«Сумасшедшие дни. Упоение любовью! Что это значит? Вот уже двенадцать лет я не испытывал ничего подобного, это сумасшествие! “Двенадцать” противостояла “двум”. Шарлотта полна благородства, никто так не любит как она. Вопрос о женитьбе уже не стоит, это мой священный долг».
Бенжамен сообщил о своем решении Жермене, после чего началась буря. «Буря, – как пишет писатель, – которая продолжалась целый день и всю ночь».
Мадам де Сталь умела защищать свои интересы, устраивая бесконечные сцены. На рассвете, побежденный, обессиленный, исчерпав все аргументы, Бенжамен обещал не жениться… но это не помешало ему упиваться счастьем с Шарлоттой. На следующий год Констан приехал навестить Жермену в Коппе. Едва он вышел из экипажа, как Жермена схватила его за руку и силой потащила в парк. Эхо разносило ее крики, оскорбления в адрес Шарлотты и упреки Бенжамену.
Все время его пребывания в замке Жермена с растрепанными волосами, с голой грудью, с блуждающим взглядом появлялась то в парке, то в комнате любовника, постоянно угрожая убить себя, если он бросит ее ради Шарлотты. Часами она издавала дикие вопли. Перерывы между сценами становились все меньше, превращая дни и ночи в сплошной кошмар, так что Бенжамен не выдержал и нашел в себе смелость не порвать открыто с Жерменой, но жениться тайно на Шарлотте.
Молодожены с благоразумного согласия Шарлотты ничего не сообщили о свадьбе неистовой хозяйке замка Коппе. Следующим летом, как обычно, Бенжамен опять занял в ее доме место интеллектуального забавника, в то время как бедная Шарлотта скучала в деревне поблизости от замка. Муж тайно навещал жену, дрожа от мысли, что Жермена раскроет его «измену».
В мае 1809 г., собравшись с силами, Бенжамен и Шарлотта решили поставить в известность мадам де Сталь об их женитьбе. Отправив Шарлотту на постоялый двор в Сешрон возле Женевы, сам он укрылся в Фернее. Шарлотта отправила мадам де Сталь безобидное письмо, но подписанное – Шарлотта Констан. Она доверила письмо конному посыльному, который отправился в путь поздно вечером. Думая, что у нее есть время хотя бы до утра, Шарлотта решила попарить ноги. Только она расположилась, как дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Жермена. Стоя в бадье с водой, Шарлотта как можно любезнее приветствовала соперницу. Она подтвердила, что стала законной супругой месье Констана. Сцена длилась семь часов. Ужасная сцена. Утром баронесса, помятая, пораненная, страдая больше от ран самолюбия и гордости, чем от царапин, убралась восвояси, оставив Шарлотту продолжать ножную ванну в остывшей воде. Шарлотта проявила максимум терпения и снисходительности во время «бури».
Считая, что взрыв эмоций уже позади, Бенжамен смело отправился в Коппе и был принужден неистовой баронессой подписать новые обязательства: женитьбу он должен был сохранить в тайне и все лето провести в замке Коппе, играя прежнюю роль в ее салоне. Шарлотта согласилась на эти условия, но она не расчитала свои силы. Узнав, что Бенжамен, Жермена, мадам Рекамье и еще несколько друзей мадам де Сталь отправились в Лион, чтобы приветствовать аплодисментами великого Тальма, она двинулась вслед за ними и, сняв комнату в гостинице, попыталась покончить с собой. Бенжамен, узнав о несчастье, с трудом вырвался от Жермены, прибежал весь в слезах в гостиницу. К счастью, «супруга месье Констана приняла малую дозу Коппе», – как выразился Сен-Бев, и вскоре ее жизнь была вне опасности. Баронесса приказала отправить ее в Сешрон долечиваться, а несчастный Бенжамен должен был, выполняя договор, оставаться в Коппе и только осенью отправился к жене.
В конце концов Жермена де Сталь смирилась с его женитьбой и отпустила его, а Бенжамен Констан влюбился до потери рассудка в мадам Рекамье, которая отомстила за всех покинутых женщин…
Полина Бонапарт – дьявол в сердце
В один прекрасный день 1810 г. взволнованный дантист Буске торопился во дворец в Нейи, где пребывала в то время принцесса Полина Боргезе. Сестра Наполеона страдала зубной болью, и удаление зуба казалось неизбежным.
Дантист очень волновался: принцесса слыла необыкновенной женщиной.
Генерал Тьебо рассказывал всему свету, что он не видел более очаровательных форм, более восхитительной грации. Увидев в первый раз Полину, Максим де Вильмаре, этот «привратник Истории», лишился дара речи, однако впоследствии написал: «В ней было что-то от идеала женщины, нечто тонкое, кокетливое, но не поддающееся определению».
Наш дантист был тем более взволнован, так как незадолго до этого знаменитый скульптор Антонио Канова был приглашен к Полине в Малый Трианон. Она приняла его, будучи совершенно обнаженной, предложив увековечить себя в таком «костюме» в белом мраморе.
Разве не обладает она телом античной Венеры? Разве у Праксителя была лучшая модель?
Полина Бонапарт в образе Венеры
Впрочем, Канова привык видеть свои модели именно в таком виде и не был смущен наготой Полины. Резец не дрогнул в его руке, он даже предложил ей отлить в гипсе некоторые детали ее тела прямо с модели, так как даже его таланта может не хватить для их точного воспроизведения…
И Канова изобразил сестру Наполеона обнаженной, вытянувшейся в небрежной позе с яблоком в руке.
Принц Боргезе поставил статую в своем кабинете в Турине, но его посетители позволяли себе такие вольности, что он был вынужден перевезти слишком «декольтированное» изображение своей жены в Рим и закрыл на ключ. Нужно было получить специальное разрешение, чтобы полюбоваться ею.
Конечно, Буске не собирался просить Полину сбросить платье, чтобы полечить ее зубы, но она так гордилась своим телом, что имела обыкновение ходить обнаженной ради собственного удовольствия выставить напоказ свои прелести и прочитать восхищение в глазах. Если кто-то удивлялся, она простодушно отвечала:
– А что? Мне не холодно, ведь горит камин. Если б наш дантист увидел подобную картину, ему трудно было бы выполнять свои профессиональные обязанности.
Но вот он прибыл в Нейи и его проводили в спальню принцессы, обитую голубым атласом. Дантист облегченно вздохнул: принцесса была одета, что не мешало ей быть обворожительной. Она и не старалась нравиться: у нее болел зуб и она соблаговолила разомкнуть для осмотра свои сладострастные губки.
Молодой красавец муж был в утреннем неглиже, он явно только встал с постели. Выглядел он очень взволнованным и встревоженным и просто испуганным, когда дантист подошел к Полине с жутким инструментом, похожим на орудие кузнеца.
– Месье, я вас прошу подумать о последствиях, прежде чем действовать. Я очень дорожу зубками моей Полины, и вы ответите, если что случится.
Буске низко поклонился.
– Пусть ваше высочество не беспокоится. Я отвечаю за все. Нет никаких причин для тревоги. Это самое обычное дело.
Речь шла о зубе, удаление которого не испортило бы ее лучезарной улыбки, и Буске действовал решительно и ловко.
Дантиста поблагодарили, и он удалился. В приемной он успокоил дам и офицеров для поручений и добавил:
– Ее высочество прекрасно себя чувствует и должна быть рада нежной привязанности и заботе со стороны августейшего супруга. Я сам тому свидетель, сколь велико было его беспокойство, и я с трудом и только отчасти его успокоил. Я буду рассказывать об этом всему Парижу. Это – редкий пример супружеской нежности, тем более в высшем обществе.
Буске ушел, очень гордый собой, и не видел, как за его спиной фрейлины, камергеры и прочие придворные заливаются смехом. И тому была причина: принц Боргезе находился в это время в Турине, а очаровательный молодой человек, пришедший в ужас при виде железок дантиста, был любовник принцессы, дорогой ее сердцу майор Арман де Канувилль, командир эскадрона гусар, приближенный маршале Бертье.
Он обожал свою «Полетту», и Полина обожала своего Армана…
До него Паганатта – маленькая язычница, как ее называл, смеясь, Наполеон, многих любила. Она и появилась на свет для любви. С 1796 г., когда ей было шестнадцать лет, Арно уже говорил о ней, и этот портрет был верен до ее смерти: «Это самая прекрасная женщина в мире и самая взбалмошная. Умения вести себя не больше, чем у школьницы, непрерывная болтовня, смех по поводу и без повода…»
Легкомысленная, всегда веселая, не знающая равных в науке кокетства, Полетта была неотразима, однако никто и не сопротивлялся ее чарам. Она тем более не противилась желаниям своих ухажеров – предаваться любви для нее было естественным образом жизни. Благодаря этой любвеобильности, некоторые историки стали приписывать ей нимфоманию. Как бы там ни было, в пятнадцать лет, после страстного, но платонического романа с Жюно, она влюбилась в цареубийцу Фрерона – Дон Жуана времен террора, затем забыла его, чтобы выйти замуж за бравого генерала Леклерка, выбранного ей в мужья братом.
Он ей нравился, но не настолько, чтобы последовать за ним в Сан-Доминго, куда его направил первый консул для наведения порядка на острове.
– О, мой дорогой Наполеон, я умру, прежде чем доберусь туда!
Лаура Жюно ее успокоила.
– Ты будешь великолепна в креольском платье.
И она отправилась в дальний путь, вполне счастливая. Увы! Сан-Доминго не был раем. В экспедиционном корпусе свирепствовала желтая лихорадка. Полину болезнь пощадила, а вот Леклерк заразился и умер.
Она утешилась…
Да и как не утешиться, когда вокруг столько утешителей? Говорят, она затворилась в своих комнатах с Макдональдом на целых три дня, захватив запас продуктов и не открывая никому дверей. Потом ее любил большой Декре, морской министр, да так страстно, что похудел. Были еще актер Лафон, генерал Эмбер, сенатор Семонвилль, Монтолон с острова Святой Елены…
Бонапарт начал сердиться, он счел, что его сестра слишком активно утешается, и решил, не дожидаясь окончания траура, выдать ее замуж за принца Боргезе, владельца сорока замков и двух дворцов. Создание империи еще не было завершено, и это был очень выгодный брак для веселой вдовы, которая становилась светлейшим высочеством. Боргезе был молод – двадцать восемь лет, величественная осанка, но любил любовь намного меньше, чем его супруга. Как говорил генерал Тьебо: «принадлежать ему – значит не принадлежать никому…»