Из досье историков: волшебство технологии
Виноградари, работавшие у Анны Голицыной, использовали новейшие французские и немецкие методы виноделия. Собранные виноградные гроздья эграпажировали, то есть отделяли ягоды от кистей, с помощью особой кадки с решеткой, выписанной из Германии. Затем производили пижаж: ягоды засыпали в чаны до половины, плотно закрывали крышками и ежедневно рано утром перемешивали специальными колодками, чтобы масса бродила равномерно. Через 10–12 дней ее сливали в приготовленные бочки с небольшими металлическими трубками, соединенными с резервуаром, наполненным водой. Пока вино бродило, из трубок в воду поступал газ. Когда брожение заканчивалось, служители доливали бочки доверху, закупоривали и затем еще несколько раз переливали вино до тех пор, пока оно не переставало мутнеть. Затем очищали напиток при помощи яичных белков (из соотношения 2 белка на 5 ведер вина). Лишь после всех этих процедур вино было готово к розливу в бутылки.
Выдерживали вина в специально оборудованных подвалах при определенной температуре. Швейцарский архитектор Карл Эшлиман выстроил такой подвал на нижней площадке имения Кореиз. Ученый Петр Кеппен, зорко следивший за развитием винного предприятия княгини, сообщал: «Погреб в Хураизе (Кореизе) строится с начала весны, для свода коего ноздреватый камень доставляется из Феодосии, и погреб сей, устраиваемый над магазином, обойдется тысяч в 16 или 18 рублей».
Хозяйка Кореиза осталась довольна винным погребом – вместительный, удобный, с постоянной равномерной температурой, что важно для качественной выдержки вин. Внешне каменный винный погреб выглядел эффектно, построен в форме латинского креста, с двумя башенками, гости его сравнивали с готическим замком. Это льстило Анне Сергеевне, увлекавшейся Средневековьем и мистикой.
Была еще одна проблема, которую княгиня Голицына пыталась разрешить, – где найти рынок сбыта. В первые годы она могла продавать свои выдержанные красные вина лишь в Харькове. В 1831 году реализовала 120 ведер по 22 рубля каждое. Неплохо для начала, но хотелось большего. Анне Голицыной, как и графу Воронцову, мечталось завоевать крупные рынки – Москву и Санкт-Петербург. Она неустанно хлопотала об этом – писала влиятельным друзьям, слала прошения в Министерство юстиции и лично на имя императора. С помощью графа Воронцова Анна Голицына получила наконец разрешение торговать в Москве и «выставлять на погребах, всюду, где будет производиться продажа, вывеску Императорской винопродавицы вин Южного берега Крыма».
В 1834 году Анна Голицына получила 1400 ведер вина в год. В 1835 году – 1200 ведер, в том числе рислинга 200 ведер.
Княгиня Голицына верила, что через 10–15 лет добьется желаемого признания своих вин в России и за рубежом. К сожалению, ее мечта не осуществилась. Она скоропостижно скончалась в 1838 году. Амбициозное винное предприятие графа Воронцова тоже сошло на нет. В Крыму продолжали создавать хорошие напитки, но из-за отдаленности от промышленных и торговых центров, отсутствия путей сообщения и каботажного судоходства они лишь частично попадали на крупные рынки и не могли конкурировать с хорошо известными европейскими марками.
Из досье историков: голицынские погреба
Человеком, возродившим местное виноделие, стал однофамилец Анны Сергеевны – князь Лев Сергеевич Голицын. Теперь его имя хорошо известно. Ему поставлен памятник, о нем снято несколько документальных фильмов. Есть музей, функционируют знаменитые голицынские погреба. От богатейших виноградников Анны Голицыной не сохранилось ничего. Ее погреб в начале XX века серьезно перестроили, и теперь он именуется «Винным подвалом Юсуповых» в честь бывших владельцев. Кореизская усадьба и могила княгини утрачены. Об «императорской винопродавице» теперь помнят лишь немногие историки.
И это несправедливо, ведь и она, и Петр Паллас, и Николай Гартвис, и граф Михаил Воронцов были истинными зачинателями крымского виноделия и благородной патриотической идеи «великого русского вина».
(Использованы материалы: Баллас М. Виноделие в России. Историко-статистический очерк. СПб., 1895. С. 17; Стевен Х. Обозрение успехов шелководства, садоводства и виноделия в полуденных губерниях России (за 1836–1837 гг.) // Журнал Министерства внутренних дел. 1837. Т. XXIII. Ч. 3. С. 469–471; Фадеева Т. Южный берег русской аристократии. Из истории освоения крымского Южнобережья 1820–1830‑х гг. в неопубликованных письмах княгини А.С. Голицыной Александру I, М.С. Воронцову и др. лицам. М., 2016. С. 69; Гартвис Н.А. Обзор действий Императорского Никитского сада и Магарачского училища виноделия. СПб., 1855. С. 33; Кеппен П. Об успехах виноделия на Южном берегу Крыма // Журнал Министерства внутренних дел. 1831. Кн. 6. С. 165; Стевен Х. Обозрение успехов шелководства, садоводства и виноделия в полуденных губерниях России (за 1834–1835 гг.) // Журнал Министерства внутренних дел. 1835. Т. XV. № 2. С. 301,а также по материалам статьи РГ. ру)
Неразгаданный взрыв
Более 105 лет назад, 20 октября 1916 года, в Севастополе на одном из самых современных кораблей русского флота, флагмане Черноморского флота линкоре «Императрица Мария», произошел взрыв порохового погреба, после чего судно затонуло.
Жертв могло быть гораздо больше, если бы во время взрыва, произошедшего в носовой орудийной башне линкора, экипаж корабля не стоял на молитве на палубе. Кроме того, часть офицеров находилась в береговом увольнении. «Императрица Мария» был флагманом Черноморского флота, на котором при выходе в море находился командующий Черноморской эскадрой вице-адмирал А.В. Колчак.
В телеграмме Колчака царю Николаю II сообщалось: «Вашему императорскому величеству всеподданнейше доношу: «Сегодня в 7 час. 17 мин. на рейде Севастополя погиб линейный корабль «Императрица Мария». В 6 час. 20 мин. произошел внутренний взрыв носовых погребов и начался пожар нефти. Тотчас же начали затопление остальных погребов, но к некоторым нельзя было проникнуть из-за пожара. Взрывы погребов и нефти продолжались, корабль постепенно садился носом и в 7 час. 17 мин. перевернулся. Спасенных много, число их выясняется».
Для расследования трагедии была создана специальная комиссия, однако выяснить причины взрыва ей не удалось. До сих пор у историков нет однозначного мнения о причине трагедии: была ли это диверсия или просто трагическая случайность.
Из досье историков: превосходство нашего флота
В Первую мировую войну противником Российской империи на Черном море был германо-турецкий флот. Перед войной Черноморский флот по всем статьям имел полное превосходство над турецкими военно-морскими силами: по количеству вымпелов, по огневой мощи, по боевой подготовке, выучке офицеров и матросов и т. д. В его состав входили: 6 линейных кораблей старого типа (т. н. броненосцы, или додредноуты) – флагман флота «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон» (бывший «Князь Потемкин-Таврический»), «Ростислав», «Три Святителя», «Синоп»; 2 крейсера типа «Богатырь», 17 эскадренных миноносцев, 12 миноносцев, 4 подводные лодки. Основной базой был Севастополь, флот имел свои верфи в Севастополе и Николаеве. Строились 4 мощных линейных корабля современного образца (дредноутов): «Императрица Мария», «Императрица Екатерина Великая», «Император Александр III», «Император Николай I».
У турок же было всего несколько более или менее боеспособных кораблей: 2 бронепалубных крейсера «Меджидие» и «Гамидие», 2 эскадренных броненосца «Торгут Рейс» и «Хайреддин Барбаросса» (броненосцы типа «Бранденбург»), 8 эсминцев французской и немецкой постройки. При этом у османов практически не имелось своей кораблестроительной промышленности, не хватало денег, морских кадров, отсутствовала боевая подготовка, дисциплина была низкой. Турецкое правительство перед войной пыталось обновить флот, заказав новые корабли во Франции и Англии. Но война с Италией, две Балканских войны и начало Первой мировой войны сорвали эти планы. Денег в казне не было, а те корабли, которые строились в Англии, британцы конфисковали в свою пользу.
В результате выход турецкого флота из Босфорского пролива на бой с русским флотом был в принципе невозможен. Однако, хотя Черноморский флот и был существенно сильнее турецких морских сил, он был вынужден бездействовать. В Петербурге боялись спровоцировать вступление Турции в войну на стороне Германии и дали указание избегать агрессивных действий, которые могут вызвать войну с Османской империей. Хотя опыт войны с японцами показал ошибочность пассивной тактики, царское правительство спустя 10 лет «наступило на те же грабли», командующий флотом А.А. Эбергард был связан директивой правительства.
Тем временем Германия изменила баланс сил на Черном море. 10 августа 1914 года в Турцию прибыли два новейших германских крейсера: тяжелый «Гебен» (назвали «Султан Селим») и легкий «Бреслау» («Мидилли»). Командир германской Средиземноморской дивизии контр-адмирал В. Сушон возглавил объединенные германо-турецкие силы. «Гебен» был мощнее любого русского линкора старого типа, но вместе русские броненосцы его бы уничтожили. Поэтому при столкновении со всей эскадрой «Гебен» уходил, пользуясь своей высокой скоростью. Под давлением Германии турецкая «военная партия» взяла вверх, и Османская империя решилась вступить в войну.
29—30 октября германо-турецкий флот нанес артиллерийский удар по Севастополю, Одессе, Феодосии и Новороссийску. Это событие получило название «Севастопольская побудка». Таким образом, боевые действия на Черном море начались неожиданно для Российской империи. Черноморский флот был застигнут врасплох противником. Однако германо-турецкие силы не смогли нанести большой урон русскому флоту: силы распылили, да и не хватало огневой мощи.
Линейный корабль «Императрица Мария». 1915 г.
Практически сразу русский флот нанес ответный «визит»: огнем крейсера «Кагул» были уничтожены огромные угольные хранилища в Зонгулдаке (Зунгулдаке), а броненосец «Пантелеймон» и миноносцы потопили несколько войсковых транспортов и тральщиков противника. Кроме того, эсминцы под прикрытием броненосцев поставили мины у самого Босфора. В ноябре русская эскадра выходит на поиск вражеских кораблей, обстреливает Трапезунд и встречается на обратном пути с германскими крейсерами. Бой у мыса Сарыч 18 ноября 1914 года свелся к перестрелке между линкором «Евстафий» и «Гебеном». Оба корабля получили повреждения («Гебен» пришлось ставить на ремонт). Германцы не могли вести бой со всей бригадой русских линкоров и, пользуясь преимуществом в скорости хода, смогли оторваться от русской эскадры и уйти.