ли к нему под благословение, целовали руку и величали патриархом.
Между тем не только народ, но и сам царь по доброте сердца своего почувствовал вскоре утрату столь великого мужа. Он нередко вспоминал о бывшем патриархе с сожалением, посылал ему необходимые вещи и подарки. Алексей Михайлович сознавал, что виноват перед ним, что наказал не так, как наказывает монарх своего подданного, хотел примириться с ним и просил его благословения. Никон понимал настроение царя, но отвечал, что простит только тогда, когда его вернут из ссылки. Царь промолчал, не желая явно пренебрегать приговором им самим приглашенных патриархов. Однако он еще раз повторил свою просьбу, на что Никон отвечал, что благословляет царя и его семейство, но простит, если его вернут из ссылки. Вероятно, царь высказывал такое намерение, потому что придворные интриганы забили тревогу, и в начале 1681 года в Москву был прислан донос, будто под видом богомольцев к Никону приезжали агенты С. Разина и подходили под благословение опального патриарха. В доносе указывалось также, что к Никону приходили воровские донские казаки, чтобы освободить его из заточения.
В Москве всполошились и произвели дознание: донос не подтвердился, но перед кельей Никона стали постоянно дежурить 20 стрельцов с дубинами. Старика стесняли в чем только было можно, и он стал хиреть и чахнуть. Долгие физические страдания сломили крепкую натуру Никона, и он стал уже не требовать, а просить пощады. Узник послал царю письмо, в котором просил прощения за все, в чем его считали виноватым: «Я болен, наг и бос; сижу в келье затворен четвертый год. От нужды цынга напала, руки больны, ноги пухнут, из зубов кровь идет, глаза болят от газа и дыму. Приставы не дают ничего ни продать, ни купить; никто ко мне не ходит, и милостыни не у кого просить. Ослабь меня хотя немного!»
На этот раз царь не остался глухим к просьбе Никона и приказал содержать его в Ферапонтовом монастыре без всякого стеснения. Стражу отозвали, патриарху дали отдельную келью (чистую и просторную), еда его сделалась не только обильной, но и роскошной. Ему даже разрешили завести собственное хозяйство, и он составил себе библиотеку; лечил больных и в свободное время полюбил ездить верхом. Мирясь с судьбой, согласился принимать от царя подарки и денежную пенсию.
Однако переход от голода и нищеты к относительному благополучию был так резок, что Никон стал заметно слабеть, и не только телом… Он вступил в мелкие монастырские дрязги, нередко ссорился с монахами, постоянно был чем-то недоволен, ругался и даже писал царю доносы. Один раз, например, пожаловался на Кирилловского архимандрита, что тот напускает к нему в келью чертей, которые его беспокоят…
Царь Федор Алексеевич после вступления на престол хотел было возвратить Никона из заточения, но патриарх Иоаким под разными предлогами противился этому, ибо не хотел иметь соперника. В 1676 году по царскому указу Никона перевели под надзор двух старцев в Кирилловский монастырь, где ему устроили более сносное пребывание. Но и там бывший патриарх терпел гонения и напасти до тех пор, пока по ходатайству великой княжны Татьяны Михайловны, имевшей к нему особое уважение, и по просьбе многих духовных и светских лиц царь не повелел в 1681 году перевести его в Воскресенский монастырь. Но к этому времени Никон, удрученный дряхлостью лет и немощью тела, претерпевший столько скорбей и страданий, был уже тяжело болен и еще до получения царского указа принял схиму. Однако, получив указ, он немедленно отправился в свою любимую обитель, но по дороге скончался…
Никола Фуке – миллионер XVII века
Николá Фуке, одного из наиболее значительных деятелей Франции второй половины XVII века, за достоинства ненавидели больше, чем за его недостатки. Назначенный в 1653 году сюринтендантом финансов, Фуке нес ответственность за доходы государства[22]. Он сказочно разбогател на торговле во французских североамериканских колониях, а также за счет финансовых сделок в собственной стране. Фуке пользовался доверием у банкиров Франции и Европы и под свои личные обязательства получал огромные суммы. Кроме того, в самый разгар Фронды он купил должность генерального прокурора парижского парламента в надежде, что это поспособствует его дальнейшей карьере. Фуке вел и финансовые дела королевы-матери Анны Австрийской, снабжал ее деньгами и полагал, что может рассчитывать на ее защиту.
Однако против Фуке выступили могущественные силы, и прежде всего кардинал Мазарини, который, с одной стороны, осыпал министра похвалами и обогащался с его помощью, а с другой – не любил и побаивался этого смелого, преуспевающего и уверенного в себе человека. Но главным врагом сюринтенданта выступил контролер финансов Жан-Батист Кольбер, видевший в Фуке удачливого и опасного конкурента. Замкнутый, но наблюдательный Кольбер изо дня в день собирал компрометирующие Фуке материалы, терпеливо ожидая часа, чтобы нанести смертельный удар беспечному противнику.
Николá Фуке. Гравюра Р. Нантейя. XVIII в.
Фуке не подозревал о могущественном противнике Ж.-Б. Кольбере, которого каждый день принимал король, на все представления сюринтенданта писавший возражения под диктовку контролера финансов. Но наконец Фуке узнал о проделках Ж.-Б. Кольбера, и оба противника вступили в борьбу, однако если первый действовал открыто, то второй – тайно и лицемерно.
Между тем Фуке в своем замке Во-ле-Виконт собирался дать праздник в честь короля, рассчитывая так подействовать на Людовика XIV, что его враг будет побежден. Все в этот праздничный вечер источало радушие и гостеприимство хозяина. Фуке ждал в гости весь двор и потому не считался ни с какими расходами (даже из государственной казны) на отделку своего любимого дворца. Чудеса со всех сторон окружали короля и прибывших гостей, которых сопровождала французская гвардия и более многочисленный, чем обычно, отряд мушкетеров. Фуке предложил потрясенным гостям в специальной коляске проехаться по центральной аллее между двумя стенами воды, бившей из больших и малых фонтанов. По условному знаку в двух больших бассейнах забили фонтаны, причем вода в них меняла свой цвет, становясь поочередно красной, желтой, зеленой, серебристой или золотистой.
Украшенные белым шелком позолоченные гондолы с гондольерами в белоснежных одеждах скользили по каналу, в воде которого тонули все отражения. На этой равнине, в разгар жатвы, когда вся земля кругом трескалась от зноя, вода была немыслимой роскошью. И Людовик XIV с горечью думал, что ему никогда еще не приходилось видеть такой феерии укрощенной стихии, подчиняющейся невидимым механизмам.
Затем началось пиршество: гостей ожидали 80 накрытых столов и 30 буфетов. Вся посуда на столе, за которым обедал король, была сделана из массивного золота, что стало поводом для особого раздражения Людовика XIV, ведь в Лувре вся золотая посуда давно была переплавлена для оплаты расходов на Тридцатилетнюю войну. Король был потрясен: Фуке показал, кто именно был правителем Франции. Когда зашло солнце, все вернулись во дворец, где при свете факелов устроили стрельбу пробковыми пулями по всякого рода дичи и животным, которых напустили в комнаты заранее. Была устроена и беспроигрышная лотерея, призами в которой являлись бриллианты, драгоценные вещи, великолепное оружие, породистые лошади и т. д.
Программа праздника казалась бесконечной. В какой-то момент посреди одного из фонтанов раскрылась огромная раковина, в которой появился настоящий театр. В нем была представлена комедия Мольера «Несносные», в которой одну из ролей играл сам автор. А вечером в небо над замком взвился фейерверк, взрывались осветительные ракеты, низвергались снопы искр… Полночь давно миновала, но никто и не думал расходиться. Своим великолепием праздник в Во-ле-Виконт, который обошелся Фуке в несколько миллионов ливров, превзошел все, что Франция видела до сих пор. Однако и Ж.-Б. Кольбер не дремал: он мимоходом заметил королю, что только личными доходами сюринтендант не мог бы покрыть расходы на праздник. Гордость Людовика XIV была сильно оскорблена тем, что подданный превзошел его роскошью и великолепием, а замок Фуке затмил все королевские дворцы.
Когда Людовик XIV любовался с террасы чудесным видом, вдруг откуда-то сверху раздались звуки музыки. Это заиграли сидевшие на деревьях музыканты: король обернулся и увидел перед собой Фуке, склонившегося к земле. Министр преподнес монарху пергаментный свиток, в котором указывалось, что хозяин предоставляет замок Во-ле-Виконт со всеми его угодьями в дар королю. Расчет Фуке оказался верным: самолюбие короля было удовлетворено, и он с улыбкой протянул министру руку. Однако это не спасло Фуке, так как судьба его уже была предрешена…
Король готов был арестовать хозяина в его собственном доме, но королева-мать удержала его. Через две недели после праздника д’Артаньян арестовал Фуке на соборной площади города Нанта. Сюринтенданта посадили в карету вместе с четырьмя мушкетерами, а потом к ним присоединились еще 100 человек охраны. Несколько месяцев Фуке перевозили из одной тюрьмы в другую, и наконец он оказался в Бастилии. Здесь к нему приставили стражу из мушкетеров, которые не выпускали его из поля зрения ни днем ни ночью, а двое даже спали в комнате узника.
В середине ноября 1664 года генеральный прокурор Талон предъявил бывшему министру обвинение в расхищении государственных средств и оскорблении короля, даже в заговоре и бунте против него – словом, хотели найти любой предлог, чтобы вынести Фуке смертный приговор. Сюринтендант, используя многочисленные документы, защищался твердо и умело, признав себя только в нарушении некоторых финансовых формальностей. Как судьи ни старались, они не смогли уличить Фуке ни в оскорблении короля, ни в заговоре. Судебный процесс длился больше года, и под конец девять голосов было подано за смертную казнь, а тринадцать – за ссылку, но Людовик XIV своей властью заменил Фуке ссылку на пожизненное заключение.