«18 февраля 1945 года. Восточная Пруссия. Юго-западнее города Мельзак (ныне Пененжно, Польша), – рассказывает Ю. Грозмани (сопоставляя архивные документы, мемуарную литературу полководцев с воспоминаниями простых участников войны). – …В сторону фронта по дороге мчались две штабные машины – “Эмка” и следом за ней открытый “Виллис”. Машины, не сбавляя скорости, объезжали рытвины и воронки от бомб и снарядов. При этом непрерывно гудели и мигали фарами. Принуждая водителей встречных грузовиков прижиматься к обочинам. А как же? По всему видно – высокое начальство. А с ним – шутки плохи.
Впереди показалась танковая колонна. “Тридцатьчетверки” растянулись километра на полтора. “Эмка” с “Виллисом” берут левее и с ходу начинают обгон. Но сигнал клаксона тает в реве мощных танковых моторов и лязганье гусениц. Механики, сидящие за рычагами, в своих кожаных шлемофонах обгоняющих машин не видят.
Колонна занимала львиную часть дорожного полотна. Поэтому машинам приходилось ехать по самой обочине.
Один из танков, шедших в колонне, неожиданно резко взял влево. Водитель “Эмки”, чтобы избежать столкновения, круто перекладывает руль. Но машина все равно цепляет за гусеницу танка крылом. “Эмку” отбрасывает в сторону, она съезжает в кювет и заваливается на бок…
Генерал И.Д. Черняховский погиб 18 февраля 1945 г.
“Виллис” успевает затормозить. Из него выскакивают люди в форме офицеров НКВД. Трое бегут к опрокинувшейся машине. Четвертый стреляет из ракетницы и останавливает танковую колонну. Танкистам приказывают выйти из боевых машин и построиться на шоссе в одну шеренгу. Никто ничего не понимает. К чему такой сыр-бор? Ну, упала машина в кювет. Ну и что здесь такого? На фронте и не такое бывает. Чай, не трагедия…
…Оказалось, что трагедия. Из перевернувшейся машины выбирается генерал. Это генерал Черняховский – командующий 3‐м Белорусским фронтом. Он рвет и мечет. Танкисты цепляют тросом “Эмку” и вытаскивают ее на шоссе. Машина вроде бы в порядке. Ехать дальше может.
Тем временем капитан-энкавэдэшник выводит в поле командира экипажа танка Т-34. Того самого, что скинул в кювет “Эмку”. Говорит про измену, про работу на немцев, про шпионаж. В довершение всего обвиняет в попытке убить генерала. После этого достает свой ТТ и на глазах ничего не понимающего экипажа танка расстреливает командира боевой машины…
“Эмка” уже на ходу. Офицеры рассаживаются по местам. Кто в “Эмку”. Кто в “Виллис”. Но генерал продолжает материться. Он орет на водителя. Потом выгоняет его взашей из машины, обозвав “хреновым выродком, не видящим, куда едет…” И сам садится за руль. Водитель устраивается сзади с адъютантом. Машины резко берут с места и исчезают за поворотом.
Танкисты стоят ошеломленные. Не в силах произнести ни слова. Потом занимают свои места в боевых машинах. Взревают двигатели, и колонна начинает движение. Неожиданно башня одного из танков приходит в движение и поворачивается в ту сторону, куда дорога делает поворот. И где только что скрылись легковушки. Ствол изменяет угол и… пушка стреляет. Колонна как ни в чем не бывало продолжает движение…
…От места аварии “Эмка” уже отъехала довольно далеко. Неожиданно раздался свистящий звук.
– Артобстрел! – кричит адъютант. – Товарищ генерал! Берите вправо!
Взрыв. Земля дрогнула. Один из осколков пробивает заднюю стенку машины, прошивает спинку сиденья, сидящего за рулем генерала и застревает в приборном щитке.
Генерал нажимает на тормоза и со стоном падает грудью на руль…»
Но могло ли такое быть в действительности? Все же генерал армии и командующий войсками 3‐го Белорусского фронта не абы какой генерал. Тут же и СМЕРШ и военная прокуратура взялись за свою работу. А потом Ставка все на контроле держит. Да и слухи на фронте распространялись со скоростью, не меньшей, чем у истребителя. Такую правду утаить было просто невозможно и тогда, и после… Поработал и я с архивными документами. Скажу откровенно, ничего там криминального мне найти не удалось. Смерть на войне – обычный случай, что и подтвердили очевидцы того трагического происшествия.
Например, Антон Степанович Дуб (друг детства генерала Черняховского) лично разговаривал с шофером Ивана Даниловича. И вот что поведал ему старшина 268‐го отдельного автомобильного батальона полевого управления фронта Виноградов Борис Иванович (1919 г.р.) в марте 1946 года: «Мы уже объехали участок фронта. Он, Иван Данилович, был таким, что залезет в каждый окоп, в каждый блиндаж. Мы возвращались к машине. Иван Данилович сам сел за руль, а меня посадил в сторону. Когда мы ехали, противник сделал огневой налет. Снаряд упал около машины. Осколком пробил Ивану Даниловичу левую часть груди навылет. Адъютанты положили его сзади в машину. Он сказал тогда, когда был ранен и упал на руль: «Николай, спаси меня. Я еще для Родины пригожусь». Я сел за руль и быстро приехал машиной до санбата». (С таким командиром не пропадешь.) К слову сказать, согласно директиве Ставки от 7 ноября 1943 года № 30 239, высшему начсоставу личное управление автомашинами было запрещено.
Оставил свои воспоминания и бывший офицер для поручений командующего войсками 3‐го Белорусского фронта полковник Комаров Алексей Иванович (1912 г.р.): «Утром 18 февраля 1945 года генерал И.Д. Черняховский выехал в боевые порядки 3‐й армии, которой командовал генерал А.В. Горбатов. Перед этим я позвонил командиру корпуса, где мы должны были быть, и попросил, чтобы он выслал навстречу офицера связи.
Это была обычная поездка командующего фронтом. Он бывал в войсках очень часто, а перед каждым наступлением считал нужным собственными глазами увидеть состояние частей и соединений, проверить их готовность к выполнению боевой задачи.
Рискованными ли были эти поездки Ивана Даниловича? Конечно, рискованными. (…)
Вернусь, однако, к роковому дню 18 февраля. На окраине города Мельзак нас встретил майор из корпуса. Время от времени то там, то здесь рвались вражеские снаряды. Фашисты часто обстреливали командный пункт корпуса. Мы следовали за корпусной машиной. И вдруг сзади с грохотом разорвался снаряд. Один из осколков повредил руку водителя Б.И. Виноградова. А Черняховский сказал, обращаясь ко мне: “Алеша, я ранен. В левую лопатку…”
Я бросился перевязывать командующего. Иван Данилович скрипел зубами, полузакрыл глаза. Рана была большая. Радист стал связываться со штабом фронта. И тут я услышал последние слова И.Д. Черняховского: “Душа Алеша, я умираю…”
Приехал командующий армией генерал А.В. Горбатов. Черняховского доставили в ближайший медсанбат».
Герой Советского Союза, генерал армии Александр Васильевич Горбатов у Черняховского командовал армией. Человек резкий и прямолинейный, он значительно выделялся среди советских военачальников, а потому его свидетельство заслуживает нашего внимания, как одно из самых авторитетных: «Утром 17 февраля генерал армии Черняховский вызвал меня к телефону, поздравил с успехом, ознакомился с обстановкой и спросил, не отстают ли командиры дивизий и корпусов от боевых порядков и где находится штаб армии. Ответив на его вопросы, я добавил:
– Только что вернулся от Урбановича, он находится от противника в полутора километрах. Из-за систематического артобстрела я с трудом выбрался от него. Остальные командиры корпусов в таком же положении.
– Через два часа я буду у вас, – сказал Черняховский.
Учитывая, что он поедет с востока, я предупредил его, что шоссе здесь просматривается противником, обстреливается артогнем, но Черняховский не стал слушать и положил трубку.
Имея в своем распоряжении два часа, я решил съездить к командиру 35‐го корпуса Никитину – его НП находился в одном километре севернее города и на таком же расстоянии от противника. Подходы просматривались и обстреливались, поэтому я был вынужден оставить свою машину на северной окраине города и пойти пешком между железной и шоссейной дорогами.
У 290‐й дивизии и 35‐го корпуса наблюдательный пункт был совместный. Моему появлению командиры нисколько не удивились – такие посещения были делом обычным. Они доложили обстановку и свои намерения. После этого я отправился тем же путем обратно.
Проехав город, я, чтобы не опоздать, поспешил к развилке шоссе в семистах метрах восточное городской окраины. Не доехав туда метров полтораста, я увидел подъезжавший “виллис” и услыхал один выстрел со стороны противника. Как только “виллис” командующего очутился на развилке, раздался единственный разрыв снаряда. Но он был роковым.
Еще не рассеялись дым и пыль после разрыва, как я уже был около остановившейся машины. В ней сидело пять человек: командующий фронтом, его адъютант, шофер и два солдата. Генерал сидел рядом с шофером, он склонился к стеклу и несколько раз повторил: “Ранен смертельно, умираю”.
Я знал, что в трех километрах находится медсанбат. Через пять минут генерала смотрели врачи. Он был еще жив и, когда приходил в себя, повторял: “Умираю, умираю”. Рана от осколка в груди была действительно смертельной. Вскоре он скончался. Его тело увезли в деревню Хаинрикау. Никто из четверых не был ранен, не была повреждена и машина.
Из штаба 41‐го корпуса я донес о случившейся беде в штаб фронта и в Москву. В тот же день к нам прибыл член Военного совета фронта, а на другой день приехали представители следственных властей. Потом тело генерала Черняховского увезли».
Еще один очевидец бывший разведчик взвода пешей разведки 233‐го стрелкового полка 97‐й стрелковой дивизии Северный Евгений Васильевич перед своей смертью рассказал близким, что генерал Черняховский погиб от залпа немецкого реактивного миномета. У него была своя особенность: последние два снаряда отставали от остальных. Под их разрывы и попал молодой командующий фронтом. Он тоже попал под этот залп, но только в передней части разрывов основной группы, и остался жив.
А история с расстрелом танкиста и местью экипажа вполне могла быть, но только в другое время и с другим генералом.