ковский университет. Решил сделаться медиком, для чего разослал во все университеты России свое заявление. Ответа не получил и осенью решил перебраться в Харьков — поближе к своей возлюбленной (с ней он познакомился летом у родителей в Крыму). Время для переводов уже закончилось, но ректор Харьковского университета сжалился и зачислил Стеклова на физико-математический факультет (на медицинском мест не было). Так Владимир Андреевич вернулся на путь математика, чему даже обрадовался.
В Харьковском университете Стеклов занимался уже гораздо более прилежно, наука заинтересовала его всерьез. Тем более что в университете появился прекрасный преподаватель и большой ученый — Александр Михайлович Ляпунов, заметивший способного студента и всячески способствовавший его научной карьере. По окончании учебы в 1887 году Ляпунов оставил Стеклова при университете для подготовки к профессорскому званию. В 1889 году Стеклов напечатал статью «Об интерполировании некоторых произведений», осенью 1890 года сдал магистерские экзамены и с января 1891 года начал чтение университетского курса теории упругости во внештатной должности приват-доцента.
Постепенно отходила в прошлое бурная молодость. Бывшей своей пассии Стеклов объявил, что любви больше нет (она, кстати, судя по всему, так и не вышла замуж, на всю жизнь сохранив в сердце только Владимира Андреевича). Была еще одна романтическая история. На своих однокашников Стеклов всегда оказывал самое большое влияние: выступил за то, чтобы больше заниматься, — все стали усиленно заниматься; пропагандирует революционные преобразования в быту, просветительские идеи — все немедленно становятся ревностными сторонниками этих идей. Старшекурсники и молодые специалисты математики и физики, в том числе и Стеклов, в конце 80-х часто ездили к одной молодой семейной паре в Белгород, там жили этакой коммуной, пытались распространять грамотность и развивать политическое чувство у местных крестьян. В конце концов во Владимира влюбилась жена хозяина дома. Стеклов рассказал ему об этом и уехал в Харьков, решив больше не приезжать. Вскоре в город прибыла и несчастная влюбленная, пала перед Стекловым на колени, но он выпроводил ее. Женщина в результате оказалась в руках психиатров, но вроде поправилась, и потом даже супруги дружили семьями с семьей Стекловых.
Супругой Владимира Андреевича стала другая женщина, которая была старше его на три года, — учительница музыки в Епархиальной школе Ольга Николаевна Дракина. Она была сестрой университетского товарища Стеклова, уже много лет хорошо знала Владимира со всеми его достоинствами и недостатками, принимала живое участие во всей вышеописанной истории. Предложение Стеклова несколько шокировало ее, но, подумав, Ольга Николаевна согласилась. Свадьба состоялась в 1890 году, и супруги счастливо прожили вместе 31 год. Все знакомые ученого очень уважительно относились к его жене, видели в ней сильную личность. Ольга Николаевна с трудом переносила безделье; когда муж смог полноценно обеспечивать семью, она продолжила работать в «Обществе трудящихся женщин Харькова». У четы в 1891 году родилась дочь — Ольга. К несчастью, в десятилетнем возрасте она умерла, вероятно, от заражения крови. После этого трагического события Стеклов около полугода практически не занимался наукой.
Материальное положение Стекловых вначале было довольно сложным. Владимиру Андреевичу приходилось кроме университета работать в реальном училище, читать там элементарную математику. Положение чуть поправилось, когда удалось устроиться читать лекции по теоретической механике в Технологическом институте. В 1893 году Стеклов защитил магистерскую диссертацию «О движении твердого тела в жидкости», а через три года был утвержден экстраординарным профессором по кафедре теоретической механики Харьковского университета. Непосредственно перед этим назначением математика приглашали в Одессу на такую же должность, но Совет Харьковского университета по настоянию Ляпунова категорически отказался отпускать талантливого ученого.
Стеклов проявил себя отличным педагогом. Сохранился его литографированный курс лекций «Теоретическая механика», в котором помимо прекрасного изложения сведений по механике давались некоторые дополнительные разделы по математике, не входившие в принятые тогда программы, но необходимые для глубокого изучения механических процессов: элементы векторной алгебры и векторного анализа, сведения о криволинейных интегралах и др. По предложению математика вместо так называемых «репетиций» — промежуточных экзаменов — в ХТИ были введены практические занятия (впервые в России), на которых решались задачи, способствующие развитию интереса к изучаемому предмету.
В 1902 году Стеклов защитил докторскую диссертацию «Общие методы решения основных задач математической физики». В том же году Александр Михайлович Ляпунов уехал в Петербург, оставив управление кафедрой на своего ученика. Тогда же Владимир Андреевич стал председателем основанного в 1879 году Харьковского математического общества. Во время его пребывания во главе Общества оно развило большую деятельность. «Сообщения Харьковского математического общества» завоевали большой авторитет во всем мире, Владимир Андреевич активно работал над установлением прочных международных связей. (Вообще, ученый неоднократно бывал за границей, и отдыхал, и работал — в Англии, во Франции, в Германии, Австрии, Италии и т. д. Был знаком со многими виднейшими учеными.)
Стеклов зарекомендовал себя в Харьковском университете как один из самых принципиальных преподавателей и самых энергичных участников разнообразных проектов. Математик постоянно и неустанно боролся за права университетов, выступал против различных пунктов реакционного университетского устава 1884 года, на заседаниях университетского Совета в протоколах постоянно появлялось особое мнение профессора Стеклова. Он неоднократно стыдил своих коллег за трусость и «страусиное поведение» (причем среди них были и некоторые герои статей данной книги). Владимир Андреевич был среди тех профессоров-судей, которые подписали протест против действий ректора, исключившего без ведома суда ряд студентов. В Технологическом же институте Стеклов принял участие в протесте преподавателей против действий ректора Шиллера, в связи с чем вынужден был уйти из института [92]. При этом харьковский математик был постоянным членом разнообразных, в том числе и правительственных, комиссий по разработке новых научных и образовательных законов, общественных комитетов и т. п. Когда власти позволили преподавателям самим выбирать деканов и ректоров, Стеклов был единодушно избран деканом физико-математического факультета. Его же считали главным фаворитом в борьбе за ректорское кресло, однако он, ко всеобщему неудовольствию, отказался совмещать две должности. Правда, есть многочисленные свидетельства того, что в последние пару лет пребывания в Харькове именно Стеклов и управлял университетом на самом деле.
Революционные события 1905 года коснулись Харькова самым непосредственным образом, и Стеклов опять был в гуще событий. Особенно яркую роль он сыграл в начале октября 1905 года, когда студенты забаррикадировали Университетскую улицу, а власти были в шаге от того, чтобы применить оружие. Владимир Андреевич с несколькими профессорами пробрался в здание по лестнице, приставленной к окну, переговорил с главарями акции. Потом бросился к губернатору, к городскому голове, опять к губернатору. Стеклов убедил его, а потом и нового военного коменданта в необходимости мирно решить вопрос. Об этом же он договорился с «революционерами». По взаимной договоренности студенты покинули баррикады, сложили оружие, прошествовали под охраной войск и рабочей милиции на Скобелевскую площадь [93], где устроили митинг, после чего разошлись по домам. Заслуги Владимира Андреевича были настолько очевидны, что без его ведома он был избран в Комитет общественной безопасности при городской думе. Впрочем, их «болтовня» ученого интересовала мало.
После манифеста 17 октября Владимир Андреевич в отличие от многих своих «прогрессивных» и восторженных коллег не занялся политикой, не вошел в ряды кадетской партии. Кадетов он вообще презирал, зачастую справедливо обвинял в «быстром перекрашивании», любви к «говорильне» и «напыщенности», называл их «слюнявыми книжниками» и пройдохами. Это чувство только усиливалось в нем по мере развития событий от 1905 до октября 1917 года. Стеклова интересовала наука, ее нормальное существование, непрерывность учебного процесса, исключительная академичность, аполитичность университета — за это он и боролся.
В 1903 году Владимир Андреевич стал членом-корреспондентом Петербургской академии наук, а в 1912 году — ординарным (действительным) ее членом. В 1906 году Стеклов был избран ординарным профессором Петербургского университета вместо оставившего кафедру выдающегося математика А. Маркова. Переехав в столицу из Харькова, Владимир Андреевич читал лекции по теории дифференциальных уравнений. Гражданская позиция, принципиальность в научных вопросах и педагогические таланты Стеклова привлекли на физико-математический факультет университета многих талантливых студентов. Среди наиболее способных своих учеников этого периода Владимир Андреевич называл известных математиков Фридмана, Смирнова, Тамаркина.
Февральскую революцию Владимир Андреевич принял с чувством глубокого удовлетворения, одобряя падение ненавистного царского режима. Вскоре он стал резко критиковать кадетское, а затем и левое коалиционное правительство. Керенского Стеклов считал шутом, Корнилова бездарью. Большевистские лозунги тоже не были близки математику, но к ним он относился лояльнее, чем многие его коллеги. Говорил: «Они пошли в народ с извечными лозунгами Стеньки Разина, но они хотя бы умеют действовать и знают как». После Октябрьской революции Владимир Андреевич с головой окунулся в работу по спасению фундаментальной науки и, в первую очередь, — Академии наук. Он убедил Петербургский университет в необходимости продолжать работать, ни в коем случае не протестовать по примеру московских коллег. Действия большевиков он чаще оправдывал исторической необходимостью, а ответственность за разруху во многом возлагал на тех, кто бастует и противится, сам, таким образом, толкая новую власть к террору. Такую же деятельность Стеклов вел и в Академии наук, в результате заработав себе немало врагов, которые обвиняли Стеклова в том, что его деятельность разрушительна, что он противится всем правильным начинаниям. Эти «правильные начинания», по мнению Владимира Стеклова, были оторванными от жизни мечтами, маниловскими утопиями, заранее неприемлемыми для властей проектами, и Стеклов беспощадно громил их на собраниях.