Вернувшись на базу, командир ПЛ «К-21» Н.А. Лунин в боевом донесении указал: «18–01 произвели четырехторпедный залп с интервалом выхода торпед 4 секунды, дистанция 17–20 каб., считая скорость линкора 22 узла. Головной миноносец охраны линкора “Тирпиц” резко ворочал влево на обратный курс, и я опасался, что он идет на лодку.
С выходом первой торпеды опустил перископ и с выходом последней загнал лодку на глубину, увеличил ход до полного. Через 2 мин.15 сек. из отсеков, а также акустиком было доложено о взрыве двух торпед, ожидаемых взрывов глубинных бомб не последовало».
В выводах по походу Лунин лишь подчеркнул: «Попадание двух торпед при атаке линкора “Тирпиц” считаю достоверным, это должно быть подтверждено разведкой, в то же время допускаю возможность, что головной миноносец, повернувший в момент выстрела на контркурс с линкором, перехватил торпеды на себя. В пользу этого предположения свидетельствуют последующие взрывы».
В свою очередь командир бригады ПЛ Северного флота Н.И. Виноградов в своем заключении по выполнению поставленной боевой задачи подводной лодке «К-21» уточнил вывод Лунина: «Попадание двух торпед при атаке по линкору достоверно, что должна установить разведка. В то же время допускаю, что головной миноносец, повернувший в момент выстрела на контркурс, перехватил одну из торпед на себя. В пользу этого предположения свидетельствуют последующие взрывы».
Известный писатель В. Пикуль категорически утверждал, что немецкие адмиралы специально изъяли сведения о торпедировании «Тирпица» из всех документов, включая и бортовой журнал, чтобы скрыть данный факт от Гитлера. А повод к такому выводу действительно был. Во-первых, через несколько часов после пуска торпед «К-21» немецкая эскадра повернула на обратный курс. Во-вторых, две недели спустя на «Тирпице» начался ремонт. На линкоре проводились «профилактические» работы с использованием кессона. Вот только кессоны используются для устранения повреждений подводной части корпуса вне доков.
И, тем не менее, все многочисленные дискуссии о результатах той атаки закончились единственным выводом: торпеды «К-21» цели не достигли.
Так, по мнению военного историка М.Э. Морозова, «особого внимания заслуживает торпедный залп. Согласно донесению Лунина, он производился из всех четырех кормовых торпедных аппаратов с дистанции 18–20 кбт, временным интервалом 4 сек, при угле упреждения 28°, угле встречи – 100°. Скорость цели определялась в 22 узла, а ее истинный курс в 60°. Из сопоставления с немецкими материалами известно, что в момент атаки эскадра шла со скоростью 24 узла курсом 90°. Столь значительная погрешность в определении элементов движения цели (ЭДЦ) объяснялась вышеизложенными факторами, а также тем обстоятельством, что из-за крайне малого времени подъемов перископа ЭДЦ определялись командиром “К-21” глазомерно. Залповая стрельба с временным интервалом обеспечивала перекрытие погрешностей в определении ЭДЦ только в тех случаях, когда ошибка в определении курса не превышала 10°, а в определении скорости – 2 узлов. Следует отметить и то, что в соответствии с действующими таблицами Лунину следовало стрелять с интервалом не в 4, а в 14 сек. Выбрав меньший интервал, командир, очевидно, старался сократить время нахождения на боевом курсе и быстрей уйти на глубину.
Вторым отрицательным моментом являлась большая дистанция, с которой подлодка производила залп. Если в момент залпа лодка и линкор шли примерно перпендикулярно расположенными относительно друг друга курсами, а дистанция составляла 18–20 кбт, то торпедам предстояло пройти около 18,5—19 кбт. На самом деле из-за грубой ошибки с определением истинного курса цели “К-21” и “Тирпиц” шли расходящимися курсами, и угол встречи должен был составить не 100, а около 130°. При этом торпедам было необходимо пройти около 23,8 кбт. Максимальная дальность хода торпед 53–38 с той установкой режима, которой стреляла лодка, составляла 4000 м (21,6 кбт). Стрельба с такой дистанции стала прямым следствием неверного выбора боевого курса, что в свою очередь объяснялось той поспешностью, с которой Лунину пришлось менять решение на атаку в 17.50–17.53. Следует подчеркнуть, что введенными в действие приказом НК ВМФ № 0219 от 10.3.1942 “Правилами стрельбы торпедами с подводных лодок” стрельба с дистанций 16–20 кбт по движущемуся кораблю при углах встречи свыше 90° запрещалась как бесполезная. Несомненно, что в сложившейся ситуации Лунин был обязан использовать любой шанс, но одного рвения командира мало, чтобы обеспечить успех атаки.
В сумме все допущенные просчеты и погрешности не могли не привести к отрицательному результату – торпеды “К-21” должны были затонуть, пройдя предельную дистанцию, без пересечения курса цели. Те взрывы, которые слышали на лодке в 18.04, по-видимому, стали результатом срабатывания ударников торпед при ударе о каменистое дно после прохождения предельной дистанции, а около 18.30 – взрывами глубинных бомб германских эсминцев, сброшенных на обнаруженную перед атакой британскую субмарину “Аншейкн”. Исходя из направления и скорости движения германской эскадры, можно утверждать, что взрывы торпед на дне не могли быть зафиксированы на немецких кораблях ни визуальным, ни гидроакустическим наблюдением. Поэтому информация об атаке “К-21” была получена противником только вечером тех же суток после пеленгования места передачи немецкой радиоразведкой».
Далее историк обращает внимание на то, что атака «К-21» производилась в исключительно сложных условиях обстановки. Более того, экипаж ПЛ имел довольно ограниченный боевой опыт. В доказательство М.Э. Морозов приводит следующие факты: «“К-21” вступила в строй Северного флота 10.9.1941. В связи с началом войны ее экипаж не проходил положенного курса боевой подготовки, ограничившись сдачей лишь вступительных задач курса подготовки подводных лодок КПЛ-41. В период с 7.11.1941 по 28.1.1942 под командованием капитан-лейтенанта А.А. Жукова подлодка совершила два боевых похода на вражеские коммуникации у побережья Северной Норвегии, в ходе которых имела 8 боевых столкновений, произвела 4 торпедных и 1 артиллерийскую атаки, 2 минные постановки, потопила норвежский мотобот артиллерийским огнем, транспорт и охотник за подводными лодками – минным оружием. Тем не менее, действия командира подлодки были оценены командованием как неудовлетворительные, в результате чего новым командиром 4.3.1942 был назначен Герой Советского Союза (звание присвоено указом от 3.4.1942 за успешное командование “Щ-421”) капитан 3 ранга Н.А. Лунин. Под его командованием весной 1942 г. “К-21” совершила 1 боевой поход (в ходе него совершена 1 безуспешная торпедная атака) и 1 поход для оказания помощи подводной лодке “Щ-402”».
И все же Герой Советского Союза Н.А. Лунин приказ командования выполнил. Именно к такому выводу пришел адмирал Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов. В своих мемуарах он черным по белому написал: «Фашистские корабли обнаружили подводную лодку “К-21” под командованием Героя Советского Союза Н.А. Лунина. Лунин вышел в атаку, выпустив по “Тирпицу” четыре торпеды. Гитлеровское командование, обеспокоенное тем, что соединение их кораблей обнаружено английским самолетом и подводной лодкой, через несколько часов приказало своим кораблям повернуть на обратный курс».
В шестидесятые годы западногерманские историки смогли обработать все материалы войны на море. Как рассказывает О. Стрижак, «…и стали публиковать в “Марине Рундшау” результаты действий наших подводных лодок. Теперь пришлось потрудиться нашим историкам, приводить историю в порядок. Длилась эта работа почти двадцать лет. Многие “победы” оказались фикцией.
Считали, что попали в цель, а торпеды прошли мимо – “вот выписка из немецкого вахтенного журнала. Считали, что утопили транспорт, а он остался на плаву: вот подтверждение”. Но это все полбеды. Гораздо хуже, что некоторые атаки и победы были заведомой ложью».
Например, по данным, опубликованным А.В. Платоновым и В.М. Лурье (анализ эффективности советских подводных лодок в Великой Отечественной войне), «из 229 участников боевых походов 135 (59 %) хоть раз выходили в торпедную атаку, но только 65 (28 %) из них сумели поразить цели торпедами. Двое из них потопили по четыре цели, шестеро по три цели, тринадцать – по две цели, а остальные по одной цели». Что касается Н.А. Лунина, то на его боевом счету числилось 17 потопленных кораблей противника, в том числе семь на «Щ-421» и десять на «К-21». Но в послевоенное время из 17 были подтверждены только 4 победы: 2 транспорта, большой охотник за подводными лодками и невооруженный норвежский мотобот, а также повреждение еще трех мотоботов. Но это уже другая история.
Военная тайна вора в законе
В уголовной среде Толя Черкас был известнейшим криминальным авторитетом своего времени. В паспорте вора в законе значилось: Анатолий Павлович Черкасов, 1924 года рождения, место рождения – г. Ростов-на-Дону…
С малых лет Анатолий Черкасов специализировался на кражах, а затем и на грабежах. До фронта успел отсидеть 5 лет, воевал, дошел до Победы. А после демобилизации (возможно, в 1948 году) он возвращается в родной Ростов и через год попадается на краже. Когда на первом же допросе молодой опер попытался призвать фронтовика к совести и поучить жизни, то тут же получил табуреткой по голове, а Черкасов – срок за нападение на сотрудника милиции. В лагерях он и встретил раскол между «честняками» и «суками».
Прошедшие войну «блатные» принялись за старое и стали возвращаться в лагеря (воевавших воров в ту пору называли «польскими ворами» за то, что до Польши дошли). А там их места за время отсутствия оказались уже заняты. И войти в воровскую элиту они уже не могли, так как служили государству, носили погоны, ордена, воевали. Словом, уголовникам-фронтовикам определили место среди безропотных овец, назвав их «ссученными». Но те, прошедшие дорогами войны до Берлина, не смирились.
Известный писатель и поэт В.Т. Шаламов, создатель одного из литературных циклов о жизни советских заключенных, начало воровской резни связал с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года, получившим название «четыре шестых» из-за своей даты: принят четвертого числа шестого месяца. Речь в нем шла об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества со сроками от семи до десяти лет (кража, присвоение, растрата), от десяти до двадцати пяти лет с конфискацией (хищение, совершаемое повторно, а равно совершенное организованной группой) и т. д. И с осени 47‐го «сучья война» пошла по всей Колыме.