рации “Багратион”, разработанная Генеральным штабом и согласованная с Г.К. Жуковым, А.М. Василевским, а затем и с И.В. Сталиным, подтверждают, что Ставка с самого начала планирования операции предусматривала нанесение под Бобруйском двух ударов – одного из района севернее Рогачева, другого – с фронта Мормаль, Озаричи».
Тем не менее в 1970 году выходит третий фильм киноэпопеи Ю. Озерова «Освобождение» (киноэпопея из пяти фильмов) – «Направление главного удара». А начинался он с рассказа о решающих и драматических событиях 1944 года, о Белорусской наступательной операции «Багратион» и полном освобождении территории СССР. И зрители хорошо запомнили именно этот эпизод: «Непохоже, что вы все продумали, – говорит Сталин Рокоссовскому 23 мая 1944 года в Ставке после доклада последнего о том, где и как надо нанести “трудный, но обещающий успех” главный удар. – Выйдете в соседнюю комнату. Продумайте еще раз ваше предложение».
Впрочем, понятно, что сцена для фильма была взята из книги Рокоссовского «Солдатский долг». А как же все было в действительности?
«План операции “Багратион”» впервые был представлен Верховному Главнокомандующему в докладе заместителя начальника Генерального штаба генерала армии А.И. Антонова 20 мая 1944 года. В 5‐м пункте этого документа, «Задачи фронтов», говорилось:
«1‐й Прибалтийский фронт прорывает оборону противника северо-западнее Витебска, форсирует реку Западная Двина и, прикрываясь со стороны Полоцка, наносит главный удар в общем направлении Лепель, Докшицы, Молодечно. Частью сил ударом на Сенно во взаимодействии с 3‐м Белорусским фронтом уничтожает витебскую группировку противника…
3‐й Белорусский фронт прорывает оборону противника юго-восточнее Витебска и наносит главный удар в общем направлении Сенно, Борисов, Минск…
2‐й Белорусский фронт прорывает оборону противника северо-западнее Нового Быхова и наносит главный удар вдоль западного берега р. Днепр на Могилев. В дальнейшем развивает наступление в направлении Березино, Минск. Вспомогательный удар наносится из района севернее Чаус на Могилев…
1‐й Белорусский фронт прорывает оборону противника на двух участках – севернее Рогачева и на фронте Мормаль, Озаричи, нанося удар в общем направлении на Бобруйск. В дальнейшем развивает наступление в обход Минска с юга и частью сил на Слуцк…» (ЦАМО.Ф. 96а. Оп. 1711. Д. 7а. Л. 258–261).
Примечательно, что данный вариант плана Белорусской стратегической наступательной операции в последующем был уточнен, а сам План был утвержден Ставкой ВГК лишь 30 мая 1944 года. Это во-первых. Во-вторых, по утверждению обозревателя НВО И. Плугатарева, «Нигде в доступных источниках – “НВО” проверило это – и впрямь нет сведений о том, что Главковерх “гонял” Рокоссовского из зала заседаний Ставки в отдельный кабинет. Но, с другой стороны, а почему они должны быть? Ведь Верховный “предлагал подумать” одному командующему 1‐м Белорусским, поскольку при определенной рискованности выработанного плана операции именно на него ложилась наибольшая ответственность за его воплощение в непроходимых болотах Полесья. Оттого, возможно, это Рокоссовскому и запомнилось больше, чем другим командующим, войска которых участвовали в “Багратионе”».
К слову сказать, Константин Константинович Рокоссовский не отличался умением лгать. Видимо, только поэтому, несмотря на все попытки уличить его во лжи относительно «двух ударов», он продолжал стоять на своем. Вот и Маршал Советского Союза А.М. Василевский писал: «К разработке конкретного оперативного плана проведения Белорусской операции и плана летней кампании 1944 года в целом Генеральный штаб вплотную приступил с апреля. В основу плана был положен замысел Верховного Главнокомандования, которым предусматривалось мощными сходящимися ударами по флангам белорусского выступа – с севера от Витебска через Борисов на Минск и с юга через Бобруйск также на Минск – разгромить главные силы немецкой группы армий “Центр”. Находившиеся в середине выступа восточнее Минска». Но, как оказывается, еще в марте Верховный Главнокомандующий пригласил Рокоссовского к аппарату ВЧ и в общих чертах ориентировал относительно планируемой крупной операции и той роли, которую предстояло играть в ней 1‐му Белорусскому фронту. А затем Сталин поинтересовался мнением Константина Константиновича. Не отсюда ли родились «два удара»?
«Почему я так настойчиво защищал решение о двух удаpax? – будет написано маршалом в восстановленной части главы «Оба удара – главные». – Дело в том, что местность на направлении Рогачев – Бобруйск позволяла в начальный период наступления сосредоточить там лишь силы 3‐й и частично 48‐й армий. Если этой группировке наших войск не оказать помощь на другом участке, противник будет в состоянии не допустить здесь прорыва своей обороны. В случае необходимости он для парирования угрозы имел бы возможность перебросить сюда силы с неатакованных участков.
К этому необходимо добавить, что правый фланг 3‐й армии упирался в район, занимаемый противником не только по западному, но и по восточному берегу Днепра. Это вынуждало нас принять надлежащие меры для обеспечения правого фланга армии и фронта. Удар 65‐й и 28‐й армий по левому берегу Березины в направлении Бобруйск – Осиповичи лишал противника возможности перебросить свои силы с этого участка против 3‐й армии, и наоборот. Ударами на двух направлениях вводилась в сражение одновременно основная группировка сил правого крыла фронта, чего нельзя было достигнуть ударом на одном участке из-за его сравнительной ограниченности. Кроме того, успех, достигнутый на любом из этих участков, ставил противника в тяжелое положение, а войскам фронта обеспечивал успешное развитие операции.
На совещании в Ставке для каждого фронта были установлены сроки наступления, определены силы и средства, а также время их поступления. Большое значение придавалось организации тесного взаимодействия между фронтами, в особенности между 3‐м (командующий генерал-полковник И.Д. Черняховский) и 1‐м Белорусским, на которые Ставка возлагала основные задачи. Войска этих фронтов должны были быстро продвинуться на запад и сомкнуться своими флангами западнее Минска, чтобы затем уничтожить окруженную вражескую группировку».
И все же главная причина такой убежденности Рокоссовского в своей правоте, по всей видимости, заключается в нежелании отдавать лавры «двух ударов» Генеральному штабу и Ставке ВГК. Ведь изначально план наступательной операции 1‐го Белорусского фронта разрабатывался командованием фронта с привлечением всего коллектива руководящих работников управления и штаба. Вот только окончательный план наступления отрабатывался в Ставке 26–27 мая (согласно журнала записей лиц, принятых И.В. Сталиным), а не 22 и 23‐го, как указал Константин Константинович в своих мемуарах.
Как работал институт представителей ставки
23 июня 1941 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) № 825 была создана Ставка Главного Командования. 10 июля, в связи с образованием Главных командований направлений, ее преобразовали в Ставку Верховного Командования (председатель И. Сталин). А 8 августа Ставку Верховного Командования переименовали в Ставку Верховного Главного Командования.
Тогда же стали закладываться основы представительства высших органов руководства СССР и его вооруженных сил в действующей армии. Уже в самые первые дни войны ряд должностных лиц был направлен на фронты, где им поручалось на месте выяснить обстановку, принять неотложные меры по ее стабилизации, оказать помощь командованию фронтов в организации отпора агрессии противника.
«Направление своих представителей в войска действующей армии Ставка ВГК практиковала и в последующие месяцы войны. Однако до конца 1941 г. и в первой половине 1942 г. ее представительство носило не системный, а эпизодический характер. Пребывание на фронтах представителей Верховного главнокомандования в то время чаще всего было непродолжительным, документов, определявших их права и обязанности, разработано еще не было. Поэтому цель деятельности таких должностных лиц обычно ограничивалась либо информационно-аналитическими потребностями, либо увязывалась с острой необходимостью решить какие-либо конкретные организационные или оперативные вопросы. (…)
Представитель Ставки ВГК А.М. Василевский и командующий войсками 3-го Белорусского фронта И.Д. Черняховский допрашивают пленных немецких генералов Гольвинцера и Зитгера. Район Витебска, 1944 г.
Опыт первых месяцев войны показал, что представлять Ставку ВГК в войсках действующей армии было чрезвычайно ответственной обязанностью. Однако не все направляемые ею высокопоставленные должностные лица смогли достойно выполнить возложенные на них функции. Это было связано с тем, что подбор кандидатов для выполнения функций представителей Ставки ВГК в войсках действующей армии в 1941 г. осуществлялся, исходя из занимаемого служебного положения и общественного авторитета того или иного должностного лица в предвоенные годы, а уровень их оперативно-стратегического профессионализма учитывался недостаточно» (Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12 т. Т. 11. Политика и стратегия Победы: стратегическое руководство страной и Вооруженными силами СССР в годы войны).
Согласно официальной точке зрения, «начиная с контрнаступления под Сталинградом представительство Ставки ВГК в войсках действующей армии получило еще более широкое распространение. К нему в это время, по сути, перешли функции упраздненных главных командований войск направлений. Выйдя на качественно новый уровень развития в общей системе оперативно-стратегического руководства вооруженными силами, институт представителей Ставки ВГК завершил свое организационное оформление, а предусмотренный постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23 июня 1941 г. институт постоянных советников Ставки фактически утратил свою значимость. Зародившись в начале Великой Отечественной войны, без предварительного и глубокого теоретического обоснования, представительство Ставки ВГК практически до конца войны являлось наиболее устойчивой, гибкой и результативной формой управления войсками одного или нескольких фронтов. В издаваемых Ставкой ВГК директивах ее представителям стали определяться конкретные обязанности и ответственность за исход военных действий. Их деятельность непосредственно в действующей армии стала регулярной, более продолжительной и конкретной. Представителями Ставки ВГК назначались не просто ответственные должностные лица в структуре вооруженных сил, но преимущественно имеющие высокие военно-профессиональные качества, боевой и управленческий опыт, пользующиеся признанием и авторитетом среди командного состава действующей армии. В большинстве случаев эту роль выполняли члены Ставки ВГК или начальники главных управлений Наркомата обороны – заместители наркома обороны, обладавшие широкими полномочиями и возможностями для оперативного реагирования на возникавшие проблемы при реализации замыслов Ставки ВГК в конкретных условиях обстановки» (там же).