Сидеть в камере не входило в его планы. Взломав вместе с находившимися с ним уголовниками кирпичную стену тюремной бани, Шило бежал.
Скрывался в Иркутске, потом в Воронежской области. Воспользовавшись пожаром в квартире, обжег верх своего паспорта и получил новый на фамилию своей жены – стал Гавриным. Позже переправил букву Г на Т, получилось – Таврин. Под этой фамилией устроился на учебу в Воронежский юридический институт. После окончания первого курса был принят на должность старшего следователя в Воронежскую прокуратуру. За самовольное оставление работы был вновь арестован, однако наказания избежал. В сороковом году уехал в Свердловск, где по подложному паспорту устроился на работу в трест “Урал-золото”, откуда 14 июня 1941 года и был призван в Красную Армию. Воевал, и даже неплохо», – пишет А. Михайлов.
«Вранье и авантюризм были натурой этого человека. Одна женщина, знавшая его по Свердловску, рассказывала, что знакомым женщинам Таврин представлялся сотрудником НКВД.
“Меня, правда, удивляло, – добавляла она, – что такой ответственный товарищ не упускал случая слямзитъ что-нибудь по мелочам. Пользуясь моим отсутствием, унес мою кожаную куртку, кое-что из белья. Хозяйка квартиры лично приготовила ему из моей муки на дорогу булочки”».
Самое интересное, что один из ветеранов контрразведки, имеющий отношение к задержанию и допросам Таврина, рассказывал, «что ему показалось, что тот был не способен ни заложить бомбу в месте, куда приедет Сталин, ни стрелять из компактного фаустпатрона по машине вождя».
«Не тот он был человек, – говорил ветеран. – Не того склада. Согласиться мог, тренироваться мог, а пожертвовать собой – нет» (Е. Жирнов).
«При аресте Шило-Таврина и его спутницы в руки контрразведчиков попали шифры, кодировочные таблицы и специально оговоренные на случай провала способы оповещения. Шифровальный “лозунг” радистки – “Привет от дамы”. Шилова также была проинструктирована в “Цеппелине”: если работают под контролем, то в конце радиограммы будет подпись “Л. Ш.”, а при самостоятельной работе – “Л. П.”. Но это были не все меры предосторожности, которые предусмотрели в “Цеппелине”…
Позже в ходе следствия удалось также установить, что “Цеппелином” разработана еще одна предосторожность на случай провала, о которой знал только Таврин. Перед заброской в советский тыл Шило-Таврин согласовал с немецким командованием условный сигнал, который он должен был применить в случае своего ареста советской разведкой. Его жена, заброшенная вместе с ним в качестве радистки, не знала о наличии этого условного сигнала.
Принцип шифровки условного сигнала состоял в следующем: берется слово, в котором имеются две одинаковые буквы рядом, например, “русский”, “коммуна” и т. п. Для подачи сигнала немцам о работе под диктовку Таврин должен был внести в текст радиограммы два слова, начинающиеся с этих букв, например, “милая мама”, “сильный снегопад”, и вставить их в определенное место радиограммы. Однако более подробно и конкретно объяснить способ кодировки условного сигнала Таврин на следствии отказался», – рассказывают В. Макаров и А. Тюрин.
После задержания Таврина и его жены следствие по делу оказалось в ведении НКВД – НКГБ, а «радиоигра» – с противником в Смерше.
Радиостанции был присвоен псевдоним «Туман» (прежде – «Семейка»). В историю отечественной контрразведки она и вошла именно с этим названием. Цель заключалась в вызове на советскую сторону германской агентуры и ее последующем аресте.
Последнее сообщение, отправленное Шиловой, ушло в «Цеппелин» 9 апреля 1945 года, но ответа уже не было.
Расстреляют «семейку» только в 1952 году. Его 28 марта, а ее 2 апреля. Таврина за что, понятно. А вот ее? В своем последнем заявлении Шилова писала: «Все эти годы оккупации я мечтала о родной земле и родных людях. Я не жалею о том, что прилетела. Если нужно будет умереть, умру, но зато буду знать, где умерла и за что. Прошу об одном: предоставить мне возможность разделить судьбу с мужем, какова бы она ни была. Я верю в то, что с момента вступления на родную землю он ничего бы не сделал против Родины».
Что ж, она говорила правду. Таврин-Шило действительно не собирался работать на немцев на советской территории. Он действительно хотел затеряться и порвать с немцами всякую связь.
Но ошибся лишь в одном – уж слишком высоко забрался. Переиграв «Цеппелин», он уже никак не мог переиграть советские спецслужбы. Такова истина.
Как Вольф Мессинг помог фронту
Имя Вольфа Григорьевича (Гершковича) Мессинга (1899–1974) и сегодня известно многим. Советский эстрадный артист польского происхождения, выступавший в СССР с психологическими опытами «по чтению мыслей» зрителей, заслуженный артист РСФСР (1971). В 1939 году после начала Второй мировой войны он бежал в Советский Союз, где начал выступать с «чтением мыслей», сначала в составе агитбригад, затем с индивидуальными концертами от Госконцерта. В годы войны, как пишет Л. Любимский, «перед артистом встали вопросы: чем помочь своей новой Отчизне? Нужны ли людям в эту тяжкую пору его выступления с «психологическими опытами»? Оказалось, нужны. Его эвакуировали в Новосибирск, и вскоре он начал выступать в воинских частях, домах офицеров, клубах, госпиталях, цехах оборонных заводов, силой своего дарования внушая зрителям уверенность в разгроме фашизма, в победе. Как и многие советские люди, отсылал заработанные средства в фонд обороны».
И действительно, во время войны на средства артиста были построены два истребителя. Первый – Як-7, построенный в Новосибирске, был приобретен Мессингом в 1944 году специально для старшего лейтенанта Константина Ковалева после того, как он прочитал Указ о присвоении летчику-асу звания Героя Советского Союза. На фюзеляже самолета была сделана надпись: «Подарок от советского патриота В.Г. Мессинга Герою Советского Союза летчику Балтики К.Ф. Ковалеву».
Благое дело, не иначе. Однако по прошествии лет выясняется, что это была не личная инициатива артиста. Его просто попросили это сделать…
Андрей Петрович Фролов в Смерше руководил 5‐м отделом. В 1944 году он был проездом в Новосибирске с проверкой. Здесь его и застал звонок начальника Главного управления контрразведки Смерш В.С. Абакумова:
– Ты Мессинга знаешь? – спросил Виктор Семенович.
– Гипнотизера, что ли? – уточнил Фролов.
– Да. Он за время войны на своих сеансах уже два миллиона рублей заработал. Неплохо бы ему намекнуть, чтобы поддержал нашу армию на фронте, а то сам никак не догадается. Например, построил бы на свои деньги истребитель.
– Вас понял. Все сделаю.
– Только ты с ним помягче, – уточнил задачу Абакумов, – постарайся добром убедить. Он немного упертый, с ним уже говорили люди из обкома партии, так он ни в какую, не то что отказывается, а рака за камень заводит, не дает, короче, денег, ты поговори, это личное указание товарища Сталина.
«И вот ординарец привел Мессинга, – вспоминал генерал А.П. Фролов. – Боже, до чего маленький, плюгавенький, худенький, лысенький. Но взгляд такой пронизывающий и даже что-то сатанинское есть, вот кому бы у нас следователем работать. Я приветливо шагнул навстречу, широко улыбнулся и протянул руку: “Подполковник Фролов, Андрей Петрович” и показал ординарцу знаком оставить нас вдоем. В ответ Мессинг вяло пожал мою руку: “Я Вольф Мессинг, надеюсь, вы меня знаете, зачем меня сюда привезли?” – сказал он с очень сильным местечковым акцентом.
– Я всегда восхищался вами! А, скажите, вы, правда, заперли в своей камере шесть гестаповцев?
– Так ви миня пригласили, чтобы только об этом спросить? – Он был явно не в духе.
Видя его раздражение, я решил начать издалека:
– Товарищ Мессинг, вот вы, понимаете ли, нашли у нас спасение от немцев. Мы, так сказать, даем вам возможность спокойно жить и дышать. Я даже не понимаю, почему бы вам не построить истребитель для нашей армии, которая за вас же и кровь проливает? С вами ведь уже был разговор на эту тему в Обкоме партии?
Лицо гипнотизера приняло еще более сварливый вид:
– А почему я обязан отдавать свои деньги? Я разве член вашей партии? Вы что, думаете, мне деньги даром даются? Вот вы попробуйте хоть лягушку загипнотизировать. Сможете? А мне приходится десятки здоровенных мужиков за вечер гипнотизировать, вы знаете, сколько на это уходит здоровья? А ведь нервные клетки не восстанавливаются. Вы знаете, сколько килограммов я теряю за один сеанс? Я уже почти все свое здоровье потратил на службе советсткому народу, а ведь я даже не гражданин вашей Родины – говорит, а сам таращится на меня своими огромными, излучающими какую-то бешеную энергию глазищами.
Вольф Мессинг
Меня этот его нахальненький, прикрывающий обыкновенное жлобство тон серьезно раздражать начал, тем более что мы к дисскусиям не особенно приспособлены. Упрашивать и скакать на задних лапках перед доставленными в наше заведение нас не учили.
Я привстал и посмотрел на него с некоторой строгостью:
– Вы что себе позволяете?! Вы где находитесь?! Вам здесь не гестапо, понимаете! Здесь ваши штучки не пройдут! Люди за вас на фронте кровь проливают, а вы мне тут голову своими потерями в весе морочите? Да у нас подростки в ночные смены в цехах в три раза больше вашего в весе теряют и не жалуются, а кое-как только на хлеб зарабатывают! Это до чего же обнаглеть, чтобы на Советскую власть жаловаться, которая вас спасла и пригрела, можно сказать, на своей груди! – И тут я, не сдержав темперамента, саданул кулаком по столу.
А когда перевел взгляд на Мессинга, то с ужасом обнаружил, что гипнотизер исчез, и я кричу в пустоту. Мессинг растворился, как будто его и не было. Я вмиг похолодел, значит, тот случай с гестаповцами – правда, и есть чудеса на свете. Поди, загипнотизировал меня, закрыл в кабинете, как тех гестаповцев, и был таков. Я внутренне похолодел, мурашки поползли по спине, ведь вопрос у Сталина на контроле, это ж надо так опростоволоситься. Тут дверь открывается и входит полковник Щербанов: