На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением р. Сев. Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением р. Дон и последующего устремления на Кавказ к источникам нефти…”» (К.С. Москаленко).
Против плана, предложенного Военным советом юго-западного направления, категорически выступил Генеральный штаб, который делал упор на недостаточное количество резервных соединений, необходимых для успешного проведения операции. И Сталин сначала поддержал его выводы, но потом изменил свое мнение. По каким-то известным только ему причинам он вдруг оптимистично посмотрел на возможность частной операции по освобождению Харькова силами и средствами, которыми располагал Тимошенко. Последний, хотя и получил вместо 40 дивизий только 10 (кроме того, 26 танковых бригад и 18 артиллерийских полков), все же по силам и средствам его войска намного превосходили всю группу армий «Юг» вместе взятую.
И все же нашелся еще один ярый противник этой операции, которым оказался начальник оперативного отдела Юго-Западного фронта полковник И.Н. Рухле. «Рассмотрев подготовленные материалы по наступлению на Харьков, – пишет Борис Сыромятников, – он пришел к категорическому заключению: "Эту операцию мы проиграем, она окончится катастрофой". Полковник обращается к начальнику отделения особого отдела Михаилу Белоусову, которого знал по совместной службе в стрелковом полку в довоенное время, с просьбой о возможности чекистских органов довести эту важную информацию до И.В. Сталина». Поддержал эту идею и начальник особого отдела фронта Н.Н. Селивановский, который рассмотрел и отредактировал текст: «Однако Абакумов, получив этот документ, допустил грубейший просчет. Вместо того чтобы доложить Сталину, он, боясь обойти члена Политбюро Хрущева, связался по "ВЧ" с Никитой Сергеевичем и доложил ему, что опытные штабные работники серьезно опасаются за исход Харьковской наступательной операции. Член военного совета ЮЗН, как считается, ответил, что такие опасения имеют определенные основания, но теперь "ничего уже нельзя сделать. Всем нам надо работать над тем, чтобы эта операция прошла как можно лучше". Хрущев говорил неправду: Сталин колебался и, получив такую информацию, несомненно, эту операцию отменил бы».
К слову сказать, 4 октября 1942 г. генерал Рухле был снят с должности начальника оперативного отдела Сталинградского фронта, 5 октября взят под стражу, а 9 октября оформлено постановление на его арест по обвинению в провале Харьковской операции и работе на немцев (!). Факт любопытный.
Операция началась 12 мая в 7.30 утра одновременным ударом по немецким войскам на севере и на юге. Войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов должны были окружить 6‐ю немецкую армию генерала Паулюса в районе Харькова, чтобы тем самым отсечь группу армий «Юг» (6‐я армия, 17‐я армия и 1‐я танковая армия), прижать ее к Азовскому морю и уничтожить.
Немцы и сами готовились срезать барвенковский выступ, запланировав на 18 мая операцию «Фридрихус». Их план состоял в том, чтобы, обороняясь ограниченными силами на ростовском и ворошиловградском направлениях, нанести два удара по сходящимся направлениям на южной стороне барвенковского плацдарма (из района Андреевки на Барвенково и из района Славянска на Долгенькую с последующим развитием наступления на Изюм). Таким образом, противник предполагал рассечь оборону 9‐й армии, окружить и уничтожить ее восточнее Барвенково и в дальнейшем выйти к реке Сев. Донец, форсировать ее на участке Изюм-Петровское. Затем, развивая наступление в направлении на Балаклею, соединиться с 6‐й армией, оборонявшей Чугуевский выступ, завершив окружение всей группировки войск юго-западного направления. «Для запланированного немецкого наступления попытка русских помешать ему была только желанным началом», – утверждал немецкий генерал Курт фон Типпельскирх.
К 17 мая советским войскам удалось потеснить армию Паулюса и подойти к Харькову (советские танки находились в 20 км от города), но в этот же день 1‐я танковая армия Клейста нанесла удар в тыл наступающим частям и буквально сразу же прорвала оборону 9‐й армии Южного фронта (продвинувшись на 25 километров к северу).
По свидетельству маршала Г.К. Жукова, 17–18 мая «Военный совет фронта особого беспокойства не проявил». Причем, когда 18 мая ситуация для советских войск явно ухудшилась, главком юго-западного направления Тимошенко и член Военного совета Хрущев доложили в Ставку, что угроза со стороны южной группировки противника преувеличена. Они не решились попросить у Сталина разрешения остановить наступление. Такой приказ (приостановить наступление и развернуться фронтом) поступил на следующий день, когда генерал Василевский доложил о резком изменении обстановки вождю. В общем, по утверждению маршала Москаленко, советские дивизии «сами лезли в мешок, в пасть к врагу». Хотя и после 19‐го возможность спасти положение была. Для этого, по словам маршала, «необходимо было в ограниченное время произвести перегруппировку больших масс войск, разбросанных на большом пространстве, а мы тогда еще не умели делать это должным образом».
Как результат, 22‐го Клейст соединился с Паулюсом, окружив три армии, 23 мая пути отхода на восток для советских войск были отрезаны, а с 25 мая начались их отчаянные попытки вырваться из котла. Только 28 мая Тимошенко отдал приказ о прекращении наступления, однако усилия по выходу из окружения продолжались еще несколько дней.
Из-за Харьковской катастрофы немцы смогли стремительно продвинуться на южном участке фронта на Воронеж и Ростов-на-Дону с последующим выходом к Волге и продвижением на Кавказ.
Кроме ошибочных, а фактически преступных решений командования юго-западного направления, пассивность войск правого крыла Южного фронта позволила немцам вывести с этого участка часть сил и перебросить их на угрожаемое направление. Бездействие же всего фронта способствовало 17‐й и 1‐й танковой армиям вермахта начать перегруппировку войск и подготовку к контрудару на изюм-барвенковском направлении.
Как результат, советские потери составили в «барвенковском котле» 270 тыс. человек, из них 171 тыс. – безвозвратно. Из окружения вышли всего более 20 тысяч бойцов и командиров. Потери противника не превысили и 20 тысяч человек.
Любопытно, что в докладе командования юго-западного направления по итогам наступательной операции за период с 12 по 30 мая 1942 года совершенно справедливо говорилось: «Главная причина провала Харьковской операции была в том, что командование Юго-Западного направления неправильно оценило обстановку, а когда войска Юго-Западного фронта попали в сложное положение, своевременно не прекратило наступление. Более того, настаивало перед Ставкой на его продолжении. Решение, принятое 19‐го мая о прекращении наступления, опоздало. Командование Юго-Западного фронта не приняло необходимых мер, чтобы обеспечить фланги ударными группировками, слабо изучило противника, в частности, недооценило его возможности маневрировать в ходе сражения. Штаб фронта преуменьшил силы врага на 30 процентов».
Но пройдет время, и Н.С. Хрущев на ХХ съезде КПСС попытается свалить вину за поражение под Харьковом лично на И.В. Сталина. Маршал И.Х. Баграмян в своих мемуарах объяснил тот провал ошибочными действиями других военачальников. Один лишь маршал С.К. Тимошенко наотрез отказался участвовать в обмене упреками и не стал писать воспоминаний.
К цели он шел напролом
У Алексея Петровича Маресьева была поистине всенародная слава, которой он не гордился и лично для себя никогда не пользовался. Это был настоящий человек, подлинный богатырь, на которых во все времена и держалась земля русская. Своему сыну он всегда говорил: «Если узнаю, что ты, Витька, используешь мое имя в своих целях, запорю!»
«Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, основанная на реальных событиях, была написана в 1946 году и вышла осенью в журнале «Октябрь». Впоследствии она более восьмидесяти раз издавалась на русском языке, сорок девять – на языках народов СССР и тридцать девять – за рубежом, сделав Маресьева народным героем, на которого будут равняться все поколения советских людей…
Как вспоминает сын легендарного летчика Виктор Алексеевич, в 1949 году отцу написала «испанка, которая собиралась надеть на шею петлю, но, прочитав книгу, отбросила эту мысль напрочь. И ее жизнь сложилась счастливо: она нашла себе любимого, родила ребенка. И таких людей было много. Например, к нему обратился человек, который был разведчиком и провел на нелегальной работе 12 лет, а у него здесь дочка в 14 лет заболела менингитом и лежала в полной апатии два месяца. И он попросил, чтобы отец не просто дал ей автограф, а написал наставления по жизни. Алексей Петрович взял книгу и пошел к ней сам. Минут 45 пробыл у нее, а на следующий день она встала. Потом они нас даже приглашали на ее свадьбу».
После выхода книги, в 1940–1950‐е Алексею Петровичу писали очень многие, причем думали, что он живет в Кремле, ибо так и писали: «Москва. Кремль. Маресьеву».
После развала Советского Союза «Повесть о настоящем человеке» перестали проходить в школе, и когда президентом сталПутин, Маресьев посетовал ему на это.
– Как так? Я, Алексей Петрович, разберусь и Вам доложу! – ответил Владимир Владимирович.
А вскоре раздался звонок, «и чей-то голос сообщил, что по поручению главы государства он изучал этот вопрос, и Владимир Владимирович, к сожалению, не может помочь делу: учителя сейчас сами подбирают литературу для своих классов» (Интервью В.А. Маресьева А. Калашникову).
Только в 2013 году знаменитую повесть Бориса Полевого все-таки включили в рекомендованную школьникам программу внеклассного чтения. Но сам народный герой до этого дня не дожил…
«Подбили меня 4 апреля 42 г., – в июле 1943‐го рассказывал сотрудникам комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР А.П. Маресьев (К. Дроздов. Настоящий Маресьев). – Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет на свою территорию, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде. Я и пошел садиться на лес, а там лес редкий и высокий, и на лес садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило. Положил голову на руки, и здесь слева я увидел площадку. И здесь я сделал большую глупость. Я выпустил шасси, так как мне показалось, что там – площадка, но, когда я стал разворачиваться, то мотор остановился, и машина пошла книзу. Я только успел выровнять ее из крена, как лыжами самолет задел за макушку дерева, и получился полный скоростной капот, т. е. самолет перевернулся кверху колесами. Я был привязан ремнями, но их оторвало и меня выбросило из самолета. Так что я упал метров с 30, хотя точно не знаю. По-видимому, получилось так, что я упал на снег, а потом я покатился по дороге и ударился виском, и минут 40 я лежал без памяти. Потом, когда я очнулся, я чувствую что-то на виске, приложил руку – кровь, и висит лоскуток кожи. Я его хотел сначала оторвать, а потом чувствую, что кожа толстая, и обратно ее приложил к пораненному месту. Кровь там запеклась, и все потом заросло.