Вот какое зрелище открылось поутру состоятельному туристу Джорджу Тейлору: «Линия скал была выровнена останками кораблей, выброшенных на берег в день урагана; и в местах, где останки лежали большими кучами – от обломков мачт до кусков дерева не больше спичечного коробка, – на маленьком расстоянии оказывалось, что это не что иное, как груды щепок. В самой бухте все корабли были в разной степени повреждены, так как ветер бил их друг о друга. Некоторые из них лишились мачт и были затем отбуксированы; некоторые потеряли рули, некоторые носовые фигуры и фальшборты, а одно судно затонуло в бухте, и его мачты возвышались над водой. Вест-Индский пароход «Авон» в бурю сорвался с якоря и двигался, постоянно сталкиваясь со многими другими судами, и отскакивал от одного к другому кораблю подобно мячу. Безусловно, он получил и причинил сам множество повреждений. На протяжении нескольких дней после урагана многочисленные тела плавали в бухте, почти все голые. На некоторых были спасательные жилеты, многие были сильно изорваны, и часто части тел плавали у кораблей. Они были по возможности похоронены моряками…»
Гибель столь значительного количества кораблей обсуждалась в британской прессе, но о судьбе золота с «Черного принца» официально ничего не говорили.
Крушение «Черного принца». Художник И.К. Айвазовский. 1854 г.
Шумиха поднялась только в 1875 году, когда после нескольких сенсационных расследований во Франции появилось акционерное общество, собравшееся достать эти сокровища. Общество быстро распалось, хотя можно предположить, что его основатели нагрели на нем руки. Тогда же стараниями газетчиков в названии корабля снова начал фигурировать эпитет «черный» – звучало красивее и загадочнее.
В последующие четверть века в Балаклаве побывали английские, французские, американские, немецкие и норвежские кладоискатели.
Часто живший в Крыму знаменитый писатель Александр Куприн, не ссылаясь ни на какие источники, называл умопомрачительную стоимость затонувших сокровищ – «шестьдесят миллионов рублей звонким английским золотом». Кроме того, в своей повести «Листригоны» он утверждал, что лично наблюдал за тем, как со дна поднимали фрагмент корпуса легендарного парохода с позеленевшей надписью «…ck Р…» («Вlасk Рrinсе»). Но вот незадача: официально «Принц» не был «черным», и, следовательно, слово «Вlасk» там отсутствовало.
В любом случае никто из кладоискателей не располагал техникой, необходимой для организации масштабных поисков. И только появившийся в 1901 году итальянец Джузеппе Рестуччи взялся за дело по-серьезному. В его распоряжении имелся специальный глубоководный скафандр, представлявший собой толстостенный медный ящик с отверстиями для рук и тремя иллюминаторами. Закрепив его на стальном тросе, итальянцы несколько раз опускались на дно, достав оттуда в качестве трофеев подзорную трубу, винтовку, ящик с пулями и несколько неопознанных металлических деталей. Но, самое главное, они обнаружили железный корпус парохода. Поскольку считалось, что все прочие затонувшие во время балаклавской бури суда имели корпуса из дерева, сомнений ни у кого не было – это останки «Принца». Но не было и золота…
Наступил 1922 год. Со времен сеньора Рестуччи Крым пережил три революции и две войны – мировую и Гражданскую. История «Черного принца» начала было забываться, как вдруг прошел слух, что один из местных ныряльщиков нашел в Балаклавской бухте несколько золотых соверенов.
Снова вспыхнула эпидемия кладоискательства, приведшая на сей раз к весьма серьезным последствиям.
С предложением найти и поднять «Черного принца» к председателю ОГПУ Дзержинскому обратился инженер Владимир Языков. До этого он уже побывал у заместителя председателя Реввоенсовета Эфраима Склянского и командующего ВМФ Вячеслава Зофа, но и тот и другой ему отказали. А вот «железный Феликс» встретил, что называется, с распростертыми объятиями.
Правительство остро нуждалось в золоте и для восстановления разрушенного хозяйства, и для разжигания мировой революции. К тому же Дзержинский рассчитывал пополнить бюджет своего собственного ведомства, а поскольку он возглавлял еще и ВСНХ РСФСР, в его власти было поддержать столь экзотический проект всеми необходимыми ресурсами.
В марте 1923 года под крылышком ОГПУ была создана Экспедиция подводных работ специального назначения.
Из досье историков: начало поисков
Языкову выделили баржу с лебедкой, катер для их буксировки, двух водолазов и нескольких такелажников. Но главные надежды на успех связывались с десятитонным глубоководным аппаратом конструкции Евгения Даниленко. Рассчитан он был на трех человек и снабжен телефоном, прожектором и манипулятором для захвата различных грузов.
Подходы к Балаклавской бухте разбили на квадраты и приступили к поискам. Дно оказалось буквально завалено деревянными кораблями. Среди них обнаружили останки железного парохода. Возможно, того самого, с которым имел дело Рестуччи, возможно – другого. Неподалеку от него – старую ручную гранату, рукомойник, больничные туфли, фарфоровую ступку, свинцовые пули, несколько неразорвавшихся снарядов…. И вновь никакого золота.
Чтобы хоть как-то оправдаться в расходовании казенных средств, пришлось поднимать наиболее хорошо сохранившиеся суда или отдельные их детали, которые заново использовались в строительных работах. С еще большим масштабом подобное проделывалось и в Севастопольской бухте, где оказалось предостаточно затонувших кораблей более современных конструкций.
Рекламируя деятельность ЭПРОНА, ОГПУ развернуло настоящую пиар-кампанию, одним из продуктов которой и стала, как считается, знаменитая повесть Анатолия Рыбакова «Кортик». Затем к делу подключили академика Иосифа Орбели, и он с помощью коллег-историков начал разрабатывать новое научное направление – подводную археологию.
В общем, ЭПРОНу удалось сделать хорошую мину при плохой игре, затушевав тот факт, что сокровища, ради которых все затевалось, так и остались необнаруженными.
Потерпев неудачу, чекисты предложили попытать счастья японцам. Только за разрешение провести поиски водолазная фирма «Синкай когиоссио Лимитед» выплатило ОГПУ 110 000 рублей, что полностью перекрывало понесенные затраты.
Отрыв с помощью новейшей техники корпус парохода, японцы с удивлением обнаружили, что вся средняя часть (в которой вроде бы и должен был находиться груз) будто провалилась сквозь землю. Трудолюбивые азиаты начали поднимать со дна песок и просеивать его сквозь сито. Калоша, ржавый замок, ложка, две вилки и, наконец, – «эврика!» – золотой английский соверен 1821 года. Казалось, экспедиция приближалась к счастливому финалу, но за последующие два месяца было найдено всего лишь четыре такие же монеты. Легко догадаться, с каким чувством разочарования покидали японцы берега Крыма.
Как это часто бывает с большими кладами, судьба золота «Принца» осталась неясной. Последним, кто тщательно занимался этим вопросом, был знаменитый сатирик Михаил Зощенко. Вспомнив свою работу в угрозыске, он провел самое настоящее расследование. И вот что обнаружилось…
«Принц» был вовсе не единственным, а по крайней мере одним из четырех железных пароходов, затонувших во время балаклавского шторма. В общем, не факт, что итальянцы, ЭПРОН и японцы возились именно с тем кораблем, с которым следовало. Но самое главное, Зощенко задался вопросом: «А было ли вообще на судне золото?»
Официальные данные английского Адмиралтейства свидетельствовали: да, было. Деньги действительно предназначались для выплаты жалованья, но только это было обычное месячное жалованье без всяких премиальных. А следовательно, даже минимальная цифра из тех, которые назывались, – 200 000 фунтов – выглядела преувеличенной. Ориентировочно речь могла идти о вдвое, а то и вчетверо меньшей сумме.
Но, главное, в документах британского парламента Зощенко обнаружил показания интенданта Джона Уильяма Смита, из которых следовало, что деньги, предназначенные для выплат войскам, в количестве 60 000 фунтов он выгрузил в Стамбуле, решив переправить их в Крым со следующей оказией.
Какая муха укусила почтенного господина Смита, из этого отчета неясно, зато понятными становятся дальнейшие действия (а вернее, бездействие) его соотечественников. Трудно в самом деле предположить, что умеющие считать каждый пенни англичане допустили, чтобы корабль с золотом на борту целых пять дней болтался на рейде с одним якорем. Трудно понять, почему позже, когда пароход затонул, Адмиралтейство не предприняло никаких усилий по его поискам.
Между тем для беспрепятственной организации подобных работ времени было достаточно. Причем дважды – в 1854–1856 годах во время Крымской войны и в 1920 году во время Гражданской войны в России. Однако никаких сведений о том, что поиски велись, не сохранилось. Если предположить, что искать было нечего, все становится просто и ясно.
Из-за гибели «Принца» осенью 1854 – весной 1855 года английская армия действительно испытывала нехватку продовольствия и боеприпасов. Но с жалованьем проблем не было. Не потому ли, что его выплатили почти в срок благодаря предусмотрительности мистера Смита?
Конечно, можно задаться вопросом: почему англичане спокойно наблюдали, как братья по разуму ищут несуществующие сокровища? Но почему, в сущности, англичан это должно было беспокоить?
Заметим, что в 1923 году советская сторона запросила у британцев всю информацию по гибели парохода, но коварный Альбион хранил ледяное молчание. Упрощать жизнь большевикам там вовсе не собирались.
В общем, сокровища оказались этакой ловушкой для дураков. Хотя есть и другая версия, согласной которой «дураками» оказались вовсе не чекисты. Представим себе, что на «Принце» действительно были сокровища и в 1923 году они были найдены ЭПРОНом. Советской стороне было вовсе не обязательно предавать этот факт огласке.
Более того, учитывая, какая ожесточенная борьба шла тогда в большевистской верхушке, можно предположить, что товарищ Дзержинский решил эти деньги припрятать.