Клетки нашего тела исчисляются астрономическими цифрами, потому «пять процентов» – это очень большая величина. Пока другие клетки-убийцы защищают нас, эти рано или поздно на нас нападут. Вышедшие из-под контроля, они могут дезорганизовать работу целой области тела – какого-либо его органа.
Почему же тогда не все люди страдают от аутоиммунных заболеваний? Ведь, по идее, мы все обречены ими заболеть!
Ответ таков: имеется определенный механизм регуляции, который мешает начаться болезни. Например, некоторые В- и Т-клетки становятся «супрессорами» – они подавляют нежелательные реакции нашей иммунной системы. Есть также медиаторы – цитокины, которые сдерживают иммунную систему, мешают ей охотиться за здоровыми клетками.
Новейшие исследования показывают, что даже клетки соединительной ткани могут подавлять иммунный ответ. Они, например, выделяют фермент, который не дает возможности Т-клеткам делиться. Те не могут создать боеспособный отряд, чтобы на свой страх и риск напасть на какой-нибудь орган своего тела.
Итак, в нашем организме есть несколько уровней защиты, ограждающих нас от опасной активности иммунных клеток. Обычно хотя бы какой-то уровень защиты срабатывает, поэтому люди сравнительно редко болеют аутоиммунными заболеваниями.
Но иногда всё выходит из-под контроля. Например, число Т-клеток-супрессоров – клеток, отвечающих за снижение уровня иммунного ответа организма, – может резко снизиться из-за какого-то заболевания (такое бывает при аутоиммунном полигландулярном синдроме).
В случае с волчанкой исследователи из Гейдельбергского университета выяснили недавно, что тут играют важную роль антитела, которые лживо указывают (буквально «пишут доносы»), что возбудитель заболевания притаился в ядре такой-то клетки. Клетки-убийцы получают недвусмысленный сигнал. Подобные антитела ученые называют «антинуклеарными» (от латинского nucleus — «ядро»).
Но вот вопрос: как же возникают такие антитела? Ведь ядро клетки – ее святая святых. Оно окружено цитоплазмой, ограждено клеточной мембраной. Откуда же берутся антитела, которые точно указывают на то, что хранится в глубинах клеточного ядра, в его сейфовой ячейке?
Всему виной может быть один процесс, постоянно протекающий в нашем теле. Это – апоптоз, запрограммированная клеточная смерть. Во время апоптоза клетки, чем-либо не устраивающие организм, массово умирают. Отмершие клетки быстро уничтожаются специальными клетками иммунной системы, своего рода ее «санитарами», «мусорщиками». Именно при этом уничтожении клеток и можно узнать, словно во время вскрытия, что же было утаено у них внутри, что содержалось в их клеточном ядре.
Когда клетка умирает от апоптоза, ее ядро распадается, и составные части ядра в принципе содержат все те антигены, что характерны для волчанки. Предположение ученых таково. Аутоиммунные заболевания, по крайней мере волчанка, – это болезни, вызванные… трупной инфекцией. Каждый день в нашем теле миллионы клеток отмирают по заданной им программе. В организме действует система удаления остатков отмерших клеток. Но если эта система нарушается, то «непогребенные» останки могут привлечь внимание агентов иммунной системы. Если они примут их за остатки вторгшихся в организм врагов, то они дают наводку клеткам-убийцам, что этих врагов, ежели они встретятся, тоже надо атаковать. Так иммунная система ошибочно начинает охоту за вполне здоровыми клетками организма.
Окончательно причина возникновения аутоиммунных заболеваний по-прежнему неясна (во всяком случае, в деталях). Ученые продолжают выдвигать различные гипотезы.
Как бороться с редкими болезнями?
Эти болезни можно назвать «падчерицами» современной медицины. Поэтому у людей, заболевших ими, мало надежды получить достойное лечение, а значит, и мало шансов на выздоровление. Узнав о диагнозе, они часто чувствуют себя неудачниками, изгоями.
Впрочем, проходит много времени, прежде чем правильный диагноз будет поставлен. Часто врачи лишь разводят руками после безуспешных попыток сложить из отдельных симптомов образ болезни, совпадающий с хорошо знакомыми им картинами заболеваний.
Но вот диагноз поставлен. Страшное название произнесено. Но далеко не для всех редких болезней даже есть надежная терапия. Порой врачи вынуждены лишь констатировать изменения, происходящие с пациентом, не зная, как ему помочь.
Зачастую нет и хороших лекарств. Ведь разработка новых медикаментов очень дорога, а фармацевтам уже по определению – «редкие болезни» – понятно, что расходы на создание препаратов в обозримом будущем вряд ли удастся окупить. Поэтому крупные фармацевтические компании почти не вкладывают средства в исследование этих болезней и разработку новых лекарств.
И все-таки это – полуправда.
Например, в Европейском союзе сегодня около 36 миллионов человек страдают от редких заболеваний. Это – свыше 7 % населения ЕС. Очевидно, та же картина характерна и для других стран. Можно с уверенностью сказать, что сотни миллионов людей во всем мире вынуждены жить со своими «редкими заболеваниями». Их судьбу уже никак не назовешь «редкой».
При акромегалии заметно вытягиваются уши, нос, подбородок, а также кисти и стопы ног
Едва ли не любой из нас хотя бы раз в жизни слышал о каком-нибудь редком заболевании.
Это может быть фенилкетонурия, врожденное нарушение обмена веществ, которое способно вызвать повреждение головного мозга. Люди, больные этим недугом, выделяются неестественно бледным цветом кожи.
Это может быть акромегалия. Она развивается при избыточной выработке гормона роста – соматотропного гормона. У человека очень заметно вытягиваются уши, нос, подбородок, а также кисти и стопы ног. Причиной болезни является нарушение функций одного из отделов мозга – гипофиза.
Это может быть боковой амиотрофический склероз. Многие знают по крайней мере одного человека, который вот уже несколько десятилетий страдает от этого страшного недуга. Это – один из самых известных физиков современности, Стивен Хокинг. Он давно общается с внешним миром при помощи речевого синтезатора.
Всего же медики насчитывают около 30 тысяч (!) редких болезней, и это опять же делает их не таким редким феноменом, как мы привыкли считать.
Почти все эти болезни хронические; их симптомы часто проявляются уже в детстве. Многие из этих заболеваний заметно сокращают продолжительность жизни человека. В четырех случаях из пяти они обусловлены генетическими дефектами.
Например, прогерия, или преждевременное старение, бывает вызвана мутацией одного-единственного гена. Он отвечает за образование определенного протеина, который укрепляет стенки клеточного ядра. В его отсутствие они слабеют и деформируются. Дети, рожденные с этим генетическим дефектом, начинают стареть с первых лет жизни. У них выпадают волосы, становятся хрупкими и пористыми кости, изнашивается сердечная ткань. Чаще всего они не доживают до 14 лет. Впрочем, прогерия – очень редкая болезнь. В Европе, по статистике, на 400 тысяч человек приходится один такой больной.
Заболевание гипофосфатазией вызвано сразу несколькими генетическими дефектами. Из-за этих изъянов в организме не вырабатывается важный фермент, который влияет на рост и формирование костей. У людей, страдающих от этой болезни, регулярно ломаются кости. По-настоящему им может помочь особая терапия, основанная на замещении недостающего фермента.
Итак, многие миллионы людей страдают от редких заболеваний, и все они хотят, чтобы их лечили так же тщательно, по разработанной методике, как лечат больных гриппом, диабетом и даже ВИЧ-инфекцией. Их пожелания выполнить крайне трудно. Ведь редкие болезни и теперь еще на редкость плохо изучены.
Это признают и руководители ВОЗ. В одном из их недавних докладов сказано: «Конечно, за последние десять – двадцать лет мы стали больше знать о редких заболеваниях, мы чаще слышим о них, но наши представления о них, об их происхождении и способах лечения, всё еще изобилуют огромными пробелами».
И все-таки надежда есть. Генетики и врачи ищут новые подходы к лечению этих недугов, разрабатывают всё новые терапии в ожидании, что рано или поздно победа будет достигнута.
Как уже сказано, многие редкие заболевания вызваны генетическими дефектами. Гены отвечают за отдельные функции организма, и если один из таких генов мутирует, если в нем появится изъян, ошибка, то он уже не будет выполнять то, что от него требуется.
Поясним это на следующем примере. Сравним организм человека со сложной машиной, где имеется множество ярлычков «Вкл.» и «Выкл.». Пока они остаются на своем месте, машина работает безупречно. Вовремя открываются нужные клапаны, движутся поршни и штоки, но если одна из надписей «мутирует» и в ней, например, сотрется буква «ы», то в нужный момент, когда маховик должен остановиться, он, наоборот, пойдет вразнос, и это приведет к поломке машины. Вот так из-за одного-единственного изъяна в генах ломается и всё наше тело, обрекая человека на неизлечимую болезнь.
Но это же сравнение подсказывает врачам и стратегию. Если для починки машины надо вызвать механика и он должен разобраться, почему маховик усиливает работу вместо того, чтобы выключиться, то для «починки» человека рано или поздно будут приглашать генетиков, которые возьмутся чинить наше тело – исправлять тот самый генетический дефект.
Вот, например, ген под названием FGFR-3. Если в нем обнаруживается дефект, то у человека развивается такая болезнь, как ахондроплазия. У него нарушается рост рук и ног; он остается низкорослым. Победить эту болезнь можно, только поняв, когда срабатывает этот генетический дефект – когда перепутываются кнопки «Вкл.» и «Выкл.».
При синдроме Марфана мутация гена приводит к тому, что соединительная ткань разрастается. Люди, больные им, часто выделяются непомерно большим ростом, у них деформируется позвоночник, развивается порок сердца.
Вот только как отыскать гены, которые отвечают за то или иное заболевание? Ученым приходится исследовать весь геном – не один или два фрагмента ДНК, а все 20 с лишним тысяч генов пациента. Как здесь найти то единственное генетическое изменение, которое и вызвало болезнь? Сами генетики сравнивают этот процесс с незабвенным (так и вертится на языке!) поиском игол