С 30 сентября 1943 года по 17 января 1944 года – полковник Коротков А.Д. 23 января был отстранен от должности и отдан под суд. Приговором Военного трибунала 1‐го Украинского фронта от 29.1.1944 «за невыполнение приказа НКО № 227—1942 г. и допущение самовольного отхода дивизии с занимаемых рубежей» приговорен к расстрелу с лишением воинского звания «полковник».
С 18 января по 22 марта 1944 года – полковник Крымов М.Г. Отстранен от должности и 5 апреля назначен зам. командира 232‐й стрелковой дивизии. 15 апреля 1945 года погиб в боях в Австрийских Альпах.
С 23 марта по 4 сентября 1944 года, с 22 сентября по 8 октября 1944 и с 14 ноября 1944 года по 9 мая 1945 года – генерал-майор Тимошков С.П.
С 5 по 21 сентября 1944 года, с 9 октября по 13 ноября 1944 года – полковник Сажин М.Н.
Не зря в книге «Отцы-командиры» фронтовик А.З. Лебединцев подчеркнет: «Наша военная история еще не все оценила и не сказала настоящей правды. А тогда, выступая в поход, мы даже не знали, кто командует армией, ибо командующих на ней с сентября 42‐го по март 43‐го сменилось пять человек. Все неудачи на фронте решались снятием, перемещением, отстранением, переводом военачальников, а не надлежащим обеспечением вооружением, боеприпасами и умением организовать и провести операцию и бой».
Касается это и командиров стрелковых дивизий. Их командирская жертва в Великой Отечественной войне была поистине колоссальной. Так, согласно уточненным данным «Книги потерь», за все годы войны Красная Армия потеряла: 400 – командиров сухопутных дивизий и бригад (погибшими и умершими) и 163 – пропавшими без вести. А всего – 563 комдива и комбрига (!).
Последняя ошибка Ильинского
3 марта 1953 года Военный трибунал Московского военного округа приговорил Бориса Николаевича Ильинского к высшей мере наказания – расстрелу. В жалобе на суровый приговор он писал: «Второй раз я стою перед расстрелом, может быть, поэтому я из серьезного человека сделался наивным и не в состоянии мыслить».
И чудо произошло: Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 5 июня 1953 года ходатайство о помиловании было удовлетворено, расстрел заменили на 25 лет лагерей. Отбывать срок Ильинского отправили в особый лагерь МВД СССР, где он сумел пристроиться на блатную работу счетовода. Можно лишь предположить, что и там ему удалось сыграть очередную роль, подготовку к которой он блистательно прошел у обер-лейтенанта Цирке.
В Тулу они переехали из Горького в 1927 году, когда ему было уже 16 лет. Старший брат был в этом городе не последним человеком. С 1932 по 1937 год бригадный комиссар А.Н. Ильинский возглавлял здесь знаменитую школу оружейных техников. Не без его помощи Борис поступит в фабрично-заводскую школу при Тульском оружейном заводе и с 1929‐го останется работать здесь слесарем. А через три года по комсомольской путевке он поедет в Ленинград поступать в Школу связи ВМС РККА, которая в марте 1933‐го будет преобразована в училище…
После выпуска перспективный флотский командир получил распределение в штаб Черноморского флота в Севастополь, где через два года его заметили и направили на разведывательные курсы Наркомата обороны в Москву. В столице Ильинский успешно изучил тонкости агентурной разведки и радиоразведки. На флот он вернулся помощником информационного отделения разведывательного отдела Черноморского флота.
Осенью 1938‐го Александра Ильинского неожиданно арестовали. Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 7 октября 1938 года ему дали 15 лет исправительно-трудовых лагерей. С такими родственными связями работать в разведке Борис Ильинский не мог, и его переводят в Одессу командиром роты. Когда со старшего брата снимут все обвинения, вспомнят и про младшего…
Борис Ильинский оборонял 35-ю батарею от наступавших немцев, а после вместе с оставшимися в живых защитниками сдался в плен. Скала с выходами вентиляционных каналов 1-й башни батареи. Вид на юго-восток, в сторону мыса Фиолент. Немецкий снимок 1942 г.
В самом начале войны капитан-лейтенанта Ильинского назначают начальником 2‐го (информационного) отделения. Параллельно он исполняет обязанности помощника оперативного дежурного штаба Черноморского флота по разведке. А в 1942 году Борис Николаевич исчез… Его интенсивные поиски приведут к весьма неоднозначным выводам.
Пройдут десятилетия, прежде чем люди узнают, что город Севастополь оказался самой неприступной крепостью мира в годы Второй мировой войны. Германская армия никогда до этого не сталкивалась с обороной такой силы, с таким массовым героизмом и самопожертвованием. Только утром первого июля 1942‐го в разрушенный город вступили немцы. Начиналась агония осажденного Севастополя…
Оказавшись на 35‐й батарее, Ильинский лишь теперь начал понимать всю трагедию происшедшего. Реально оценивая обстановку, он с ужасом для себя заметил, что надежд выбраться на Большую землю не оставалось уже почти никаких…
В ночь с 1‐го на 2‐е началась посадка на катера с причала. В это время все стояли уже на берегу. Ильинский встретил много знакомых ему командиров из политуправления и оборонительного района. Он находился среди сослуживцев из разведотдела флота, которые пока держались еще вместе. Но и на этот раз Борис не смог эвакуироваться, так как было принято решение пропустить вперед только раненых, а самим остаться на защите батареи до прихода следующей партии.
– Товарищи! Корабли не придут, связи больше нет, документы шифросвязи уничтожены, – кто-то из командиров выпалил залпом.
И только теперь Ильинский понял, что это конец. Чуда не произойдет.
3 июля капитан-лейтенант Ильинский пропал без вести…
В симферопольскую тюрьму Борис Ильинский попал по подозрению в организации побега сотрудника особого отдела НКВД, которому не просто помог, а еще и отдал свою пайку хлеба. Для начала его разместили в одиночной камере, в которой он провел больше месяца. Но истинная причина ареста оказалась куда проще. Ильинского сразу же опознали попавшие в плен моряки-шифровальщики, прекрасно знавшие его по службе в разведотделе ЧФ.
После пытки одиночкой капитан-лейтенанта срочно доставляют в симферопольский штаб немецкой морской разведки (НБО – «Нахрихтенбеобахтер»), размещают в отдельной комнате, кормят, одевают и оказывают медицинскую помощь. Начинаются перекрестные и изнурительные допросы Ильинского, который по своим должностным обязанностям полностью владел всей поступавшей в штаб Черноморского флота разведывательной информацией и составлял для командующего флотом ежедневные сводки. И сломленный окончательно, Борис Николаевич рассказал все об организации разведотдела флота и задачах, решаемых всеми его подразделениями. Более того, он назвал имя начальника радиостанции разведотдела штаба, который находился в плену.
Результатом допросов Ильинского стали мгновенная смена техники шифрования у румын, сокращение радиообмена, а также утрата возможности получения ценных разведданных в самый разгар Сталинградской битвы и сражения за Кавказ.
Буквально через неделю после первого допроса Ильинского доставили к зондерфюреру разведывательной команды Николаю Келлерману. Здесь и произошла окончательная его вербовка.
Команду морской фронтовой разведки «Марина абверайнзатцкомандо» с сентября 1942 года возглавлял обер-лейтенант Цирке. Когда туда попал Ильинский, где ему был присвоен псевдоним Сидоров, она обрабатывала советских военнопленных в Мариупольском (с августа 1942 г.) лагере. Из Мариуполя команда перебрасывала агентуру в тыл частей Советской армии, действовавшей на побережье Азовского моря и на Кубани.
Плодотворно поработав с Ильинским в течение двух недель, обер-лейтенант Вольф Цирке по указанию руководства отправляет Сидорова в Берлин, где его допрашивают старшие офицеры штаба германского военно-морского флота о состоянии Черноморского флота и тонкостях советской радиоразведки. Была и поездка в Бухарест. О положительных результатах этих допросов говорит прибавка 300 рейхсмарок к ежемесячному жалованью Ильинского.
Известно, что одной из задач, решаемых командой Цирке, были допросы военнопленных в лагерях. Ильинский, как бывший офицер советской военно-морской разведки, и должен был помочь абверу на этом поприще, получив должность «опрашивающего».
Впоследствии в Ростове-на-Дону при активном участии Бориса Ильинского была разработана «инструкция по допросу советских военно-пленных», которая получила одобрение у немецкого командования и впоследствии использовалась другими немецкими разведорганами.
С начала 1943 года агент Сидоров вместе с Вольфом Цирке занимался подготовкой и переброской в тыл Красной армии немецких диверсантов. Он носил немецкую военную форму без знаков отличия и дважды в месяц получал по 500 советских рублей (200 марок).
Только в июне 1943 года ОКР Смерш Черноморского флота была установлена измена Родине капитан-лейтенанта Ильинского. Именно «это лишило наши разведорганы одного из основных источников добычи ценных сведений о группировке и намерениях немецко-румынских войск в Крыму и на Юге», – в своем донесении резюмировал начальник Разведуправления Главного морского штаба ВМФ капитан 1‐го ранга Воронцов.
Факт работы Ильинского на немецкую разведку был достоверно установлен после захвата штабных документов немцев в Сталинграде. Однако сам предатель был неуловим…
В 1945‐м Борис Николаевич теряется в Австрии, где работает у крестьянина на хуторе и готовится к приходу Красной армии. Вскоре он появляется в лагере для военнопленных в Зальцбурге, подлежащих отправке на Родину. А ведь это был неоправданный риск, на который он шел с каким-то внутренним чутьем на успех.
Через две недели Ильинского в числе прочих военнопленных передали советскому командованию. В лагере для репатриируемых он назвал себя Лазаревым и удивительным образом прошел через все этапы фильтрации Смерша.
В августе Борис Лазарев прибыл в Венгрию для прохождения службы на должность бойца караульной роты в 356‐й батальон аэродромного обслуживания 5‐й Воздушной армии, а уже в ноябре 1945‐го его демобилизуют. В военкомате Горьковской области ему выдадут военный билет, в котором будет записано, что весь период Великой Отечественной войны он прослужил в полевой авиаремонтной мастерской…