100 великих загадок Великой Отечественной войны — страница 48 из 99

Пока Сталин, Соколовский и Булганин совещались, я размышлял сам с собой, что все-таки т. Сталин мнительный человек, мало кому верит, все проверяет, так нельзя жить. Ему, должно быть, нелегко. Я почему-то подумал, что он, из Москвы уезжая, не сказал членам Политбюро, куда едет. Почему?

Доклад Соколовского длился не особенно долго. Вышли навеселе. Бутылочку “Цинандали” выпили. Я их проводил. Когда шли к машинам, Соколовский и Булганин наперебой мне рассказывали, как хорошо к ним отнесся т. Сталин. Обсудили план дальнейшего наступления войск в августе».

Вечером вождь поставил новую задачу: “Завтра мы должны быть на Калининском фронте у Еременко. Остановимся в районе Ржева. Мы утром выедем туда поездом, а вы самолетом. Организуйте это…”

Утром Серов проводил вождя до вагона, а сам вылетел на У-2. Около Ржева в деревне Хорошево присмотрел небольшой домик с крыльцом и чистый дворик: “Захожу к хозяйке и говорю, что в этом доме остановится советский генерал на пару дней. Она, глупая, как завопит на меня. Что же это такое, при немцах полковник жил, русские пришли, генерала на постой ставят. Когда же я жить буду?!

Я тоже разозлился, говорю, чтобы через полчаса тебя не было здесь. А я уже узнал, что через дом живет ее брат, так что и она может там ночь переспать”.

Сталину размещение понравилось. В доме он “поднял трубку и заказал Еременко (ком[андую] щего фронтом). Со двора слышу, по телефону начался “шум”, который длился минут десять из-за того, что фронт топчется на месте. Получился разговор “по-русски” раза два в адрес Еременко, что с ним редко случалось, и он повесил трубку. Я впервые слышал такую ругань Сталина. Потом позвал меня и говорит: “Сейчас приедет Еременко. Надо встретить у деревни и проводить сюда”.

Вскоре приехал Еременко: “Через минут 30 смотрю, едет легковая машина, а за ней пикап с людьми, с кино и фотоаппаратами. Чтобы не пылить, я остановил их метрах в 30 от дома. Поздоровались с Еременко, и тут же я махнул рукой пикапу, чтобы уезжал обратно.

Еременко стал просить оставить эту “кинобригаду” для того, чтобы сфотографироваться со Сталиным “в фронтовых условиях”. Я сказал: пока убери, а когда договоришься с т. Сталиным, тогда позовем.

Тогда Еременко стал просить меня, чтобы я доложил Сталину о его намерении сфотографироваться. Я уже знал, что будет у них при встрече буря, поэтому ответил – спроси сам.

Я провел его к Сталину. Уходя, я вновь услышал разговор на высоких тонах, почему фронт не выполнил боевую задачу, поставленную Ставкой. И такой разговор продолжался более получаса.

Я ходил по дворику. Потом они вышли во двор. В это время меня отозвал пограничник из войск НКВД по охране тыла фронта и доложил, что только что по радио сообщили, что наши войска заняли Белгород и выбивают фашистов из г. Орла.

Я подошел и доложил об этом Сталину. Он, улыбнувшись, сказал: “В старой Руси победу войск отмечали при Иване Грозном звоном колоколов, кострами, гуляньями, при Петре I – фейерверками, и нам надо тоже отмечать такие победы. Я думаю, надо давать салюты из орудий в честь войск победителей”. Мы с Еременко поддержали эту мысль.

Далее Еременко вновь повторил т. Сталину, что его фронт начнет активные действия и освободит от немцев города. (Кстати сказать, эти обещания Еременко так и не выполнил в дальнейшем, и его скоро за обман освободили от [должности] командующего фронтом.)

Перед отъездом Еременко Сталин опять потребовал вино и фрукты, и выпили по рюмке за успех на фронте. После этого Еременко осмелел и говорит: “Т. Сталин, мне хотелось бы с вами сфотографироваться во фронтовых условиях”.

Сталин посмотрел на него, промолчал и говорит: “А что, неплохая мысль”. Еременко расцвел. Я подумал, что кинооператоров, которых угнал от деревни, теперь не найду и будет мне неприятность. Далее Сталин сказал: “Давайте, Еременко, условимся так: как только ваш фронт двинется в наступление и освободит Смоленск от немцев, вы оттуда позвоните мне в Москву, и я приеду специально к вам туда, и сфотографируемся”. Тогда я понял тонкость иронии Сталина».

Перед отъездом вождь поинтересовался у Серова: “А что вы дадите хозяйке этого дома за то, что мы тут жили?”

Вообще говоря, я ничего не хотел ей давать, так как она не хотела нас пускать, но подумал и говорю: дам 100 рублей. (У меня в кармане было всего 100 р.) Т. Сталин говорит: “Мало этого. Отдайте ей продукты, мясо”. Я: “Хорошо”. Т. Сталин: “Фрукты отдайте”. Я уже не мог выдержать и рассказал, как она не хотела пускать. Т. Сталин: “Ну ладно, отдайте, и вино, если есть”».

И все-таки, зачем Сталину понадобилось отправляться на передовую? По мнению В. Жиляева, главная цель поездки была внешнеполитическая: «По возвращении Сталин написал Черчиллю и Рузвельту о том, что недавно вернулся с фронта и, мол, вообще часто выезжает в войска, поэтому лишен возможности отлучиться из Москвы даже на неделю для встречи с союзниками. Сталин, как известно, не хотел ехать на встречу “большой тройки” никуда дальше Тегерана, вот и обосновал это им таким образом».

Однако это всего лишь предположение.

Боевые вылеты Василия Сталина

Василий Сталин действительно принимал участие в Великой Отечественной войне. Он действительно вылетал на истребителе. Но вот каким был боевым летчиком, знают немногие…

Самым первым орденом Красного Знамени сына вождя наградили Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 июня 1942 года «За отличную подготовку летного состава полка и личное руководство боевыми операциями под Харьковом и Сталинградом». Дело в том, что 32‐й гвардейский истребительный авиаполк 20 мая 1942‐го поступил в распоряжение инспекции ВВС КА, которую возглавил Василий Сталин. Однако с 13 июня по 4 июля 1942 г. непосредственное руководство полком на Юго-Западном фронте осуществлял заместитель начальника инспекции подполковник Пруцков. С 13 июля на Сталинградском фронте – сам Василий Иосифович. С 13 сентября на Донском – старший инспектор ВВС КА Герой Советского Союза майор Семенов. При этом, согласно АРХИВНЫМ ДОКУМЕНТАМ, В. СТАЛИН НИ В 41‐м, ни в 42‐м БОЕВЫХ ВЫЛЕТОВ НЕ СОВЕРШАЛ.

Попытки некоторых писателей, историков и исследователей рассказать о том, как Василий Сталин сражался в небе Сталинграда в сентябре сорок второго, не более чем ложь. В материалах инспекции ВВС КА, которые также сохранились в Центральном архиве Министерства обороны и долгое время были засекречены, вполне достаточно документов, лично подписанных сыном вождя осенью этого года. Помимо этого, генерал-лейтенант авиации С.А. Микоян, непосредственный участник боевых действий 434‐го (32‐го ГВИАП) под Сталинградом, в своих мемуарах утверждает: «Вопреки некоторым публикациям, я должен сказать, что Василий до этого на фронте бывал только наездами в качестве начальника инспекции и в боевых вылетах не участвовал («Мы дети войны»).

Боевые вылеты в летной книжке Василия Сталина появляются только тогда, когда его назначат командиром 32‐го ГВИАП.

Согласно архивным документам, всего с 18 февраля по 21 марта 1943 г. он произвел 24 самолето-вылета:

12 – на прикрытие своего аэродрома;

2 – на патрулирование в районе;

6 – по вызову на прикрытие войск и на прикрытие наземных войск и переправ;

1 – на разведку погоды в районе;

1 – на сопровождение 6 Ил-2;

1 – на сопровождение правительственного Ли-2;

1 – на прикрытие посадки У-2.

На «патрулирование в районе аэродрома» Василий совершил 2 вылета:

18 февраля тройкой (15 минут полета) и 3 марта тройкой (15 минут полета).

На «прикрытие своего аэродрома» он вылетал 12 раз:

26 февраля в паре с Ореховым (25 минут);

26 февраля в паре с Микояном (10 минут);

8 марта одиночно (11 минут);

8 марта в паре с Якимовым (32 минуты);

9 марта одиночно (7 минут); 13 марта одиночно (12 минут);

17 марта четверкой с Ореховым, Власовым, Бакланом (25 минут);

18 марта тройкой с Власовым и Луцким (15 минут);

20 марта пятеркой с Власовым, Бабковым, Луцким, Ореховым (20 минут);

20 марта пятеркой в том же составе (30 минут);

20 марта тройкой с Долгушиным и Шишкиным (15 минут);


Василий Сталин


20 марта тройкой с Ореховым и Луцким (15 минут).

Итого, 14 самолето-вылетов из 24, по всей видимости, могли быть тренировочными.

Есть у Василия Сталина и еще вылет, не имеющий отношения к боевым: 8 марта на разведку погоды в районе озер в паре с Луцким (22 минуты).

Итого, 15 самолето-вылетов.

Вообще, самолето-вылет – это всего лишь расчетная единица для установления объема боевой деятельности авиации, боевого напряжения самолетов, подразделений, частей… на определенный период (день, сутки, месяц) или для планирования ее действий в бою. Точно так же применяется в учебной практике.

Боевой же вылет – это вылет экипажа на задание, в результате которого боевая задача в соответствии с данными объективного контроля считается выполненной. Понятие боевого вылета применяется для учета боевой деятельности каждого экипажа за определенный период времени.

Еще два самолето-вылета вряд ли можно считать боевыми:

9 марта на прикрытие посадки самолета У-2 в районе Бор и разведка погоды в паре с Якимовым (1 час) и 21 марта пятеркой с Власовым, Бабковым, Ореховым, Луцким на сопровождение правительственного «Дугласа» Калинин – Москва (время посадки не указано).

Таким образом, остается всего 7 самолето-вылетов, которые можно было бы считать боевыми. Но все дело в том, что, согласно приказа НКО № 0685 от 9 сентября 1942 года, боевым вылетом для истребителей считался такой вылет, при котором истребители имели встречу с воздушным противником и вели с ним воздушный бой.

При выполнении задачи по прикрытию штурмовиков и бомбардировщиков боевым вылетом для истребителей считался только такой вылет, при котором штурмовики и бомбардировщики при выполнении боевой задачи не имели потерь от атак истребителей противника.

19 февраля у гвардии полковника Сталина записан вылет по вызову на прикрытие своих войск в районе Хмели десяткой с Герасимовым, Якушиным, Коробковым, Долгушиным, Батовым, Шишкиным, Гнатенко, Луцким, Хользуновым (1 час 19 минут);