Немецкой армии под командованием генерала Манштейна понадобился всего лишь один месяц (18 октября – 16 ноября), чтобы оккупировать Крым. Насмерть стоял лишь осажденный Севастополь. В конце декабря в ходе Керченско-Феодосийской десантной операция Керченский полуостров все же был освобожден. Войска Закавказского фронта и силы Черноморского флота, продвинувшись за 8 дней на 100 км, остановились 2 января 1942 года на рубеже Киет – Новая Покровка – Коктебель. Однако в середине месяца, после внезапного удара противника войска фронта оставили Феодосию. Тогда-то и был образован Крымский фронт.
В период с 27 февраля по 13 апреля его войска трижды переходили в наступление, но каких-либо успехов так и не достигли. А 8 мая в наступление уже перешел сам противник и с ходу прорвал советскую оборону до 8 километров в глубину. Еще через два дня немецкая танковая дивизия подошла к северному побережью Керченского полуострова.
Керчь в 1942 г.
Когда 15 мая Ставка ВГК отдала приказ: «Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя», было уже очень поздно. 16‐го немцы вошли в Керчь…
Это поражение Крымского фронта было одним из самых страшных военных катастроф 1942 года!
Но вернемся назад. Все три наступления войск Крымского фронта не прошли бесследно. Его потери за этот период составили более 225 тысяч бойцов и командиров. С подвозом же пополнения возникли перебои. Тут-то и появились курсанты…
Одним из таких был Николай Дмитриевич Немцов. Автор книги «Керченская катастрофа 1942» В.В. Абрамов познакомился с ним в 1967 году в Керчи, после чего началась переписка, в которой Немцов рассказал, как он и его товарищи-курсанты авиашколы оказались на Крымском фронте: «…после окончания средней школы в августе 1940 г. был направлен учиться в Краснодарскую авиационную школу на штурмана-бомбардировщика. Здесь он учился до мая 1941 г. После этого его эскадрилью перевели в г. Ярославль в военную авиационную школу стрелков-бомбардиров, куда они выехали 6 мая. В Ярославле курсанты занимались до сентября 1941 г., после чего их учебный аэродром заняло боевое авиационное соединение, а школу перевели на станцию Чердаклы Ульяновской области. Здесь учились до марта 1942 г. и сдали экзамен по специальности. По приказам того времени, курсанты летных школ выпускались сержантами-летчиками для боевых полетов на бомбардировщиках. Приказ о присвоении званий был направлен в Приволжский военный округ, но он был, видимо, не подписан из-за недостатка в нашей армии бомбардировщиков. Всех бывших курсантов направили в г. Грозный для переподготовки на новой материальной части, куда они прибыли в начале апреля. Но и здесь курсанты оказалась лишними. В середине апреля их отправили в военные лагеря г. Прохладное, где они начали подготовку для стрелковых подразделений. Убедившись в хорошей военной подготовке (бывшие курсанты прекрасно знали стрелковое оружие), их срочно стали готовить на Крымский фронт для формирования пулеметных и минометных подразделений. Через Анапу, Тамань в самом конце апреля бывшие курсанты прибыли в Керчь».
Опираясь на воспоминания оставшихся в живых курсантов, В.В. Абрамову удалось установить фамилии около 700 курсантов-ярославцев. По свидетельству Н.Д. Немцова, «половина 1‐й эскадрильи попали в резерв главного командования Крымского фронта, а вторая половина, на два дня позже прибывшая в Керчь, была направлена на передовую, но по пути, ночью, в районе села Марфовка, напоролась на немецкий десант и была уничтожена, так как никто не имел оружия. Об этом нам рассказал позже наш курсант Володя Волошенюк, чудом вырвавшийся из того котла и прибывший 15 мая в каменоломню грязный и оборванный, но вооружившийся по пути до зубов: автомат наш, автомат немецкий, в кармане "Вальтер", за поясом гранаты и в противогазной сумке гранаты». Что касается первой половины эскадрильи, то из «бывших курсантов авиаучилища сделали два взвода: минометный и пулеметный – и влили в состав батальона охраны штаба Крымского фронта».
Курсант Немцов хорошо запомнил, как они впервые встретились с противником: «Наша линия обороны располагалась по окраине села Аджимушкай со стороны Керчи, потому что враг должен был подойти именно с той стороны. В наступивших сумерках вечера под 15 мая 1942 г. на околице Аджимушкая мы вошли в соприкосновение с немецкими автоматчиками. С этого времени начинается период активной наружной обороны каменоломен, а точнее – подступов к переправам Керченского пролива. Начался период борьбы за солнце, за воду, за маленький клочок родной земли.
Начиная с 15 мая и до 24 мая село по несколько раз в день переходило из рук в руки: то под огнем вражеских танков мы откатывались под землю, то после отхода танков общей атакой из каменоломен снова забирали село, выбивая автоматчиков с чердаков. Но ночью хозяевами в селе всегда были мы. В первые дни обороны мы слышали артиллерийскую канонаду со стороны пролива, и особенно ожесточенные бои шли на заводе им. Войкова и в прилегающем к нему поселку. В первые дни немцы на нашем участке обороны применяли артиллерию, одиночные танки, крупнокалиберные пулеметы и ротные минометы. А после артиллерия перестала по нам бить, но зато во много раз плотнее стал минометный огонь. Бои были настолько непрерывные и ожесточенные, что подумать о еде и отдыхе просто было некогда. Да и кушать, собственно, было нечего: хлеба совсем не было, а была вначале в изобилии керченская сельдь, и копченая и соленая, но очень мало было воды, а после и она кончилась».
Курсант Ярославской авиашколы С.Н. Сельдинин войну закончил командиром стрелкового взвода, младшим лейтенантом. Он оказался одним из немногих счастливчиков, кому удалось выжить в Керченской катастрофе 1942 года. В качестве стрелка он участвовал в тех боях с 5 по 28 мая. В самом последнем поджег один танк, а затем, укрывшись на берегу в скалах, вместе с товарищами привязал свой автомат к самодельному плотику, чтобы с рассветом переплыть пролив. И ему посчастливилось выжить. Оставшихся в живых четырех курсантов подобрал катер.
Всего же из 300 курсантов Ярославской военной авиационной школы стрелков-бомбардиров через Керченский пролив переплыли только 29 мальчишек. Большинство из них было 1922–1923 годов рождения. По официальным документам все они пропали без вести в мае 1942 года под Керчью.
В первых числах мая 1942 года на Крымский фронт также бросили 500 курсантов Армавирской военной авиационной школы. Москвич Н.Н. Фирсов в эту авиашколу поступил в сентябре 41‐го, а уже 13 мая 42‐го был ранен в ногу на Турецком валу. Это ранение спасло ему жизнь. Сначала курсант добрался до Аджимушкайских каменоломен, а затем его эвакуировали на Тамань.
Всего же из Керчи в Армавир вернулось только 50 курсантов.
Таким образом, не менее 1000 курсантов двух авиашкол в мае 1942 года обороняли Турецкий вал (линия укреплений от Азовского до Черного моря протяженностью 42 км) и населенные пункты: Марфовку, Сараймин, Мариенталь и Айман-Кую. Все они прибывали на укомплектование частей и подразделений 156‐й стрелковой дивизии в качестве рядовых стрелков. Их имена навечно остались в донесениях о безвозвратных потерях частей этого соединения (361 сп, 417 сп и 530 сп).
Им было суждено разбиться
Известный советский писатель Евгений Петров, один из авторов знаменитых «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», всю свою жизнь коллекционировал конверты от собственных писем. Вот только придуманный им метод был в сущности немыслимым: «Писал письмо за границу и выдумывал весь адрес – и город, и улицу, и дом, и фамилию адресата. Естественно, через пару месяцев письмо возвращалось назад, разукрашенное красивыми штемпелями “Адресат неверный”».
И вот весной в 1939 году Евгений Петров решил получить конверт со штемпелями Новой Зеландии. Выдумал город Хайдбервилль, в котором на улице Райтбич проживал в доме № 7 мифический Мерил Юджин Уизли. И, увлекшись игрой, вложил в конверт и письмо: «Дорогой мой Мерил! Я искренне соболезную тебе из-за кончины твоего дяди Пита. Держись, дружище! И прости, что я так долго не отвечал тебе. Как поживает Ингрид? Поцелуй дочку, она уже, наверное, совсем большая. Жду ответ, твой Евгений».
А «в конце лета неожиданно получил… ответ из Новой Зеландии. Прочитав обратный адрес, писатель получил настоящий шок – на конверте значилось: “Мерил Юджин Уизли, Райтбич, 7, Хайдбервилль, Новая Зеландия”. Стоял и штемпель почтового отделения, подтверждающий отправителя. Но удивительнее всего оказалось содержимое конверта.
Текст полученного письма был такой: “Милый Евгений! Благодарю тебя за сочувствие! Дядя Пит погиб совершенно нелепо, и эта трагедия на целых полгода выбила из колеи всю нашу семью. Потому я и не писал столь долго, но мы с Ингрид не забыли тебя и те три дня, что ты провел с нами. Глория действительно подросла на полголовы, но все еще не расстается с российским мишкой, которого ей привез ты. Твой Мерил”. Но и это было еще не все – из конверта Петров трясущимися руками достал фотографию, на которой был запечатлен он сам в обнимку с абсолютно незнакомым мужчиной! Увидев же дату на снимке, писатель схватился за сердце – именно в тот день, 9 октября прошлого года, он угодил в больницу с тяжелейшей формой воспаления легких, и несколько дней врачи буквально вытаскивали его с того света…
Ни в какую мистику Евгений Петров никогда не верил, а потому немедленно написал в Новую Зеландию еще раз. Но вот ответа не дождался» (М. Скворцова).
Началась война, и о странном хобби пришлось забыть. Отправив семью в эвакуацию, Евгений Петрович переехал в гостиницу «Москва» и устроился работать корреспондентом в Совинформбюро. Кроме того, публиковал свои фронтовые репортажи в «Правде», «Красной звезде» и «Огоньке». Его заметки всегда отличались абсолютным вниманием к деталям: «быт войны, ее пейзажи, ее запахи и звуки» (Л. Яновская). Так, по свидетельству К. Симонова, однажды на Кольском полуострове Петров поспорил с фотокорреспондентом О. Кноррингом: «Почему вы на войне снимаете только войну и не хотите снимать жизнь? Ведь люди не только воюют, они и живут». В этом он был весь…