Из 1427 читателей, откликнувшихся на этот призыв, каждый пятый уже принимал подобные стимуляторы, чтобы не заснуть или «взбодрить свой мозг». Почти каждый десятый (12 %) делал это регулярно. Похоже, скоро все мы, состязаясь друг с другом не на смерть, а на деньги, идеи, успех, должны будем тоже глотать одну таблетку за другой, чтобы не проиграть в конкурентной борьбе?
В той же науке соперничество нешуточное. От ученых требуется всё больше заявок и публикаций; им нужно участвовать в конференциях и выступать с лекциями… Голова кругом идет! Врачей не удивляет, что всё больше научных работников вынуждены прибегать к разного рода стимуляторам, чтобы продержаться в этой гонке.
Немецкий психиатр Хиндерк Эмрих категорично пишет: «Если для нашей культуры так важен успех, то мы должны терпимо относиться к веществам, которые служат стимуляторами умственной деятельности». Так называемый «допинг для мозга», лекарственные препараты, активизирующие работу мозга, еще не самое худшее, что может быть. Так, психиатр из элитной лондонской клиники, пожелавший остаться неизвестным, признался в интервью немецкой газете «Welt am Sonntag», что на сто банкиров с алкогольной зависимостью уже сейчас приходится 30 их коллег, у которых проблемы с кокаином. Им постоянно нужно подпитывать мозг «допингом», чтобы «голова соображала» при любых перегрузках.
В США и Великобритании в таблетках, принимаемых «для здоровья», нет ничего предосудительного. Если вернуться к той же публикации в «Nature», то она готовилась вовсе не для того, чтобы осудить новый вид «допинга» – для мозга, а, наоборот, оправдать его. Любой взрослый человек, говорилось в комментарии, хорошо представляющий себе особенности подобных препаратов, вправе их принимать для того, чтобы «расширить свое сознание» – так же, как он вправе иметь свободный доступ к информации и получению образования.
Но насколько помогают подобные препараты? На чем основан их секрет? Часто объектом действия нейростимуляторов становятся разного рода медиаторы – биологически активные химические вещества, участвующие в передаче информации. В одних случаях ускоряется их выработка, в других – они выделяются в большом количестве, в третьих – прием препарата не позволяет медиаторам быстро распадаться. В любом случае их содержание в головном мозге заметно возрастает, и это способствует тому, что мозг быстрее обрабатывает информацию и лучше запоминает ее.
– Возьмем, например, стимуляторы на основе амфетаминов. Они воздействуют на расположенный в головном мозге «центр удовольствия». Человеку становится приятнее учиться, его внимание обостряется, успехи буквально окрыляют его (это связано с изменением концентрации медиатора дофамина). Исследователи из Мюнстерского университета диктовали людям, принимавшим подобные препараты, списки из незнакомых им, искусственно составленных слов и убеждались, что их подопечные запоминали на 20 % больше этих странных неологизмов, чем люди, ничего не употреблявшие перед тестом.
В мире человеческих эмоций аутисты – явные аутсайдеры
– Такое же действие на испытуемых оказывал один из препаратов, принимаемых людьми, страдающими от болезни Паркинсона (этот препарат также повышал содержание дофамина). Попринимав это лекарство неделю, они и год спустя припоминали ни на что не похожие слова, продиктованные им. Эти слова буквально врезались в их память.
– Однако психологи из университета Британской Колумбии, проводя опыты с теми же лекарствами на основе амфетаминов, убедились, что они могут как улучшать рабочую память, так и ухудшать ее. Всё зависит от дозы. Но так ли соблюдают ее те, кто бесконтрольно принимает подобные таблетки с той же легкостью, с какой мы выпиваем одну чашку кофе за другой?
– В одном из самых эффектных исследований летчикам, занимавшимся на тренажерах, давали одно из лекарств, предназначенных для людей, страдающих от болезни Альцгеймера. Оно повышает содержание в мозге такого медиатора, как ацетилхолин, который способствует тому, чтобы информация быстрее передавалась из одной части мозга в другую. Это улучшает память, понимание того, что слышит и узнает человек, – помогает разучивать и запоминать новую информацию. После приема такого стимулятора пилоты увереннее обращались с тренажером и лучше действовали в трудных ситуациях, например при внезапном падении давления. Время реакции у них сокращалось.
Казалось бы, нейростимуляторам – прямой путь в любую домашнюю аптечку. Но их эффективность настораживает ученых. Они размышляют о том, какая плата будет востребована с нас за краткосрочную помощь. Какими кредитными долгами обойдется этот – на короткое время – заимствованный прилив сил, эта лишняя крупица памяти, взятая нами в долг у нашего послезавтра?
Вот именно что послезавтра. Специалисты подчеркивают, что пока мы почти ничего не знаем о том, как сегодняшний прием нейростимуляторов скажется на работе нашего мозга через десятилетия. Не подорвем ли мы наши силы, перенапрягая их сегодня? Не приведет ли прием лекарств, от которых кровь буквально приливает к мозгу, к гипертонии? Как всё это скажется на сердце? А не возникнет ли у нас зависимость от таких препаратов, наподобие наркотической? С нейростимуляторами, с этими «потаенным допингом для мозга», необходима осторожность!
В любом случае становится очевиднее одно: возможности нашего мозга очень разнообразны. Стимуляторы же обычно усиливают лишь одну из них, никак не помогая другим. Это можно свести к лаконичной формуле: «Есть таблетки для мозга, но нет таблеток для интеллекта».
С помощью этих препаратов можно улучшить память, напрячь всё свое внимание, но получается, что они нужны главным образом тем, кто – из-за недосыпания – не может ни на чем сосредоточиться, кто из-за болезни, стресса или усталости не может ничего запомнить. Стимуляторы позволяют нам снарядить мозг, что очень важно, когда последние силы покидают нас, но разве помогут они нам думать, придумывать, творить? Опыты показывают, что с помощью тех же стимуляторов здоровым людям не удается повысить свой «коэффициент интеллекта», разве что падающие от усталости могут, взбодрившись, показать, на что они и впрямь способны.
Вот только, если все мы – хронически – страдаем от усталости, может быть, нам всем эти стимуляторы как раз и полезны? Кто, какой Международный ***ийский комитет запретит нам принимать «допинг» хотя бы для мозга?
Чужие из этого мира
Мы живем в постоянном общении с окружающими нас людьми. Ведется общение, прежде всего на эмоциональном уровне. Мы делимся с ними эмоциями. Мы внимательно следим за тем, как они реагируют, что чувствуют, находясь рядом с нами, и автоматически «настраиваемся» на них, понимая, что и они точно так же следят за любыми нашими реакциями, всегда готовые нам подыграть.
В этой виртуозной игре эмоций, которую все мы ведем, аутисты – явные аутсайдеры. Они не успевают верно оценить смысл происходящего, теряются в таинственных тенетах мимики, окруживших их. Они не понимают, что чувствует их собеседник, как он сейчас среагирует. Для них всё его поведение неожиданно. Для нас же непредсказуема их реакция, их незнание банальных правил коммуникации. Мы и они постоянно пытаемся заговорить на разных языках: мы – на языке нашего повседневного общения, они – на языке своего вечного одиночества, в котором никогда не бывает собеседников. Нам непонятны они, им трудно приспособиться к нам, к тому, что всё вокруг них постоянно меняется – за ситуацией им не уследить, ее не предугадать.
Американский психиатр Лео Каннер, выявивший и описавший в 1943 году (независимо от австрийского врача Ханса Аспергера) аутические расстройства у детей, предположил, что подобные дети не способны, наблюдая за мимикой и жестами других, понимать, что те чувствуют. Другие дети для них мало чем отличаются от механических кукол, совершающих какие-то движения. И обращаться с ними можно так же, как с куклами, то есть с неживыми предметами. Позднее было установлено, что у аутистов информацию и о людях, и о предметах обрабатывает один и тот же участок мозга. Получается, что аутисты действительно не понимают, что люди рядом с ними могут – в отличие от камней, игрушек, машинок – что-то чувствовать. Мир, окружающий их, – это мир неодушевленных людей.
В бурном житейском море аутисты, как никто другой, ищут хоть какой-то надежной опоры. Им дает ее размеренный порядок жизни. Рутина – вот где они ощущают себя как рыба в воде. В своем поведении они – педанты. Они осторожно бредут по жизни, опираясь, как на трость, на свои привычки. Все свои поступки они стараются свести к привычкам. Новое, неожиданное, образно говоря, сбивает их с ног, как плохого пловца сбивает, переворачивает любая сильная волна. Круг их интересов – это их крепость, которую они стараются не перестраивать, не расширять, ведь только за ее стенами они хотя бы в чем-то уверены.
Детский аутизм проявляется уже к трем годам. Бросается в глаза, что ребенок избегает общения со сверстниками, что он склонен повторять одни и те же действия. Аутичные дети почти не улыбаются, не прибегают к помощи жестов. Они держатся в стороне от других детей, погруженные в себя. Всё необычное, что происходит вокруг, напрягает и даже пугает их. Эти дети и играть-то по-настоящему не могут: они сосредоточенно вертят игрушку вместо того, чтобы разыгрывать с ней сценку.
Умственные способности таких детей очень разнятся. Одни ничем не отличаются от обычных детей, другие явно ущербны. В некоторых дисциплинах, требующих большой точности, например в технических науках или музыке, аутисты выказывают очень большие таланты.
Правильнее было бы сказать, что у аутистов какой-то другой интеллект, другой ум – не такой, как у всех. В чем-то они напоминают сказочного Ивана-дурака. Поглядеть на него со стороны, он кажется глупеньким, чудаковатым. Но самые трудные загадки в сказках решает именно он, а не его братья, которые наделены нормальным умом, то есть усредненным умом. Он же – при всей неловкости, нелюдимости – способен на удивительные озарения. Он додумывает то, что не придет в голову никому.