиционные способы – угрозы, шантаж. А если были применены нетрадиционные?…
(По материалам И. Гамаюнова)
«Тросик» для советника президента
Рассказывает Сергей Турченко:
– Мне довелось беседовать со старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Л. Прошкиным, который занимался расследованием обстоятельств гибели Маршала Советского Союза С. Ф. Ахромеева. 6 августа 1991 года Ахромеев вместе с супругой находился в очередном отпуске в военном санатории г. Сочи. О подготовке ГКЧП и его планах маршалу не было известно. Утром 19 августа, услышав по телевидению о происходящем в стране, он вылетел в Москву. В тот же день встретился с вице-президентом СССР Г. Янаевым и вошел в состав штаба ГКЧП, где проводил работу по сбору и анализу информации о военно-политической обстановке в стране.
24 августа Сергей Федорович прибыл в свой рабочий кабинет в Кремле и, будучи в состоянии депрессии после провала замысла ГКЧП, принял решение о самоубийстве. В 9 часов 40 минут утра он совершил первую попытку повешения, о чем оставил записку такого содержания:
«Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9.40) не удалась. Порвался тросик. Очнулся в 10.00. Собираюсь с силами все повторить вновь.
Ахромеев».
Памятник на могиле С. Ф. Ахромеева
Тем не менее возникает немало вопросов и сомнений. Начну с элементарных противоречий и нестыковок, зафиксированных в самом следственном деле. Приведу несколько цитат из него.
«24 августа 1991 года в 21 час 50 минут в служебном кабинете № 19 „а“ в корпусе 1 Московского Кремля дежурным офицером охраны Коротеевым был обнаружен труп Маршала Советского Союза Ахромеева Сергея Федоровича (1923 года рождения), работавшего советником Президента СССР». (Из рапорта.)
«Приехали в Кремль. Ахромеев сказал: „Езжайте на базу, я вас вызову“. И не вызвал. В 10 часов 50 мин я позвонил ему в Кремль и отпросился на обед. Он меня отпустил и сказал мне, чтобы я в 13.00 был на базе». (Из показаний водителя Н. В. Платонова.)
«Был на работе с 10 до 15 часов. Ахромеева не видел. Его кабинет был открыт, я это определил по тому, что в кабинет входили и выходили, но кто – я не знаю. Я считал, что это входит и выходит Ахромеев, так как секретари в субботу не работали. Когда я уходил, то в двери Ахромеева ключ не торчал… Я точно помню, что ключа в двери Ахромеева не было, иначе я не выключил бы свет в коридоре». (Из показаний советника Президента СССР В. В. Загладина).
«Коротеев В. Н. доложил мне (около 24 часов. – Авт.), что в 19 „а“ кабинете советника президента СССР Ахромеева С. Ф. ключ – в замочной скважине, а света в кабинете нет и что он просит меня прибыть…» (Из показаний коменданта корпуса 1 Кремля М. И. Барсукова.)
«От кого-то из охраны, его зовут Саша, я слышала, что он видел Сергея Федоровича около 2 часов дня в субботу». (Из показаний референта советника президента СССР А. В. Гречиной.)
Из приведенных цитат следует, что, очнувшись в 10 часов (записка Ахромеева) после первой попытки самоповешения, в 10.50 Сергей Федорович преспокойно разговаривает с шофером и даже после 13.00 собирается куда-то ехать. Опять же после 10.00 (!) в кабинет к нему кто-то многократно заходит и выходит. Некто Саша видит Ахромеева живым и здоровым в 2 часа дня. Загладин свидетельствует, что в 15 часов ключа в двери кабинета Ахромеева нет, а в 21.50 он откуда-то появляется.
Есть и немало других не объясненных следствием «белых пятен», в той или иной мере «диссонирующих» с официально принятой версией. Во-первых, самоповешение, согласитесь, для сугубо военного человека – крайне не характерная форма сведения счетов с жизнью. Еще более удивляет способ – в сидячем положении. Трудно поверить, что человек, никак не связанный с криминальным миром, где такой способ практикуется часто из-за «архитектурных особенностей» тюремных камер, сам смог дойти до такой придумки. Да еще и реализовать ее в помещении, где потолок будто специально оборудован всяческими крюками для тяжелых люстр. А синтетический шпагат (кстати, в записке он назван «тросиком», будто Ахромеев писал ее до того, как лично увидел орудие повешения), который порвался при первой попытке? Ахромеев, собравшись с силами после неудавшегося самоповешения, вместо того чтобы просто взять новый кусок шпагата да сложить его вдвое для прочности, ищет клеящую ленту и обматывает ею оборванные концы. Такое впечатление, будто он был закрыт в кабинете и не имел доступа в комнату секретарей…
Во-вторых, когда Прошкину поручили расследование случившегося, то следователя долго не пускали к месту происшествия и в конце концов запретили взять с собой понятых. Ими стали… сотрудники госбезопасности, дежурившие в том же здании, где находился кабинет Ахромеева.