Имя Петрова-Водкина стало известно всей России после вызвавшей многочисленные споры картины «Купание красного коня» (1912 г.), представленной на выставке «Мир искусства». Художник предчувствовал, что полотно будет воспринято неоднозначно, что каждый по-своему попытается раскрыть символическое звучание картины. Так и случилось. Для одних она стала символом приближающейся революции, для других – современным перепевом иконы «Чудо архангела Михаила». Почти все полотно заполняет монументально-гордая фигура красного коня. Его былинная мощь резко контрастирует с хрупким обнаженным телом юного всадника. Ярким, звучным краскам художник противопоставляет тягостную неподвижность окружающего фона: плотные разводы волн, плавную дугу берега, статичные фигуры лошадей и мальчиков вдали. Да и огромная энергия красного коня словно скована. Эта застывшая сила вызывает чувство неясной тревоги, ощущение неумолимости грядущих перемен. Картина воспринималась как метафорическое выражение предреволюционной эпохи, став символом событий того времени.
Затем полотно отправили в русский отдел «Балтийской выставки» в шведский город Мальме (1914 г.). За участие в ней Петров-Водкин получил от шведского короля Густава V медаль и грамоту. Но Первая мировая война, начавшаяся революция и гражданская война привели к тому, что картина на долгое время осталась в Швеции. И только в 1950 г. она была возвращена в СССР.
Мечтая об искусстве высоком и значительном, художник использовал приемы древнерусской живописи – насыщенные цвета и величавую торжественность. Так, в картине «Мать» (1913 г.) об увлечении Петрова-Водкина иконой напоминает лепка лиц, система пробелов на цветовых пятнах одежды. Традиционный облик русской крестьянки и достоверная точность пейзажа – с синевой речки, простором заливных лугов, деревней на берегу, – напоминает полотна Венецианова. Привычный облик матери вырастает в символический образ родины.
Октябрьскую революцию Петров-Водкин принял с пониманием, быстро включился в художественную жизнь Петрограда. Участвовал в реорганизации Академии художеств и без колебаний занял должность профессора (1918 г.), опасаясь гибели искусства и талантов в эпоху разрухи. К первой годовщине Октября он создал целую серию натюрмортов, ставших символами постреволюционной России: «Утренний натюрморт», «Скрипка», «Розовый натюрморт». Особенно интересен его скрипичный этюд: на изломе городского окна лежит скрипка. Она не выброшена, не спрятана в дальний угол. Художник оставил ее ненадолго, он вернется, чтобы сыграть импровизации нового времени. Петров-Водкин сумел сберечь в натюрморте никогда не умирающую в его душе нежную и трепетную мелодию жизни. Но в другой работе – натюрморте «Селедка» (1918 г.) звучит уже иная, щемяще-скорбная музыка… льется кровь, гибнут за революцию люди, терпят голод, радуются пайкам. На ломкой розовой скатерти – картофелины, ломоть геометрически точно отрезанного хлеба – ни крошки лишней, и на листке красивой синей бумаги беловато-желтоватая с голубыми отсветами сплющенная селедка. Все это показано откуда-то сверху, как бы с небес. «Голодный паек» словно включен художником в общую атмосферу эпохи. Он становится символом жизни, памятником времени.
Завершением цикла послереволюционных произведений К. Петрова-Водкина явилась его прославленная Петроградская Мадонна («Петроград, 1918 г.»), написанная в 1920 г. На фоне революционной улицы, где люди обсуждают события и идут по самым неотложным делам, молодая мать на балконе бережно держит малыша. Женщина в красной накидке как бы отвернулась от уличной суеты, но не отторгает ее. Доверчиво и спокойно смотрит она на зрителя. На руках у нее будущее. Материнство, представленное как символ нежности и чистоты, должно быть сбережено от всех гроз революции.
В 1928 г. к десятилетию Красной Армии Петров-Водкин написал оптимистическую элегию «Смерть комиссара». Художника притягивали красивые лица «новых» людей и психология героев, отдавших свою жизнь за идею. На руках у бойца умирает комиссар. Он не выпускает винтовку и последний свой взгляд устремляет вслед идущему в наступление отряду. Побелевшее от боли лицо выделяется пятном на темном фоне гимнастерки и кожаной куртки. Земля – словно голубая сфера, вращающаяся под ногами солдат. Бойцы плотной массой вначале как бы «парят» над ней, а затем «заваливаются» за горизонт. Дальний план боя с легкими облачками взрывов кажется нереально-фантастическим. Этот «космический взгляд», который свойствен стилю художника, усиливает героическое звучание произведения. Поэт Спасский, позировавший для центрального образа, сказал, что картину следовало бы назвать «Бессмертие».
После революции художник создал ряд портретов: «Автопортрет», 1921 г.; «Анна Ахматова», 1922 г.; «Сергей Мстиславский», 1929 г.; «Андрей Белый», 1932 г. На каждом из них – лица людей, погруженных в глубокие, сложные размышления.
Тяжелая форма туберкулеза на долгое время лишила художника возможности заниматься живописью и преподавать. Поддавшись на уговоры друзей-литераторов, он создает интереснейшую автобиографическую трилогию – «Хлыновск», «Пространство Эвклида», «Самаркандия» и сам ее иллюстрирует (1928–1932 гг.).
Творчество Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина было признано прижизненно. В 1936–1937 гг. в Ленинграде и Москве с успехом прошли его персональные выставки.
15 февраля 1939 г. К. С. Петров-Водкин умер и был похоронен на Волковом кладбище в Ленинграде. Его наследие огромно (считая и черновые наброски – более 1000 работ). Это талантливые произведения постоянно ищущего художника. Недаром замечательный иллюстратор детской книги Владимир Конашевич писал: «Есть люди, которые все явления окружающего мира воспринимают как-то по-своему. Они живут как будто в другом мире, только параллельном нашему, но не совпадающем с нашим вполне во всех точках. Я имею в виду художника Петрова-Водкина».
ПИКАБИА ФРАНСИС(род. 22.01.1879 г. – ум. 30.11.1953 г.)
Полное имя – Франсуа Мари Мартинес-Пикабиа.
Известный французский художник, работавший в стилях импрессионизма, абстракционизма и сюрреализма, иллюстратор и декоратор, член международного движения «Дада».
Автор стихов «Пятьдесят два зеркала» (1917 г.).
Талантливые люди всегда в поиске. И не для того, чтобы кого-нибудь удивить, а чтобы выразить свои мысли и чувства, заставить думать других. Если для этого надо всколыхнуть общество, вывести его из спячки, они не задумываясь откажутся от старых достижений и навыков, будут экспериментировать, создавать и проповедовать новое. Именно таким был неординарный художник-авангардист Франсис Пикабиа.
Строптивый характер Франсиса доставлял немало неприятностей его родителям. Но в школе талантливому сорванцу многое прощали за прекрасные рисунки, и он получал множество призов. Его отец, испанский аристократ, женившийся на француженке, был настолько убежден в таланте своего пятнадцатилетнего сына, что отправил в Салон французских художников одну из его картин. Работа была принята и даже отмечена призом.
Через год, в 1895 г., Франсис поступил в Школу прикладного искусства. Но с большей охотой он посещал Лувр, Академию Эмбера и брал частные уроки.
В ранних работах Пикабиа было видно влияние Барбизонской школы, но в 1897 г. юноша открывает для себя пленительное искусство Сислея. Очарованный его картинами, начинающий художник присоединяется к уже признанному течению – импрессионизму. Знакомство с Писсарро стало для Франсиса стартом для его первого взлета и необьгаайно насыщенного работой периода. Несколько сотен картин, написанных стремительными мягкими мазками, были с восторгом приняты публикой на первой персональной выставке Пикабиа в 1905 г. Это был несомненный успех молодого художника. Особой пластичностью выделялись акварели на иберийские темы, созданные им после поездки в 1902 г. в Испанию.
Новый период в творчестве художника был связан с изменениями в личной жизни. В 1908 г. Пикабиа познакомился со своей будущей женой, Габриэль Бюффе, которая серьезно занималась музыкой. Легко увлекающийся Франсис заинтересовался ее теорией «соотношений», в которой эмоциональное восприятие связывалось с формальной структурой. Поиск новых средств художественного выражения привел Пикабиа к «живописи, основанной на чистом вымысле, воссоздающей мир форм в соответствии с желанием и воображением», – к абстракционизму и, в частности, к кубизму. Картины «Каучук», «Пейзаж» (обе в 1909 г.), «Регата» (1911 г.) стали его первыми опытами беспредметного искусства. Совместно с М. Дюшаном Франсис входит в группу Пюто и на выставке «Золотое сечение» (1912 г.) представляет картину «Танец у источника», где стремится добиться синтеза человеческих фигур и ландшафта при помощи объемов и цвета.
После удачного показа во Франции своих авангардных работ Пикабиа пересекает океан, чтобы принять участие в нью-йоркском «Армори-шоу» (1913 г.). Художественные круги воспринимают его как глашатая нового искусства. Такое внимание к своей персоне сразу превращает Франсиса в ярого проповедника: интервью в крупных газетах, публичные лекции для элитных «анархистов» содействуют раскрытию его бурного темперамента. Нью-Йорк поразил художника ритмами, красками, музыкой, такими несхожими с парижскими. Вдохновленный массой впечатлений, он создает вначале серию акварелей («Нью-Йорк», «Негритянская песня»), а затем – картин, где реальность была зафиксирована только формой и цветом («Я вновь вспоминаю мою дорогую Удни», 1914 г.). Огромное полотно Пикабиа «Удни» (300x300 см), написанное в 1913 г., через 35 лет украсило Центр Помпиду в Париже.
Большинство работ художника 1910—1920-х гг. отражало процветающие в Западной Европе идеи «орфизма». Своими близкими к кубизму и футуризму произведениями Пикабиа старался выразить динамику и музыку ритма через пересечение плоскостей, окрашенных в чистые ясные тона. Эти изломы создавали ощущение жестокости жизни, как и появившиеся в 1915 г. в его работах «механоморфные» элементы. Машины, прочно вошедшие в жизнь и быт, элементы инженерных схем, наделенные человеческими качествами и чувствами, заполняют все произведения Пикабиа («Вот дочь, рожденная без матери», 1916–1917 гг.; «Осторожно: окрашено», 1917–1919 гг.). В композициях «Дитя-карбюратор» и «Парад влюбленных» уставший от культуры Франсис погружается в анализ «бензиновой любви» и показывает своеобразие «машинного секса» в эпоху, когда «гением современности является механизм». В той же манере выполнены коллажи «Соломенная шляпа» (1921–1922 гг.) и «Сантиметры» (1924–1925 гг.).