Как бывший начальник Генерального штаба я с полной ответственностью заявляю, что роль и место Ржева в истории войны освещается плохо, неверно. Одна из причин в том, что здесь были крайне неудачные операции, хотя ими и руководили выдающиеся полководцы – Жуков, Конев, а на подступах к Ржеву – и Рокоссовский. Другая причина в том, что Институт военной истории во главе с Волкогоновым долгие годы искажал подлинные события войны. А проще говоря, Волкогонов не знал по-настоящему военной истории. И, наконец, третья причина, на мой взгляд, в том, что нынешнее руководство Института военной истории пассивно по отношению к Ржеву, не желает пересматривать прежних позиций.
Я разделяю точку зрения, что на Ржевском плацдарме погибло более миллиона наших воинов. Используя свое служебное положение, буду решительно настаивать на пересмотре оценки значения Ржевской битвы, как одного из величайших сражений Второй мировой войны…»
Минометчики 247-й стрелковой дивизии ведут огонь по противнику в районе Ржева
Было это летом 1998 года, а в мае 2013‐го известный военачальник скончался.
В одной из своих книг «Заслуженный учитель РСФСР» подполковник в отставке П.А. Михин также не забыл про Полунино: «Об ожесточенности боев за Ржев говорит такой факт. Только в одной деревне Полунино, которая стоит в четырех километрах севернее Ржева, в братской могиле захоронено ТРИНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ СОВЕТСКИХ ВОИНОВ из СЕМИДЕСЯТИ ТРЕХ ДИВИЗИЙ И БРИГАД, воевавших здесь. (…)
В каждой дивизии насчитывалось двенадцать, а в бригаде – восемь тысяч воинов. Правда, непосредственно в бою от каждой дивизии одновременно участвовало не более двух тысяч, остальные их обслуживали. Можно посчитать, сколько же наших солдат участвовало в боях только в районе деревни Полунино!
Очень правдивую оценку Ржевской военной эпопеи дал Маршал Советского Союза Виктор Куликов. Он участник Ржевской битвы, водил в атаку на немцев взвод и роту. В 1998 году в газете “Ржевские новости” за 27 февраля маршал опубликовал статью “Между Ржевом и Вязьмой”, в которой очень критично рассказал о Ржевской военной эпопее. Приведенными им в статье цифрами воспользовались и мы. К сожалению, как отмечает маршал Куликов, неудачно было организовано командованием Калининского и Западного фронтов и преследование уходившего из Ржева противника, что привело к потере 138 500 человек, в том числе 38 800 убитыми. Зачем было бросать вдогонку немцам эти 140 тысяч жертв?»
А ведь все это называлось операцией «Марс»… Например, генерал армии, президент Академии военных наук М.А. Гареев в статье «Домыслы и факты об истории Великой Отечественной» всех неосведомленных об этой операции людей отсылает к 6‐му тому «Истории Второй мировой войны 1939–1945 гг.», изданному в 1976 году: «(в нем упоминается операция “Марс” и на карте обозначено место ее проведения), к увидевшему свет в 1961 году “Стратегическому очерку Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.”, к воспоминаниям маршалов Жукова, Василевского, Катукова, Бабаджаняна, генералов Белобородова и Галицкого, других военачальников».
Чтобы разобраться в особенностях операции «Марс», генерал Гареев рекомендует обратить внимание на следующие обстоятельства: «Во-первых, является заблуждением и не соответствует действительности мнение, будто операции на южном (Сталинградская – «Уран») и западном («Марс») направлениях – это две самостоятельные стратегические операции. После неудач в летне-осенних кампаниях 1941 и 1942 годов страна, Государственный Комитет Обороны (ГКО) прилагали огромные усилия, чтобы снабдить резервами, оружием, боеприпасами, другими материально-техническими средствами войска, предназначенные для контрнаступления под Сталинградом. Да и там обеспеченность боеприпасами была в 1,5–2 раза ниже, чем в последующих наступательных операциях Великой Отечественной войны.
И тем более не было возможности хотя бы в таком же объеме, как под Сталинградом, дать все, что нужно, войскам на западном направлении. (…)
Учитывая опыт предшествующей кампании первого периода войны, осенью 1942 года Ставка ВГК отказалась от одновременного проведения крупных наступательных операций на нескольких стратегических направлениях. ГКО и Ставка признали необходимым “считать предстоящую операцию в районе Сталинграда главным мероприятием до конца 1942 года на всем советско-германском фронте, сосредоточив на ней основное внимание и усилия партии, правительства и всего советского народа”.
Замысел Ставки ВКГ состоял в том, чтобы “вначале разгромить неприятельскую группировку в междуречье Волги и Дона, а затем нанести удары на Северном Кавказе, Верхнем Дону и под Ленинградом. Чтобы сковать противника и лишить его возможности маневрировать силами, предусматривалось провести также наступательные операции в районах Великих Лук, Ржева и Вязьмы”.
Главная цель операции в районе ржевско-вяземского выступа состояла, таким образом, в том, чтобы не допустить переброски резервов из состава группы армий «Центр» на южное направление, а по возможности и привлечь к себе дополнительные силы противника и тем самым обеспечить успех Сталинградской операции. (…)
Не забудем также, что к моменту проведения операции «Марс» из состава Калининского и Западного фронтов в период с сентября по октябрь 1942 года были выведены 25 соединений (11 стрелковых дивизий, 5 танковых корпусов, 9 отдельных танковых бригад), а включены лишь три механизированных корпуса и несколько отдельных частей. И, конечно, оставшимися силами было невозможно проводить полноценную стратегическую операцию.
Во-вторых, в соответствии с указанием Ставки ВГК Северо-Западный, Калининский и Западный фронты должны были в октябре – ноябре 1942 года провести совместную наступательную операцию («Марс») на московском направлении с целью разгрома противника в районах Ржева и Новосокольников. Первоначальный срок ее готовности был определен 21 октября, а начало действий – 23 октября. С переносом срока начала контрнаступления под Сталинградом (операция «Уран») переносился и срок проведения операции «Марс», что уже само по себе свидетельствует о вспомогательном, подчиненном значении последней.
Естественно, в директивах фронтам не говорилось об отвлекающем характере проводимых ими наступательных операций и даже ставились задачи «разгромить основные силы группы армий «Центр». Но это вполне понятно, ибо войска надо было убедить в серьезности стратегических намерений советского командования на западном направлении.
Хотя командующих фронтами и армиями, возможно, частично посвящали в суть операции. (…)
Если внимательно вглядеться в карту операции «Марс», то нетрудно заметить, что удары наносились на широком фронте, на ряде разобщенных направлений с целью максимально сковать все основные группировки войск группы армий «Центр». При этом армии фронтов переходили в наступление в разные сроки. Так, 24 ноября начала активные действия 3‐я ударная армия на великолукском направлении, на другой день 41, 22, 39‐я армии Калининского и 20‐я армия Западного фронта. 28 ноября началось наступление Северо-Западного фронта против демянской группировки противника.
Стратегическая операция с далеко идущими решительными целями так не проводится, не говоря уже о том, что это не жуковский стиль. Жуков, как известно, всегда добивался максимального сосредоточения сил и средств на решающих направлениях.
В-третьих, Ставка ВГК, лично Сталин, придавая особое значение обеспечению успеха на сталинградском направлении, были настолько преисполнены решимости приковать внимание германского командования к западному направлению, что пошли в этом отношении на самые экстраординарные меры. Кроме реальных наступательных действий были осуществлены различные дезинформационные акции. (…)
Можно спорить о том, насколько все это являлось целесообразным и оправданным, насколько рационально со стратегической точки зрения были организованы операции на западном направлении. Вместе с тем очевидно и то, что в отрыве от всех этих перипетий и обстоятельств нельзя делать однозначных и скоропалительных выводов по такой сложной операции, как «Марс».
В-четвертых, при проведении всех операций на западном стратегическом направлении, в том числе и операции «Марс», над их организаторами и руководителями постоянно довлели и оказывали определяющее влияние военно-политические соображения, связанные с безопасностью и удержанием Москвы. В первой половине войны столица была остовом, основой устойчивости всего советско-германского фронта. Где бы ни наносил главный удар противник и куда бы Ставка ВГК ни направляла основные усилия, на первом плане у нее была Москва. С ее потерей становилась практически безнадежной судьба Ленинграда, других городов и районов СССР. Наступление германских войск на юге в 1942 году показало, что при условии удержания Красной армией Москвы и прилегающих к ней центральных районов даже в случае глубокого продвижения противника на других направлениях и наших тяжелых потерь в результате этого, страна сохраняет шансы для противостояния врагу».
Так-то все так, однако, как вспоминал П.А. Михин, «…главное наше достижение в этих боях состояло в том, что немецкое командование, всполошившись нашей активностью подо Ржевом, отвлеклось от Сталинграда и просмотрело сосредоточение советских войск для наступления под Сталинградом.
Но Ржев-то мы так и не взяли.
В конце концов 2 марта 1943 года немцы сами оставили город. Решающей причиной бегства немцев из Ржева было их поражение под Сталинградом. К тому же войска Калининского и Западного фронтов продвинулись вокруг города так далеко, что оставаться в нем стало бессмысленно».
Когда в феврале 2010 года в Твери состоялась научно-историческая конференция, посвященная 60‐летию освобождения Ржева, то мнения организаторов и их гостей во многом не совпали. Как свидетельствует М. Шандарова, «президент Академии военных наук генерал Махмуд Гареев, который сам воевал под Ржевом и был здесь дважды ранен, предостерег аудиторию от сравнения сражений на Ржевско-Вяземском плацдарме со Сталинградской битвой. По его мнению, ржевские операции носили несамостоятельный характер, имея стратегической целью всего лишь прикрытие Сталинградской операции. Употребление термина “Ржевская битва” генерал Гареев считает недопустимым. По его мнению, не стоит также равнять противника в этих двух боях Великой Отечественной войны, потому что под Сталинградом воевали “слабые” румыны, итальянцы, в то время как Ржевскую оборону держали отборные войска вермахта, в отличие от частей Красной Армии. Их генерал Гареев назвал наспех сколоченными. Наблюдение из его личных воспоминаний боев под Ржевом – очень плохое обеспечение боеприпасами. Нечем было стрелять, а значит, воевали не умением, а числом. В то же время генерал Гареев не поддерживает недавно названные новые цифры потерь под Ржевом. Он убежден, что не соответствует действительности даже не самая большая цифра в полтора миллиона человек убитыми и ранеными. Впрочем, президент Академии военных наук, кажется, вообще не одобряет исследований ржевской темы, как и вообще изучения военной темы нашими современниками. Генерал убежден, что единственная их цель – окончательно опорочить Советскую власть. А Великая Отечественная война, как сказал генерал, это последний плацдарм, удерживаемый ветеранами. Следует, видимо, понимать, от неблагодарных потомков, рискнувших выйти за пределы, очерченные сталинским “Кратким курсом истории ВКП(б)”. (…)