ТРАГЕДИЯ НА ТУЛОНСКОМ РЕЙДЕ
Вначале XX века с французских верфей были спущены на воду четыре однотипных линкора типа «Демократи». Это были очень мощные эскадренные броненосцы, предназначенные для ведения морского боя и береговой обороны. Толщина брони их корпусов достигала 280 миллиметров, палуб – 30–60 мм, рубки предохраняли 300-миллиметровые слои металла. Корабли были оснащены 194-миллиметровыми орудиями в одноорудийных башнях. В целом на момент своей закладки такие броненосцы оценивались как весьма удачные. Но только три из них приняли участие в разразившейся Первой мировой войне, а «Демократи» и «Жюстис» в 1919 году даже участвовали в интервенции против Советской России в районе Севастополя. И только «Либерте», построенный в 1907 году по проекту Э. Бертена, уже не смог принять участия в боевых действиях…
Выражение «сидеть на пороховой бочке» практически утратило свой первоначальный смысл – взорваться. С тех пор, как китайцы изобрели порох, прошли века, и хитроумное человечество придумало массу более эффектного оружия, которым само себя планомерно уничтожает. Но в начале XX века порох еще был в чести. И казалось, все давно усвоили, как с ним обращаться. Но привычка пользоваться взрывоопасными веществами приводила и к утрате бдительности. Как детям нельзя играть со спичками, так и военным никогда нельзя забывать, что даже незаряженное ружье может выстрелить. Чего, например, стоит такой факт: 12 марта 1907 года французский броненосец «Йена» был отправлен на стоянку в сухой док Тулона с полным боезапасом. До сих пор неизвестно, что случилось на борту, но в результате взрыва погибли 118 и получили ранения 35 человек. Корабль, естественно, восстановлению уже не подлежал. Но этот трагический урок не стал последним. Тулону пришлось пережить еще более страшную трагедию.
Удобная Тулонская гавань издавна служила местом стоянки для судов. Вот и корабли Первой французской эскадры облюбовали ее для своего базирования. В порту стояло множество кораблей, в том числе и гребных, и городские мальчишки стайками неслись к морю, чтобы полюбоваться на мощных красавцев. Здесь всегда было шумно и суетно. Но ранним утром 25 сентября 1911 года было еще тихо и ничто не предвещало неумолимо надвигающейся трагедии. «Либерте» стоял на рейде среди других судов. Он не был задействован в плановых учениях, и его командир, капитан первого ранга Жорес, был отпущен в отпуск, а старший офицер, капитан второго ранга Жубер, воспользовавшись передышкой, ночевал на берегу. На момент отсутствия старших по званию броненосцем командовал вахтенный начальник лейтенант Виньон. В его подчинении находились несколько молодых офицеров и около 400 матросов.
В 5 часов 35 минут утра, через 20 минут после того, как склянки на кораблях пробили побудку и матросы приступили к своим обычным обязанностям, в носовой части корабля в непосредственной близости от фок-мачты раздался глухой взрыв. Он-то и разбудил еще дремлющий город, и жители близлежащих домов бросились к окнам. За первым взрывом последовали еще три более сильных, и горожане увидели, что стоящий на якоре «Либерте» окутало черное дымное облако. По показаниям очевидцев, одновременно со взрывами (по другим показаниям, раньше) из левого носового каземата и боевой рубки вырвались языки пламени и мутно-оранжевый дым. Буквально через несколько секунд признаки пожара были обнаружены в правом каземате, где размещалось 194-миллиметровое орудие, и возле носовой дымовой трубы. Как только на линкоре объявили пожарную тревогу, несколько десятков матросов в панике спрыгнули за борт.
События развивались стремительно. В 5.45 «Либерте» просигналил флагами с фок-мачты: «Нужна срочная помощь». Но и на самом судне срочно приступили к спасательной операции. Старший офицер Виньон отдал приказ затопить погреба с боеприпасами. Но выполнить это не удалось. Старший механик доложил, что его команда не в состоянии добраться до палубных стаканов затопления, потому что все нижние помещения корабля заполнил едкий дым, а электросети там не действуют. (Кстати, нужно сказать, что электропроводка была устранена на нижних палубах приказом Морского министерства Франции, чтобы исключить случаи короткого замыкания.) Все, что мог сделать лейтенант Виньон, это затопить погреба любой ценой! Два офицера в сопровождении унтер-офицеров и матросов вновь отправились на нижние палубы. Они все задохнулись в зловонном дыму и приказ выполнили только частично: им удалось затопить пороховые погреба только на корме.
Весь корабль был охвачен пламенем и клубами дыма. На выручку «Либерте» стали подходить гребные суда, спущенные с других кораблей эскадры. Но только они приступили к спасению людей, как прогремел взрыв ужасающей силы. Это произошло в 5.33. Очевидцы с ужасом наблюдали, как передняя часть корпуса линкора отделилась от корабля и скрылась под водой. Носовые башни со 194-миллиметровыми и 305-миллиметровыми орудиями были вырваны «с мясом» и отброшены на 150 метров. «Приземлилась» эта гора металла весом в 37 тонн на левый борт линкора «Републик», разрушив кормовую башню главного калибра. (Потом потребовалось трое суток, чтобы эту «занозу» вытянуть из тела корабля.) К тому же на «Републик» рухнула 300-килограммовая часть крана для подъема баркасов, пробив насквозь навесную палубу вблизи навесной трубы. Пострадал и стоящий справа от «Либерте» эскадренный броненосец «Демократа»: огромные осколки разрушили на нем кормовой боевой мостик и офицерскую кают-компанию.
После взрыва недосчитались семи баркасов: эти гребные суда, отправившиеся на выручку, были потоплены. И вообще после взрыва вся акватория Тулонской гавани была усеяна множеством плавающих и затопленных обломков, что представляло серьезную опасность для входивших в порт кораблей. Сила взрывной волны, шедшая от «Либерте», была ужасающая: в порту и близлежащих жилых домах были выбиты все стекла. Не обошлось и без жертв среди гражданского населения, хотя официально так и не было сообщено об их количестве.
Сам же «Либерте» представлял собой страшное зрелище. Самые серьезные разрушения получила центральная часть линкора. Его броневая палуба со всеми надстройками и орудийными башнями оказалась вывернута наподобие крышки от консервной банки и наброшена на корму. И это при толщине палубы в 30 миллиметров! Разумеется, ни о каком восстановлении и речи быть не могло. Огромнейший левиафан и сам был мертвее мертвого и унес с собой жизни своих 143 моряков и 63 человек с других кораблей эскадры. 184 человека получили серьезные ранения. Пострадавших могло быть намного больше, но, к счастью, буквально за несколько дней до трагедии большинство кораблей Первой французской эскадры вышли на учебные стрельбы и на рейде остались единицы.
Агония броненосца длилась полтора часа, затем он пошел ко дну. После взрыва воды мелководной Тулонской гавани были просто нашпигованы огромными острыми обломками. Линейный корабль «Жюригюберри», входя в бухту, получил серьезную пробоину в днище. Поэтому все суда оставались на протяжении двух месяцев в открытом море, пока водолазы осматривали дно. Поначалу особо опасные места были обнесены буями, а потом в течение двух месяцев обломки поднимали со дна. А попытки избавиться от «трупа» самого линкора начались только спустя 12 лет. Об этом стало известно благодаря интересному факту, который опубликовали многие газеты. Дело в том, что «останки» корабля облюбовали кальмары. Когда один из водолазов – Жан Негре – начал работы, огромный моллюск набросился на него со спины и прочно обвил свои щупальца вокруг воздушного шланга и страховочного конца. Так их вдвоем и подняли на поверхность, и даже тогда кальмар не хотел выпускать свою жертву, так что его пришлось разрубить на куски. При этом гораздо большую опасность для водолаза представляли удары топора, а не насмерть перепугавшийся кальмар.
Но если ликвидация последствий от мощного взрыва проходила на протяжении нескольких десятков лет, то для расследования причин катастрофы правительство Франции сразу же создало следственную комиссию под председательством контр-адмирала Гашара. В состав комиссии также вошли флагманский артиллерист эскадры и командир линкора «Юстис» капитан первого ранга Шверер, главный артиллерист эскадры и инженер-кораблестроитель Луи. Изначально было выдвинуто три вероятных причины взрыва. Первая – короткое замыкание в носовом пороховом погребе – была отброшена сразу. Как уже было сказано ранее, с 1907 года на нижних палубах электропроводка отсутствовала.
Выдвигалась версия неосторожного обращения с огнем и даже умышленный поджог. Ее комиссия рассмотрела более детально. Дело в том, что имелись сведения, что команда «Либерте» была готова на диверсию. Офицеры не раз находили записки, из которых следовало, что если будут продолжать несправедливо и жестоко обращаться с матросами, то их «уничтожат взрывом». Но большинство командного состава на момент трагедии находилось на берегу, а вот никто из матросов увольнительных не получил. К тому же комиссия посчитала, что злоумышленники в таком случае должны были бы поджечь кормовой погреб, расположенный в непосредственной близости от жилых помещений для командного состава, а не в носовой части корабля.
После того как и эта версия была расценена как маловероятная, обратились к третьей – самовозгорание пороха вследствие его разложения, – на которой настаивало большинство и в первую очередь – химики. В это время на вооружении французского военного флота стоял порох типа «В». Он был уже снят с производства, но так как новые виды еще не начали поступать, то им продолжали пользоваться. Характерной особенностью старого пороха было то, что он сгорал с открытым пламенем, но без взрыва. Чтобы порох «В» взорвался, нужно было поджечь шашку из черного пороха, которая была вложена в заряд. Особенно внимательно комиссия рассматривала вопрос хранения взрывчатого вещества в пороховых погребах «Либерте». И при проверке всплыли неутешительные факты. Во-первых, на линкор поставлялся старый, но так называемый освеженный порох. Его время использования ограничивалось всего тремя месяцами. Но так как боекомплект надлежало иметь полный, а расход при учебных стрельбах был минимальным, то порох опять возвращался в погреба. На «Либерте», как, впрочем, и на других кораблях, имелся в наличии порох 1889 «года рождения». Фактически он был совершенно непригоден в боевых действиях и только «занимал место».
Во-вторых, комиссия обнаружила, что воспламенительные шашки черного пороха хранились вместе с полузарядами и к тому же вместе с пороховыми зарядами, которые уже вводились в разогретый ствол, но так и не были отстреляны. Картина складывалась удручающая. Создавалось такое впечатление, что о понятии «техника безопасности» на флоте не имели никакого представления. Конечно, это вызвало резкие возражения от высокопоставленных морских чинов, но комиссия, химики и пиротехники были непоколебимы. Например, изобретатель милинита (тринитрофенол, или пикриновая кислота) Тюрпен еще после взрыва броненосца «Йены» предупредил морского министра, что причиной стал старый, имеющий тенденции к саморазложению порох «В». Он предупреждал, что хранить огромные запасы на военных кораблях слишком опасно. Тогда большинство военных чиновников отнеслись к этому заявлению, как к саморекламе, потому что именно Тюрпен предложил новый порох, более стойкий и надежный в хранении. Но химик оказался прав. К тому же комиссия пришла к неутешительным выводам в вопросе соблюдения температурного режима хранения пороха на «Либерте». Оказывается, с 1 по 15 июня температура в погребах поднималась до +30 °C, а во время маневров 4-16 августа шесть гильз с зарядами для 194-миллиметровых орудий согласно приказу находились рядом с ними, то есть в непосредственной близости от кочегарок. Затем эти снаряды были помещены в носовой погреб.
Выводы были сделаны: причиной катастрофы стало несоблюдение элементарных правил хранения. Вначале самовозгорание пороха произошло в предварительно разогретой гильзе снаряда, от чего порох загорелся в соседних гильзах. Первые детонации были слабыми (три первых взрыва), но от начавшегося пожара сдетонировал весь боезапас, разнесший броненосец на части. Впечатления от трагедии настолько потрясли всю эскадру, что морякам постоянно чудились взрывы и запах гари. Теперь мельчайшее подозрение на возгорание заканчивалось затоплением (то есть полным уничтожением) запасов пороха. И одновременно выяснилось, что те несчастные моряки с «Либерте», которые пытались предотвратить пожар на нижних палубах путем затопления стаканов, были заранее обречены на смерть. Эти системы на броненосцах, да и на многих других французских кораблях, были практически не приспособлены для быстрого действия. Для затопления некоторых погребов, как показали учения, требовалось открыть вручную десяток клапанов, провернув при этом маховик 15–20 раз. К тому же эксперты пришли к выводу, что даже если бы в этом аду морякам и удалось это каким-то чудом сделать, то вода все равно не потекла бы по стаканам в закрытое помещение, наполненное газом высокого давления. Так что спасти «Либерте» было просто невозможно…
КОНЕЦ СВЕРХСЕКРЕТНОГО «ЧЕЛЯБИНСКА-40»
Самопроизвольный взрыв емкости с жидкими высокорадиоактивными отходами в 1957 году произошел на советском сверхсекретном «химкомбинате № 817» (почтовый ящик – Челябинск-40). Мощность взрыва составила приблизительно 100 т тринитротолуола. Радиационному загрязнению подверглось более 20 тыс. км2 территории Свердловской, Челябинской и Тюменской областей, облучено около 300 тысяч человек.
Считается, что мировая история освоения ядерной энергии может «похвастаться» всего тремя крупными авариями: английской на военном реакторе Уиндскейл, американской на атомной станции Тримайл-Айлэнд и советской на Чернобыльской АЭС. Однако еще в конце 1950-х годов в СССР произошла крупнейшая техногенная катастрофа, связанная с выбросом радиоактивных осадков. Но об этом случае стало известно совсем недавно.
Особо секретный объект «Челябинск-40» возник сразу по окончании Второй мировой войны на реке Тече неподалеку от южно-уральского города Кыштым. Почтовым адресом города, не нанесенного ни на одну карту, некоторое время был «Челябинск-65», а потом он стал называться Озерском (сейчас в нем проживает около 90 тыс. человек). К середине 1950-х годов здесь был создан комплекс реакторных, радиохимических и металлургических заводов, которые обеспечивали военных оружейным плутонием. Называлось предприятие в разное время тоже по-разному: сначала «База-10», потом «Госхимзавод им. Менделеева», предприятие п/я 21 и, наконец, химкомбинат № 817, в эпоху гласности ставший Производственным объединением «Маяк».
Авария на радиохимическом заводе, входившем в состав «сороковки», произошла в воскресенье, 29 сентября 1957 года. В 16 часов 22 минуты по местному времени на территории предприятия взорвалась одна из емкостей, служившая хранилищем высокорадиоактивных отходов. Крышка так называемой «банки № 14 комплекса С-3» весом около 160 т взлетела в воздух, как пушинка. Одновременно взрывом были сорваны и отброшены в сторону бетонные плиты с двух соседних емкостей. В тот момент в 14-м хранилище находилось 20 млн кюри радиоактивности, 18 млн из которых после взрыва осело на промплощадке, а остальные попали в атмосферу. В небо поднялся столб дыма и пыли высотой до километра, переливающийся оранжево-красным светом. По свидетельству очевидцев, это было похоже на северное сияние. В зданиях, находившихся в эпицентре взрыва, не осталось ни одного целого окна – они были выворочены вместе с рамами, кое-где обрушились стены. В радиусе нескольких километров в домах вылетели все стекла… По случайному стечению обстоятельств никто из дежурной смены объекта не погиб.
Радиоактивное облако накрыло всю территорию химкомбината № 817: реакторные заводы, новый радиохимический завод, пожарную и воинскую части, казармы полка военных строителей и зону с заключенными, работавшими на строительстве режимных объектов. Один из зэков, Г. П. Афанасьев, отбывавший в 1950-х годах срок на «сороковке», вспоминал: «В тот день мы не работали. Я спал на нижнем ярусе нар, рядом с окном, выходившим в сторону завода. Внезапно меня швырнуло на пол. Поднявшись, я подошел к окну с выбитыми стеклами и увидел быстро увеличивающийся в объемах огненный гриб. Шляпа гриба расходилась по небу и вскоре закрыла солнце. Где-то через полчаса выпали черные, сажевые осадки, покрывшие все вокруг. …Зэки питались под открытым небом. Столы и лавки были покрыты слоем сажи толщиной в 3–4 см. Когда мы пришли на ужин, кто чем мог – тряпкой, бумажкой, рукавом – стирали со столов сажу. А она все еще продолжала падать с неба: кому в миски с кашей, кому на хлеб. Паники не было, но спорили предостаточно. Кто говорил, что это диверсия, кто – авария, кто – учебный взрыв. От администрации никаких сообщений не последовало».
О происшествии немедленно доложили в Москву, в областное КГБ и в Челябинский обком партии. На место аварии срочно прибыла команда дозиметристов, которая произвела замеры уровня радиации и порекомендовала немедленно приступить к эвакуации людей…
В этот момент в лагере закончился ужин: «Сумерки были совершенно черными. А затем под открытым небом мы смотрели кинофильм „Путевка в жизнь“. На месте гриба небо имело красное свечение в диаметре около километра. Ночью нас подняли голоса из громкоговорителей, известившие, что мы находимся в зоне повышенного ядерного заражения. Нам приказали быть готовыми к эвакуации, вещей не брать (даже денег и „безделушек“ из драгметаллов). Началась невообразимая паника… Нас погрузили в автомашины и вывезли в какой-то лес. На большой поляне в ряд стояли столы, а по соседству – кучи новых спецовок, трусов и маек. Через усилитель прокричали: „Всем раздеться, все вещи бросить в кучу!“ Голыми мы подходили к столам, где определялась доза облучения. Шкала дозиметра была рассчитана на 900 единиц. Сколько это составляет рентген – никто сказать не мог. Лично я „вызвенел“ на 800 единиц».
Сразу же после взрыва по факту аварии было возбуждено уголовное дело. Причем версия теракта (как тогда говорили – диверсии) отвергалась с самого начала. Следователь УКГБ Борис Колесников, проводивший розыскные мероприятия по челябинскому делу, вспоминал: «Это подтвердили и все наши следственные материалы. В „сороковке“ произошла одна из тех техногенных катастроф, прецедентов которым еще не было. Банки начали греться сами – по меньшей мере, судя по допросам, все регламентные работы техперсоналом были соблюдены. Это подтвердила и комиссия под председательством Славского. Мне рассказывали, что Курчатов лично написал на листе бумаги: „Современная наука на эти вопросы ответов не имеет“ – и поставил подпись…»
Тем временем в Челябинской области приступили к широкомасштабным дезактивационным мероприятиям. На месте аварии были приняты жесточайшие меры по соблюдению режима секретности. Все обстоятельства катастрофы и принимаемые меры по ликвидации ее последствий были отнесены к разряду государственной тайны. Реальные результаты дозиметрического контроля «во избежание панических настроений» скрывали даже от специалистов, продолжавших трудиться на объектах Челябинска-40. Их доставляли к месту работы специальным транспортом, переодевали, мыли, постоянно проводили замеры уровня радиации в квартирах, рекомендовали сжигать «фонившие» личные вещи. Но если обитатели секретного города догадывались о масштабах катастрофы, то жители близлежащих деревень даже не понимали, почему они должны оставлять насиженные места и уничтожать домашних животных.
По всей территории, где могло осесть радиоактивное облако, действовали специальные команды военных и сотрудников КГБ. Один из участников этой секретной операции, С. Ф. Осотин, вспоминал: «Вместе с другими дозиметристами мы проводили эвакуацию из села Бердяниш. Людей отмывали, определяли загрязненность скота, вещей, жителей. Село Бердяниш, как и села Салтыково, Галикаево, подверглось наибольшему загрязнению. Жителей этих населенных пунктов необходимо было эвакуировать немедленно. Однако эвакуация проводилась только через 7-10 дней…» Местное население двадцати трех «загрязненных» деревень (более 10 тыс. человек) было подвергнуто переселению в принудительном порядке без объяснения причин. Людям выдали денежную компенсацию за оставленное имущество и уничтоженный скот и вывезли в неизвестном направлении.
Уже через неделю после катастрофы в челябинские газеты стали приходить письма от жителей области, в которых наблюдательные граждане сообщали о небывалом для этих мест природном явлении – северном сиянии. Для объяснения феномена властям пришлось привлекать ученых, которые напустили туману и выдвинули несколько наукообразных теорий. Спустя год слухи о «каком-то урановом происшествии» в СССР достигли Запада. Первую догадку по этому поводу высказали датские журналисты, и только в 1979 году в Нью-Йорке вышла книга Жореса Медведева «Ядерная катастрофа на Урале», с подробным описанием случившегося. Однако для того чтобы официально признать факт техногенной аварии, Советскому Союзу понадобилось еще 10 лет. Летом 1989 года на пресс-конференции в Челябинске первый замминистра атомной энергетики Б. В. Никипелов сделал заявление о радиационной аварии на территории Производственного объединения «Маяк».
После взрыва хранилища высокорадиоактивных отходов осенью 1957 года возник так называемый восточно-уральский радиоактивный след, который протянулся почти на 400 км – от Челябинска до Тюмени. Его последствия обусловили повышенные уровни заболеваемости и преждевременной смертности населения. По данным Уральского научно-практического Центра радиационной медицины, «у 80 % жителей близлежащих к эпицентру взрыва деревень официальный диагноз – рак и предраковое состояние. Каждую неделю умирает в среднем 5–6 человек». На кафедру нормальной анатомии местного мединститута стали поступать многочисленные образцы человеческих патологий: новорожденные с хвостами, с рыбьей чешуей, сиамские близнецы и т. д. Подобная «кунсткамера» есть и в селе Муслюмово, которое и по сей день называют «деревней на ядерной помойке». Коренная жительница этого села по имени Марьям признавалась журналистам: «В детстве мы боялись автобусов и врачей. Нас прямо на улице хватали, сажали в автобус и увозили, как мы тогда говорили, „сосать кровь“. У нас брали какие-то анализы, а потом отпускали домой. Но ужас в том, что эта же история повторилась с моими детьми уже в наши дни».
Оказывается, сначала радиоактивные отходы химкомбината № 817 в течение 7 лет сливались прямо в реку Теча и только накануне взрыва были построены хранилища. Впоследствии на этой реке был сооружен каскад водоемов, которые предназначались для сброса среднеактивных отходов. Кроме этого, в качестве отстойников использовались близлежащие озера Карачай, Старое болото и другие. Жарким летом 1967 года высохший радиоактивный ил и осадки стали разноситься ветром, что привело к загрязнению природной среды на площади около 1,8 тыс. км2. Через пять лет история повторилась…
Сегодня Минатом России продолжает использовать ПО «Маяк» для хранения и переработки ядерных отходов, в т. ч. и зарубежных. По официальным данным, заполнение хранилища отходов на предприятии составляет свыше 70 %, а его мощности до предела изношены. У министерства нет средств не только на решение экологических проблем, но и на модернизацию производства.
Безопасная технология утилизации жидких радиоактивных отходов давно разработана – это так называемое «остекловывание». Смертоносную жидкость выпаривают в специальных печах и добавляют вещества, которые при остывании превращают ее в стекловидную массу. Емкости со стеклом, содержащим высокоактивные радионуклиды, помещают в герметичный стальной стакан, который в течение двадцати лет хранят в бассейне с водой и регулируемой температурой. Все это время ведется контроль температуры контейнера, и только потом возможно окончательное его захоронение. С 1992 года на ПО «Маяк» применялась эта передовая технология, но через 5 лет электропечи вышли из строя, дважды отработав проектный ресурс. Сейчас планируется строительство второй очереди цеха переработки, а пока жидкие отходы по-прежнему сливают в резервные железобетонные хранилища. Другими словами, трагедия 1957 года может повториться в любую минуту…
КУРЕНЕВСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Куреневская трагедия, унесшая жизни 1990 киевлян, наглядно продемонстрировала, что малейшие ошибки при строительстве любых гидротехнических сооружений очень дорого обходятся людям. Все началось с того, что в 50-е годы прошлого века в районе Бабьего Яра по специальному проекту лучших московских архитекторов соорудили дамбу. Сточные воды с кирпичного завода 11 лет заполняли этот «аквариум». Постепенно Бабий Яр превратился в озеро. 13 марта 1961 года дамбу прорвало, и грязевой вал высотой 14 метров понесся по улицам района Куреневки, снося здания, людей, трупы и остатки гробов с близлежащих кладбищ.
На земном шаре существуют места, ассоциирующиеся у людей исключительно с трагическими происшествиями. Сложно сказать, повинна ли в этом энергетика каждой подобной местности, или речь должна идти о холодной людской расчетливости, сопряженной с элементарной безалаберностью, либо о роковой случайности. А может, все эти факторы способны собираться воедино в какой-то не особенно благоприятный момент времени? Кто знает. Но Бабий Яр по всем параметрам попадает в невеселый перечень самых трагических точек планеты.
…Его облюбовали еще работники НКВД: к яру от Лукьяновской тюрьмы шла прямая дорога, по которой отвозили «врагов народа» на исполнение приговоров. Фашисты, оккупировавшие Киев, по достоинству оценили «удобство» данного места. И снова Бабий Яр содрогнулся от ужаса и боли. Что же касается «живого материала» для проведения «акций», то его оккупантам хватало. Одной из самых мрачных дат в истории человечества стало 22 сентября 1941 года, когда начались расстрелы мирных граждан в зловещем яру. Для начала туда привезли и расстреляли два цыганских табора. Затем фашисты взялись за евреев. Через полтора года немцы постарались ликвидировать все следы самой массовой интернациональной могилы на земле: трупы были откопаны и сожжены, кости размолоты, пепел просеян, документы уничтожены: до настоящего времени уцелело лишь три фотографии казней в Бабьем Яру.
До сих пор неизвестно, сколько тут полегло людей. На памятнике выбито: «Бiльш нiж 100 000 громадян мiста Києва та вiйськовополонених». Но по последним сведениям, речь должна идти о 260 000 расстрелянных. Монумент появился в Бабьем Яру лишь через 35 лет после трагедии. Несколько позднее его дополнила менора (семисвечник) – в память о погибших евреях, деревянный крест – последняя дань замученным украинцам и памятник детям, чьи жизни оборвались в этом страшном месте. Сам яр, правда, преобразился: теперь здесь расположены парк, жилмассив и киевский телецентр. Хорошо ли это – судить несколько поздно. Но здешняя земля, похоже, настолько пропитана болью, страданием и страхом, что способна буквально мстить людям, осмелившимся потревожить покой самой большой братской могилы на земле.
После войны все связанные с массовыми расстрелами в Киеве сведения были окутаны плотной завесой тайны. А местные власти посчитали необходимым уничтожить яр. Алексей Давыдов, занимавший пост председателя горсовета с 1947 по 1963 год, стал виновником многих бед, пережитых киевлянами. Ему же пришла в голову «светлая» идея создания на месте массовых расстрелов танцплощадки и парка с увеселительными аттракционами и ресторанами. Протесты киевской интеллигенции не дали совершить это кощунство. Тогда Бабьему Яру было найдено иное, столь же «рациональное» применение. В те годы в столице развернулось массовое строительство пятиэтажек-«хрущевок», и власти решили использовать для изготовления кирпича глину, которую добывали в черте города. В дождливые годы в карьерах накапливалась вода. Ее вместе с грязью откачивали в отстойники Бабьего Яра. Непригодную для производства породу также смешивали с водой и по трубам отводили туда же. Чтобы избежать сползания намывного грунта, соорудили дамбы, а для стока воды – колодцы и отводные каналы. Городские власти, возглавляемые Давыдовым, надеялись, что отходы быстро превратятся в камень. Это позволило бы одновременно наладить бесперебойное производство кирпичей, создать удобное транспортное сообщение между Сырцом и Куреневкой и ликвидировать мозоливший глаза Бабий Яр.
…Борьба за экономию часто превращается в довольно глупое, а подчас и очень опасное занятие. Вы можете себе представить самолет, собранный из «сэкономленных» деталей? А турбину, на создание которой пошли «лишние» материалы? А ведь в те годы подобные анекдоты с трагическим подтекстом были неотъемлемой частью реальной жизни! Вот и в случае с грязевым «озером» трубу необходимого диаметра заменили другой, вместо бетонной дамбы возвели земляную, водозаборных колодцев никто не чистил – во имя все той же экономии. Но и это не все. Несмотря на то что проект запрещал постоянное поступление пульпы в яр, заводы работали круглосуточно. Весной в это пространство стекались и талые воды. Озеро постепенно переполнялось, и вода начала размывать гребень плотины. К тому же, высота защитной дамбы была на 10 метров ниже нормы безопасности. А сам карьер заполнялся на высоте 60 метров над уровнем крупного жилого и промышленного района. На многочисленные же обращения обеспокоенных такой халатностью граждан власти предпочитали не реагировать.
В течение 11 лет в Бабий Яр, где покоятся тысячи расстрелянных евреев и представителей украинской интеллигенции, сбрасывались миллионы кубометров жидких отходов. В конце концов, кто-то там, наверху, ведающий судьбами людей и городов, не выдержал. 13 марта 1961 года в 6.45 дамба не устояла перед натиском глинистой жижи и дала течь. Через три с половиной часа грязевой вал высотой 14 метров прорвал место своего заточения и обрушился вниз, на жилой район. Со скоростью пять метров в секунду он понесся по улицам Куреневки, сметая все на своем пути, круша здания, переворачивая машины, ломая деревья. За 10 минут селевая лавина погребла под собой площадь в 30 гектаров. Согласно официальной статистике, в тот день погибли 147 человек, около 150 стали инвалидами. Однако более поздние данные говорят о гибели 1990 киевлян, а западные источники утверждают, что количество жертв перевалило за 6000.
В первой волне накатившей на Куреневку жижи поблизости от стадиона «Спартак» застряли машины и автобус. Люди не могли выбраться, поскольку пульпа достигала окон. Через несколько минут сильно потемнело: на улицы надвигался вал пенящейся массы серого цвета. Он был выше домов и закрывал собой небо. Злосчастный автобус взорвался. Кто-то сумел выбить переднюю дверь, но спаслись только женщина и две девочки. Они отделались ожогами и лишились волос. Остальные же пассажиры сгорели заживо… Слой грязи, разлившейся по улицам, быстро застывал, превращаясь в камень. В таком виде его толщина доходила до трех метров. Было ясно, что под лавиной находятся сотни людей. Стадион «Спартак» затопило полностью, под серой глинистой массой скрылась даже высокая ограда, над пульпой поднимались только фонари. Удар селевой волны мгновенно снес и небрежно перемешал трамвайные вагоны, обломки одноэтажных домов, выкорчеванные деревья. Устояло лишь здание Подольской больницы. Часть больных спасалась от затопления на его крыше.
Вскоре сюда прибыли руководители горсовета, штаба Гражданской обороны города и военные с саперной техникой. Но передвигаться по жиже не могли ни машины, ни лодки. Для спасения людей требовались только вертолеты…
В эпицентре лавины оказалось трамвайное депо на улице Фрунзе. В считанные минуты оно превратилось в руины и озеро грязи. Из находившихся на его территории 52 человек в живых тогда осталась только 24-летняя Римма Суслина. Родственники уже готовились к ее похоронам, но… Руку девушки, торчащую из-под обломков, заметили солдаты, ликвидировавшие последствия аварии. Римма уже не подавала признаков жизни, но когда один из солдат коснулся ее руки, девушка рефлекторно вцепилась в спасителя мертвой хваткой. На место трагедии срочно были вызваны «скорые». А солдаты пока положили настил из досок, чтобы медики могли подойти к потерпевшей. Римме сделали уколы, предложили спирт. Девушка отказалась. Тогда медики отдали «горючее» по пояс мокрым, вымотанным военным. Жертву селя откапывали долго. В конце концов, ее удалось вытащить из болота, только обвязав канатом от трамвайной дуги. В тот момент девушка была очень плоха: ее тело казалось сплошным месивом из крови и глины. Врачи надеялись только на чудо. Но Римма выжила и через много лет встретилась со своим спасителем Анатолием Карандой на съемках популярной передачи «Как это было». А вот вагоновожатая Лидочка Лаврененко, трамвай которой оказался на пути пульпы, погибла сразу. За пять дней до своей свадьбы…
Вообще, солдаты войск МВД спасли в тот «черный понедельник» многих пострадавших. Ребят вооружили досками, веревками и совковыми лопатами и отправили наводить дорожки к разрушенным или полуразрушенным зданиям – туда, где могли находиться люди. Солдаты работали в лихорадочном темпе, в частном секторе на Куреневке им приходилось разбивать ломами рухнувшие в домах потолки, чтобы извлечь из-под них пострадавших. Тела волокли по доскам к дороге, где стояли «скорые». Некоторым ребятам от увиденного количества мертвых становилось плохо…
На место бедствия прибыли и группы сотрудников киевского Управления уголовного розыска. Им предстояло позаботиться о подготовке моргов к приему погибших, об опознании трупов и дальнейшем их захоронении, о составлении списков погибших… После опознания с тел погибших санитары срезали одежду, пропитанную глинистым раствором и прилипшую к коже. Жертвы человеческой халатности лежали на стеллажах голые. Это потрясло прибывшего в морг председателя горисполкома. Он отдал распоряжение директору универмага «Прогресс» бесплатно выделить белье и костюмы для погребения несчастных.
Большие потрясения никогда не обходятся без случаев мародерства. Так было и на этот раз. Правда, нечистые на руку граждане обворовывали разрушенные дома только в течение первых суток после прохождения грязевой лавины. Потом милиция и воинские части МВД оцепили место трагедии, и все ценные вещи стали передаваться под опись работникам финансовых органов.
Лишь спустя неделю после катастрофы в киевской «Вечерке» появились два некролога. Официальное сообщение о результатах работы следственной комиссии вышло там же спустя месяц. Это было единственной реакцией властей на последствия куреневской трагедии.
В сообщении проскользнуло уверение о том, что шестеро лиц, «повинных» в аварии, осуждены, а пострадавшим оказывается материальная помощь. Советские журналисты предпочли обходить «скользкую» тему, списывая случившееся на разгул стихии. В это время зарубежные СМИ в один голос утверждали: авария – следствие безалаберности.
Такое расхождение во мнениях не случайно. С КГБ связываться простому смертному было бы крайне неразумно, так что наученные горьким опытом отечественные «акулы пера» старались «не высовываться». К тому же, прецеденты были: у фотокорреспондента РАТАУ-ТАСС К. Шамшина, снимавшего катастрофу с крыши Павловской больницы, сотрудники КГБ отобрали и засветили пленки. Дело, правда, этим и закончилось: в дело журналиста вмешался знавший его лично председатель Совета Министров УССР В. Щербицкий…
В течение многих лет истинные масштабы трагедии и реальное число жертв замалчивались. Погибших – во избежание политической окраски события – хоронили на всех городских кладбищах и даже в области. Гражданские панихиды на предприятиях были запрещены. Пострадавшим, лишившимся жилья, выдали ордера на квартиры. А вот женщины, получившие при катастрофе ожоги первой степени, увидели пособия только после вмешательства Щербицкого. Многим пострадавшим потребовались годы блужданий по кругам ада отечественной бюрократии, чтобы получить справки об инвалидности.
И даже сегодня некоторые выжившие в «черный понедельник», но заплатившие за чью-то халатность своим здоровьем, не получают пенсию – не хватает трудового стажа… Никто почему-то не берет в расчет следующий момент: этим потерпевшим в 1961 году было по 17–18 лет…
Немногие киевляне, которым посчастливилось в тот день выбраться из потока пульпы, неохотно делятся воспоминаниями. Молчат и архивы: по материалам следствия в свое время тщательно прошлась рука КГБ. Тем не менее, узнать, что же произошло в Киеве 13 мая 1961 года, сегодня можно, ознакомившись с книгами «Куреневский Апокалипсис» и «Киевский потоп». Это – первые полные документальные исследования о причинах и последствиях этой чудовищной катастрофы.
В 2002 году украинская правозащитная группа «Щит» обратилась в Кабинет Министров Украины с просьбой поставить на Куреневке памятник с надписью о том, что погибшие стали жертвами коммунистического режима, погнавшегося за «производственными показателями».
Но печальная история Бабьего Яра, похоже, не закончилась. Теперь там планируется построить здание Еврейского общинно-культурного центра «Наследие». Его программа предполагает работу развлекательных кружков, проведение праздников и торжественных мероприятий. Возникает вопрос: неужели в огромном Киеве нельзя было найти иное место? И неужели необходимо дождаться новой катастрофы, чтобы понять: Бабий Яр настоятельно и недвусмысленно просит оставить его в покое.
ГИБЕЛЬ СВЕЗО
В результате аварии на химическом заводе в 1976 году маленький цветущий итальянский городок из зоны отдыха превратился в иллюстрацию к Апокалипсису. Долгие годы здесь не пели птицы, не мычали коровы, не лаяли собаки. Стояли дома, магазины, школы, но в них никто не жил и не учился. Некому было торопиться, смотреть, ждать. Мощный выброс ядовитых химических веществ изгнал из Свезо людей и, как казалось, саму жизнь.
Жители Милана очень любили отдыхать в этом пригороде. Ведь так приятно, оторвавшись ненадолго от шума и суеты мегаполиса, окунуться в сельскую идиллию. Местность вокруг Свезо была достойна кисти Ватто, знаменитого французского художника. Живописные зеленые луга и поля с пасущимися на них коровами, поросшие лесом холмы, плавно спускающиеся в долину, по которой несет свои воды красавица По. В маленьком городке, затерявшемся у подножия холмов, было всего 17 тысяч жителей. Кроме сферы обслуживания, основным источником рабочих мест в Свезо был химический завод, принадлежащий фирме ICMESA (Indastry Chimiche-Meda-Societa Azionaria). Она являлась филиалом другой фирмы, Givaudan, которая также была филиалом одной из самых крупных в мире фармацевтических компаний Hoffman La Roche. Никто не предполагал, что завод может представлять какую-либо серьезную опасность для окружающей среды и жизни людей. Предприятие специализировалось на изготовлении трихлорфенола, выпуская его в год до 150 т. Это химическое соединение используется для производства дезодорантов и обычного мыла. Какая уж тут опасность? Однако сопутствует ему, как оказалось, совсем не безвредный диоксин. Достаточно развести в воде всего 90 мг этого вещества, и этого хватит, чтобы оборвать жизнь восьми миллионов человек.
10 июля 1976 года выпало на субботу. День был выходной, поэтому на заводе почти не было рабочих. Да и реактор был заглушён. Только десять ремонтников занимались профилактическим осмотром оборудования. Было время обеда. Механики пили кофе в столовой, когда услышали вначале громкий хлопок, а затем пронзительный свист. Такой звук издает воздух, вырывающийся под большим давлением. Только, к сожалению, это оказалась совсем не лопнувшая шина. Когда рабочие выбежали наружу, они увидели, что источником жуткого звука являются предохранительные клапаны, через которые с огромной силой вырывается газ диоксин.
Едкий запах хлора наполнил воздух, поскольку некоторое время частицы химиката падали с неба подобно снегу. Со всей возможной скоростью рабочие поспешили открыть аварийные краны, чтобы в реактор хлынула холодная вода. Это приостановило процесс. Однако с образовавшимся смертоносным облаком они уже ничего не могли поделать. Оно было подвластно только ветру.
После Свезо часто называли итальянской Хиросимой, хотя правильнее, наверное, было называть его итальянским Чернобылем. Тогда, так же, как и десять лет спустя, жители городка долгое время не знали всей правды о произошедшем. Молчали средства массовой информации, поскольку авария не сопровождалась какими-либо громкими спецэффектами, привлекающими внимание. Не бушевало пламя, не было слышно взрывов. Заводское начальство тоже не спешило признаваться в произошедшем, поскольку это грозило колоссальными неприятностями. Понятно, что непосредственно после выброса люди просто не догадывались о нависшей над ними опасности. Они гуляли с детьми, сидели дома перед телевизорами, отдыхали в открытых уличных кафе – шла обычная жизнь. Над районами, где пролетало ядовитое облако, на всех вдруг нападал долгий удушливый кашель и начинали слезиться глаза. В воздухе отчетливо ощущался едкий неприятный запах. После того как ветер естественным образом смещал страшную тучу, у людей появлялись головные боли. Многие также жаловались на тошноту.
Естественно, все стали задаваться вопросом: «В чем причина общего плохого самочувствия?» Представители администрации химического завода, конечно, сразу после чрезвычайного происшествия стали искать его причину и, вероятно, задумывались о предполагаемых последствиях. Однако они не торопились поделиться своими мыслями с широкой общественностью.
Первыми тревогу забили врачи. Город буквально на глазах превращался в какую-то фантасмагорическую декорацию к фильму ужасов. Начался внезапный всеобщий мор. А ведь на улице жаркий июль. Птицы падали замертво с деревьев. Растения высыхали и скручивались. Поля напоминали пепелища. Беспрестанно кричал скот, находящийся на пастбищах. После того как животные поели травы, на которую выпали ядовитые осадки, из их глаз и ушей стала вытекать непонятная жидкость. Даже домашние кошки и собаки, выходя на улицу, падали как подкошенные. Тушки тысяч погибших куриц просто разлагались под открытым небом, их не успевали убирать. Да и не до того было. Через три-четыре дня местные амбулатории заполнили толпы пациентов. Мигрени, общая слабость, резь в глазах, размывающая очертание предметов, и боли в спине составляли далеко не полный перечень жалоб. Самыми страшными были гноящиеся нарывы и появившаяся на всем теле сыпь. Особенно страдали дети.
Только через пять дней, в пятницу 16 июля, когда из-за многочисленных нарывов и волдырей медики были вынуждены госпитализировать двухлетнего малыша, мэры Свезо и соседнего с ним городка Меда потребовали от владельцев химической компании внятных объяснений. Не желая афишировать всю глубину своей вины, руководство завода не уточнило, что в воздух вырвался именно диоксин, а заявило об утечке профильного трихлорфенола, который чуть ли не в миллион раз менее токсичен. Также сообщалось, что, по заключению специально привлеченных швейцарских ученых, вокруг города следует расставить специальные предупредительные щиты и запретить употреблять в пищу всю местную продукцию.
Принятые меры не давали ощутимого результата. Мертвые птицы падали теперь уже целыми стаями. Медики, не зная об ошибочности диагноза, терялись в догадках, почему их больным не становится хоть немного легче. 17 июля они были вынуждены госпитализировать еще 18 детей. Помогли прояснить ситуацию вездесущие журналисты.
Один из миланских репортеров – Бруно Амброзии, освещавший данную трагедию, оказался химиком по образованию. Он-то и установил, что авария сопровождалась выбросом диоксина. Причем газета, чтобы лишить читателей всяческих иллюзий, четко объяснила, насколько это опасный яд. «Это один из самых сильнодействующих мелкомолекулярных токсинов, известных человеку. Мышьяк и стрихнин по сравнению с ним ничто. Диоксин поражает печень и почки, а также является „мутагенным“, то есть способным менять химический состав хромосомы, что ведет к заболеванию раком и вызывает дефекты у детей уже в утробе матери». Католическая Италия содрогнулась. Причем настолько, что в зоне бедствия даже были разрешены аборты. ICMESA оставалось только полностью признать свою вину.
Вот что показало внутреннее расследование компании. Не была соблюдена температура химической реакции (завышена в предшествующие аварии дни), при этом не выдерживался режим охлаждения. Была нарушена техника безопасности самой заводской постройки. Отказавший предохранительный клапан был установлен на вытяжной трубе и вел совсем не в запасные емкости (их вообще не было), которые в случае аварии должны принимать ядохимикаты, а на крышу.
Итальянскому правительству ничего иного не оставалось, как объявить чрезвычайное положение. Оно предполагало полную эвакуацию из зараженной зоны, которая и началась 24 июля. Виктория Риволта – министр здравоохранения провинции Ломбардия – попыталась составить карту территории, наиболее подвергшейся заражению, чтобы определить место нахождения самого облака. Она опиралась на имеющиеся данные о фактах падежа скота и на другие подобные признаки. Именно ее работа очень помогла при определении подлежащей отселению «зоны А», которая была вначале оцеплена заставами карабинеров и полицейскими кордонами, а затем и огорожена колючей проволокой. После отселения 200 семей на эту территорию площадью шесть квадратных миль пришли специалисты в костюмах химзащиты, для полной ее очистки. Уничтожению подлежали все зараженные животные, даже те, кто еще был способен как-то о себе позаботиться. Всего их погибло более 70 тысяч особей.
Началась кропотливая работа по устранению последствий трагедии, расследование ее причин, наказание виновных и оказание помощи пострадавшим. Кроме эвакуированных, из «зоны А» во временные поселения было перемещено еще 536 семей. Всем им обещали предоставить жилье, эквивалентное оставленному, и компенсировать материальный урон. Естественно, ими вплотную занялись и медики, проводя исследования и оказывая всю возможную помощь. Они определяли степень отравления и пытались предотвратить возможные последствия. Именно тогда в мире впервые был поднят вопрос о диоксиновой опасности. Как ни странно, из получивших отравление 187 детей не удалось спасти лишь двоих, да и в минувшие с дня катастрофы два десятилетия от ее последствий никто не умер. И все же последствия эти ужасны, еще не одно поколение жителей Свезо будет ощущать их воздействие.
На ликвидацию основных последствий аварии потребовалось более года. Общая площадь заражения составила 17,1 км2. На этой территории проживало около 220 тысяч человек. Все оборудование злополучного завода было полностью разобрано, вывезено и уничтожено. Тысячи тонн зараженной почвы было вывезено для захоронения в специальных бетонных могильниках. Погибшие растения и животные преданы огню. Обеззараживающие мероприятия в Свезо проводились еще много лет. Город был взят в кольцо щитов с надписями на пяти языках: «Зараженный район – не въезжать!»
После официального расследования катастрофы, в результате которого компания ICMESA предстала перед судом, ей пришлось выплатить пострадавшим более 10 миллионов долларов компенсации. Однако никакими деньгами не возместить здоровья тем 193 жителям Свезо (из них 170 детей), которым был поставлен страшный диагноз – болезнь хлоракне. Это очень трудно поддающееся лечению тяжелое кожное заболевание. А в 1993 году была доказана прямая зависимость между аварией в Свезо и ростом в этом районе злокачественных опухолей. Кроме того, после трагедии количество аномалий среди новорожденных возросло в 15 раз. После описанных событий диоксин часто стали именовать Свезо-Д.
Тем не менее, через какое-то время 480 семьям удалось вернуться в свои дома. И только «зона А» на неопределенное время осталась недоступной для жизни, которая, как известно, все равно берет свое.
«ХИМИЧЕСКИЙ ЧЕРНОБЫЛЬ»
Ежегодно 3 декабря отмечается Международный день борьбы с пестицидами в память о крупной аварии на пестицидном заводе в Индии. Именно в этот день в 1984 году в Бхопале произошла экологическая катастрофа. Чтобы привлечь внимание к решению проблем, которые возникают в результате производства и использования опасных химикатов, Латиноамериканская сеть активистов борьбы против использования пестицидов объявила 3 декабря Днем борьбы с пестицидным загрязнением, который в скором времени стал международным.
Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, для того чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Иногда складывается такое впечатление, что хитроумное человечество, двигающее прогресс и развивающее науку для своего процветания, просто роет себе глубокую яму-ловушку. «Шишки», набитые на лбах предыдущими поколениями, не становятся предупреждением, на ошибках не учатся, а только усугубляют их последствия. И каждый виток цивилизации приносит новые напасти. Так, к примеру, на сегодняшний день, не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Из них 60–70 тысяч находятся в постоянном близком соприкосновении с людьми. Многие химические соединения, применяемые в промышленности, сельском хозяйстве и даже в быту, смертельно опасны для человека. Очень вредны вещества, используемые в сельском хозяйстве, – всевозможные пестициды и гербициды, к тому же их производство и хранение существенно влияет на чистоту окружающей среды, а значит и на жизнь людей. Но люди по привычке разводят руками, мол, что поделаешь, ведь эти вещества помогают выращивать высокие урожаи, создавать красивые вещи (правда, на некоторых стоит повесить табличку «Вредно для здоровья»), без которых «просто прожить невозможно». И пока все пребывают в ожидании ядерного апокалипсиса, земля содрогается в муках от «достижений» химической науки. Вот уже и фильмы-катастрофы начинают снимать на эту тему.
Природа и сама приготовила человечеству немало смертельных ловушек, которые можно отнести к химическим. Так, грунтовые воды, используемые для питья в Бангладеш, уже давно заражены природным мышьяком. Но общенациональной проблемой это стало только тогда, когда в стране было выкопано около пяти миллионов колодцев для обеспечения людей питьевой водой и защиты их от холеры и других кишечных инфекций. И хотя в 1993 году Всемирный банк и ЮНИСЕФ выделили стране более 34 миллионов долларов для создания запасов воды из других источников, эксперты ВОЗ считают, что для предотвращения катастрофы было сделано далеко не все. И теперь различные заболевания, особенно онкологические и сердечно-сосудистой системы, после потребления отравленной воды могут развиться у половины 125-миллионного населения страны. Но если с природой трудно спорить, то предотвратить последствия химического производства вполне по силам, но как-то руки не доходят, особенно когда это приносит миллиардные прибыли.
За последнее столетие техногенных химических аварий разной степени тяжести было множество. Например, можно назвать взрыв, происшедший 6 декабря 1917 года в результате саморазложения аммиачной селитры на химическом заводе в Галифаксе (Канада). Он стоил жизни 3000 человек. 21 сентября 1921 года на заводе по производству удобрений в г. Оппау (Германия) был взрыв такой силы, что он не только полностью разрушил все дома в городе, но и повредил некоторые здания в радиусе шести километров от места взрыва. Более того, взрывной волной выбило стекла в домах, расположенных на расстоянии 70 км от завода.
Широкую известность получила экологическая катастрофа на химическом производстве в г. Свезо (Италия), где 10 июля 1976 года из-за допущенной персоналом ошибки произошла утечка около 2,5 кг сверхтоксичного вещества диоксина (тетрахлор-дибензодиоксина), обладающего, как известно, канцерогенным, тератогенным (патологическое действие на новорожденных) и мутагенным действием. В результате аварии у нескольких сотен людей развилось тяжелое кожное заболевание – хлоракне, а десятки тысяч отравившихся животных были забиты. По оценкам специалистов-экологов, действие диоксина будет проявляться еще в течение двух-трех десятилетий, поскольку это вещество способно длительно сохранять свою токсичность.[11] В Китае в сентябре 1978 года в результате аварии на химическом заводе в городе Сучжоу в реку попали 28 тонн цианистого натрия. Этого количества было достаточно, чтобы погибло 48 миллионов человек, но газета «Чжунго циннянь бао» сообщила, что число жертв составило лишь три тысячи…
Однако все перечисленные случаи не идут ни в какое сравнение со взрывом, который произошел в индийском городе Бхопал в ночь со 2 на 3 декабря 1984 года на заводе, производящем пестициды. Именно его журналисты назвали «химическим Чернобылем».
Крупные химические компании предпочитают размещать предприятия подальше от своих «цивилизованных» стран: рабочая сила и сырье дешевле, да и «зеленые» не ставят палок в колеса. Вот и «Юнион Карбайд корпорейшн» (штаб-квартира в г. Дэнбери, штат Коннектикут), выпускающая удобрения, а также товары бытовой химии и по объему продаж входящая в пятерку ведущих химических компаний США, построила огромный завод по производству пестицидов в Бхопале, столице административного штата Мадхья-Прадеш (Индия). Руководство здесь осуществлялось бестолково, продуманного плана управления компанией при чрезвычайных ситуациях вообще не существовало, квалифицированных рабочих явно не хватало. Авария произошла из-за грубого нарушения техники безопасности, к тому же ее усугубила необученность персонала действиям в аварийных ситуациях. Катастрофа в Бхопале обошлась владельцам компании в сотни миллионов долларов, но что они по сравнению с трагедией тысяч людей.
Во время дежурства в ночь со 2 на 3 декабря оператор блока контроля за состоянием газгольдеров[12] с опаской поглядывал на приборы. Ведь не напрасно же некоторые специалисты утверждали, что установленные американцами запорные клапаны газгольдеров не отвечают требованиям безопасности. Но стрелки приборов колебались у деления «норма» даже тогда, когда белесая пелена выброса заволокла заводские строения. Позже оператор ничего не помнил и не чувствовал. В бессознательном состоянии его доставили в госпиталь.
А тем временем сжиженное вещество с силой вырывалось из подземных цистерн, тут же превращаясь в летучий газ. Это был метил-изоцианат (CH3—N=C=0) – высокотоксичный газ с резким запахом и высокой реакционной способностью, токсичность которого превышает отравляющую силу фосгена в 2–3 раза. На предприятии это ядовитое вещество служило промежуточным продуктом при изготовлении пестицидов – химических средств для борьбы с сельскохозяйственными вредителями и сорняками. Тридцать тонн (по другим источникам – 43 тонны) его оказалось более чем достаточно, чтобы полностью заполнить ядовитыми парами воздушный бассейн города.
Заводской гудок разбудил расположенный вблизи рабочий поселок. Но люди, решив, что вспыхнул пожар, поспешили к предприятию. Многие из них получили здесь смертельные дозы отравления.
А между тем несильный ветер со скоростью 5 км/ч понес вырвавшиеся из стальных цистерн пары в юго-восточном направлении. Поскольку ночь была прохладной, они не поднимались вверх, а стелились по земле. Смертоносное облако толщиной пять метров, словно утренним туманом, накрыло городские районы площадью 40 км2.
«В воздухе приторно пахло сеном, – вспоминали очевидцы, – была плохая видимость. Кружилась голова, резало глаза, многих тошнило. Обессиленные люди падали прямо на улицах».
На железнодорожном вокзале, расположенном в двух километрах от химического завода, погибли все служащие, находившиеся в ту роковую ночь на дежурстве, и люди, ожидавшие поезда.
Тысячи и тысячи жителей города, вдыхая отравленный воздух, бросились наутек из своих жилищ. Они страдали от острого жжения в глазах, неудержимого кашля, приступов рвоты. Немало горожан так и не проснулись: смерть настигла их в постели.
Инцидент в Бхопале стал одной из крупнейших техногенных аварий XX века, таким же международным символом техногенной катастрофы и экологического сопротивления, как и Чернобыль. Заражению подверглась территория длиной 5 км и шириной 2 км. Катастрофа нанесла и неисчислимый урон окружающей природе. Поля и дороги были усыпаны погибшими животными и птицами. Токсичным газом был полностью уничтожен урожай в радиусе 100 миль (167 км). Долгое время пораженная земля оставалась бесплодной. В результате аварии погибли 4035 человек (а не 3350, как сказано в Книге рекордов Гиннесса), около 20 000 потеряли зрение и у 200 000 человек (это четверть населения города!) отмечались серьезные поражения головного мозга, параличи и т. д. Эти люди стали инвалидами, а в последующие годы от болезней, вызванных отравлением, скончались еще около 20 тысяч человек. У жертв катастрофы до сих пор рождаются больные дети. Перед этой трагедией бледнеет Чернобыль. В Бхопале произошла самая масштабная, самая смертоносная техногенная катастрофа в истории человечества.
Самое поразительное во всем этом то, что никто до сих пор так и не наказан, а сама память о массовом отравлении в Бхопале тщательно стирается, как опытный преступник стирает с рукоятки ножа кровавые отпечатки. А ведь тогда в городе погибло по меньшей мере в семь раз больше людей, чем в Нью-Йорке при атаке на здания Международного торгового центра. Причем бхопальское преступление квалифицируется решением индийского суда как «умышленное убийство», а отнюдь не «преступная халатность», и по законам страны государство обязано преследовать в судебном порядке виновных гнуснейшей разновидности массового человекоубийства – ради прибыли. И этот факт подлинный: на заводе один за другим отключались предохранительные устройства, предназначенные для предотвращения такой трагедии, чтобы повысить прибыльность производства пестицидов. Суд также заметил, что «права на жизнь и на свободу в статье 21 Конституции Индии включают в себя право на воздух и воду, свободные от загрязнения».
Но ни сразу после трагедии, ни сейчас, 20 лет спустя, виновные не предстали перед судом. Местонахождение бывшего главного исполнительного директора «Юнион Карбайд» Уоррена Андерсона, которому грозит по статье «убийство» до 20 лет тюрьмы, до сих пор «неизвестно». Власти США игнорировали запросы индийской стороны, они не арестовали Андерсона и более того, дали ему шанс благополучно «исчезнуть». За двадцать лет американские спецслужбы и прочие розыскные органы и пальцем не пошевелили, чтобы напасть на его след. «Разве мог Джордж Буш допустить, чтобы бывшему главному исполнительному директору престижной американской мультинациональной корпорации угрожала процедура экстрадиции, начатая страной третьего мира?» – спрашивает Доминик Лапьер, автор книги «Пять минут после полуночи в Бхопале», посвященной индийской трагедии. Конечно, нет. Что значит для американцев жизнь человека, живущего в «нецивилизованной стране», по сравнению с жизнью их гражданина.
Конечно, если уж не правительство США, то исполин «Доу Кемикалз», поглотивший в 1999 году «Юнион Карбайд», мог бы принять на себя ответственность за террористическую атаку на четверть миллиона жителей Бхопала, на экологию центрального штата крупнейшей азиатской державы. Природа ждет ликвидации очага химического заражения. Жертвы – медицинской помощи и компенсации. Но на месте брошенного сразу после аварии завода лежат сотни тысяч тонн ядовитых отходов. Эти горы яда медленно просачиваются в подземные воды, питающие колодцы окрестных индийских деревень. Отравленных газом травят вторично…
Попытки международных организаций, пытающихся убедить деловые круги компании «Доу Кемикалз» взять на себя ответственность за экологический ущерб, а международное сообщество – выработать нормы международной ответственности за подобные действия, разбиваются о тупое безразличие. В начале декабря 2002 года состоялся марш женских организаций и лиц, выживших в Бхопальской катастрофе. Они устроили протест у ворот «Доу Кемикалз» в Бомбее, принеся туда загрязненную землю и воду из Бхопала. В ответ компания подала в суд на организаторов протеста за то, что они сорвали работу компании, и потребовала возместить ущерб в размере 10 тыс. долларов США. В январе 2003 года Гринпис организовал доставку нескольких контейнеров отходов из Бхопала к самому крупному химическому заводу «Доу Кемикалз» в Европе, расположенному в Нидерландах, и издал доклад, свидетельствующий о серьезности загрязнения в Бхопале. Никакой реакции!
Оскаровский лауреат, знаменитый американский кинорежиссер Оливер Стоун начал подготовку к экранизации книги французского писателя Доминика Лапьера «Пять минут после полуночи в Бхопале» и уже заинтересовал этим проектом голливудских звезд Джереми Айронса и Пенелопу Крус. Но вряд ли пойдет смотреть этот фильм Тараи Баи из Бхопала. Ей ли забыть ночь на 3 декабря 1984 года. Тогда молодая женщина была на третьем месяце беременности. Ребенка она потеряла. Ядовитый газ сжег ей легкие. Тараи Баи никогда не сможет иметь детей, страдает от постоянной легочной недостаточности, неврологических заболеваний и частичной слепоты. А еще она благодарит Бога, что был к ней милостив…
КАТАСТРОФА ПОД УФОЙ
Трагедии тем и страшны, что всегда случаются, когда их не ждешь. Так было и на этот раз. Утром 4 июня 1989 года страна и весь мир узнали страшную новость – ночью произошел взрыв на железной дороге в Башкирии, в результате которого пострадало почти 1200 человек – 575 погибли, 623 стали инвалидами, получив тяжелые ожоги и телесные повреждения. Газеты пестрели заголовками: «Катастрофа, которой не знал мир», «Самая страшная „газовая“ катастрофа». Железные дороги считались в нашей стране самым безопасным видом транспорта, и тут такое…
3 июня 1989 года на продуктопроводе Западная Сибирь-Урал-Поволжье произошла «газовая» авария, ставшая крупнейшей даже по мировым масштабам. Трубопровод диаметром 700 мм служил для транспортировки под высоким давлением сжиженного газа широкой фракции нефтяных углеводородов. Около поселка Улу-Теляк в Башкирии из-за разрыва трубы произошла утечка газа. Сжиженный газ, который был тяжелее воздуха, разлился по земле, заполнив собой две большие ложбины – от прилежащего леса и до железной дороги. Примерно в 23 часа 10 минут по московскому времени именно здесь, на 1710 км в зоне скопления углеводородновоздушной смеси встретились два пассажирских состава – «Новосибирск-Адлер» и «Адлер-Новосибирск». Машинист одного из составов успел передать по радио, что поезд вошел в зону сильной загазованности. И тут связь оборвалась…
Во время схождения поездов внезапно произошел взрыв колоссальной силы, эквивалентный взрыву 300 тонн тротила. В нескольких километрах от его эпицентра, в колхозе «Красный восход», на центральной усадьбе вылетели все стекла в домах, взрывная волна повалила деревья на расстоянии до 3 км вдоль железной дороги. Взрывом были сброшены с колеи 14 вагонов. Многих пассажиров выбросило из поезда. На месте катастрофы начался пожар, который охватил территорию около 250 гектаров. Фронт взметнувшегося пламени достигал полутора-двух километров. Оба поезда оказались в громадном огненном котле.
Составы были довольно большими – 20 вагонов в поезде «Новосибирск-Адлер» и 18 вагонов у встречного. Сколько всего было пассажиров, точно не известно, поскольку на детей до пяти лет билеты не брались. Взрослых пассажиров было 1284, кроме того были дети и 86 членов поездных бригад – машинистов и проводников.
Катастрофа произошла в труднодоступной для наземного транспорта местности. Кругом леса и болота, ближайшие селения – на расстоянии трех-пяти километров. Эта изолированность и безлюдность привела вначале к отсутствию достоверной информации о случившемся, а затем осложнила проведение спасательных работ, затруднила оказание первой медицинской помощи пострадавшим. Несмотря на это, уже через час Комиссия по чрезвычайным ситуациям Башкирской республики приступила к организации аварийно-спасательных работ. А еще через 20 минут на месте аварии работало 14 бригад «скорой медицинской помощи». Спустя 2,5 часа после катастрофы сюда прибыло более 100 врачебно-сестринских бригад. Вскоре в помощь им дополнительно поступили еще 42 санитарные дружины и 14 санитарных постов. Всего было задействовано 138 санитарных машин, 37 вертолетов, 4 автобуса, а затем и просто грузовики и самосвалы эвакуировали пострадавших пассажиров. Их привозили «вповалку: живых, не очень живых, вообще неживых». Разбираться было некогда – грузили в спешке и темноте. А на месте уже смотрели – в первую очередь в больницы отправляли тех, кого можно было спасти. Людей со стопроцентными ожогами оставляли – помогая одному такому безнадежному, можно было потерять двадцать человек, у которых был шанс выжить.
Больницы Уфы и Аши, принявшие основную нагрузку, были переполнены – пострадавших во время аварии размещали в палаты и коридоры, на все освобожденные койки и на пол. Спешно, той же ночью, эвакуировали роддома и хирургические отделения – нужно было слишком много мест. Врачи и медперсонал по трое-четверо суток не выходили из больниц. Американцы, увидев пациентов ожогового центра, поставили диагноз – «выживет не больше 40 процентов, этих и этих вообще лечить не надо». Наши врачи сумели спасти более половины из тех, кого уже считали обреченными.
Для ликвидации последствий аварии были привлечены воинские подразделения. Спустя несколько часов пожар был локализован. Огонь непосредственно на газопроводе погасили только тогда, когда, собственно, выгорел весь углеводород, собравшийся в месте разрыва.
Когда, наконец, спасатели завершили свою работу и стало возможно оценить потери, люди ужаснулись масштабам случившегося. В огне пожара были разрушены оба электровоза и 37 вагонов из 38. Семь вагонов сгорело дотла, 26 – полностью выгорели изнутри. Взрыв разворотил рельсы и шпалы железнодорожного пути на протяжении 350 метров, разрушил 17 тысяч метров воздушных линий связи, 1500 метров линии электроснабжения и около трех километров контактной сети, вывернув около 30 опор. Алексей Годок, заместитель начальника пассажирской службы Южно-Уральской железной дороги, рассказывал: «Когда мы облетали место аварии, было такое впечатление, что напалм какой-то прошел. От деревьев остались черные колья, как будто их ободрали от корня до верхушки. Вагоны были разбросаны, раскиданы…» Горело все – деревья, трава, земля…
В момент взрыва температура достигла 900-1000 °C. Такой вывод был сделан после того, как на одной из пострадавших пассажирок обнаружили оплавленные золотые сережки и зубную золотою коронку у другой женщины, доставленной в уфимскую больницу с сильными ожогами. Это при том, что температура плавления золота – 1242 °C. Одежда не выдерживала высокой температуры, она просто истлевала от жара на людях. Синтетические материалы плавились и испарялись.
На месте аварии было обнаружено 258 трупов, 806 пассажиров получили ожоги и травмы различной степени тяжести, из них 317 умерло в больницах. Всего погибло 575 человек, травмировано – 623.
Уже на следующий день за погибшими стали приезжать родственники. Но опознать всех не удалось – некоторые обгорели так, что невозможно было определить, мужчина это или женщина. Некоторых опознали по документам, личным вещам – люди сгорели, а бумаги остались невредимы. Почти треть погибших была захоронена неопознанными.
В составе поезда «Новосибирск-Адлер» было два вагона с детьми. В одном из них, прицепном, ехали в Молдавию на сбор черешни челябинские школьники: традиция была такая в школе. В вагоне было более 50 детей и три преподавателя. Когда произошел взрыв, все дети крепко спали, поэтому спастись почти никому не удалось. В живых осталось только девять человек. Ни один из учителей не выжил.
Василий Рожко, бывший в 1989 году начальником оперативного отдела штаба ГО по Челябинской области, вспоминал: «Бабушка одна у меня перед глазами стоит. На веревке через плечо привязан чемодан. С другой стороны висит сумка. За руки держит двух маленьких девочек с бантиками. Тоже пассажиры с того поезда – живые, невредимые. На них ни царапинки. Самым страшным в те дни были не трупы, а живые, которые с последней надеждой ждали, когда ты найдешь фамилию в списках живых. А ее нет там, фамилии этой…»
Вероятно, этой трагедии могло и не быть. Все могло бы закончиться не так трагично, если бы не роковое стечение обстоятельств. Во-первых, разгерметизация трубы произошла вблизи железнодорожной магистрали Москва-Уфа-Новосибирск-Владивосток, которая в этом месте находилась всего в километре от трубопровода. Во-вторых, случилось то, чего случиться никак не должно было – два пассажирских поезда встретились именно здесь, в месте загазованности. Такое произошло впервые. По расписанию составы должны были разминуться в другом месте, но поезд, следовавший в Адлер, опаздывал. Ему пришлось сделать вынужденную остановку на промежуточной станции: у одной из женщин в поезде начались преждевременные роды.
Что послужило причиной взрыва – установить уже не представляется возможным. Это могло быть искрение токоприемника одного из локомотивов, детонация, вызванная потоками воздуха от двух идущих навстречу друг другу поездов, или просто выброшенная в окно сигарета. Специалисты предполагают, что если бы поезда прошли строго по расписанию и встретились раньше, все бы обошлось. Дело в том, что следовавшие в этот день железнодорожные составы мощным потоком воздуха прокладывали в загазованной зоне безопасный для себя «коридор». А когда два поезда сошлись на критическое расстояние, произошло столкновение двух встречных воздушных потоков. Теперь для взрыва было достаточно малейшей искры из-под колес поезда.
Для выяснения причин катастрофы было начато следствие, которое вела союзная прокуратура. Сразу же было установлено, что о загазованности в данном районе сообщали неоднократно и машинисты проходящих поездов, и местные жители. Что было неудивительно – запах газа распространялся на расстояние до восьми километров. Как оказалось, утечка газа началась там довольно давно, газ накапливался уже 20–25 дней. И в течение всего этого времени по железной дороге регулярно ездили поезда! Никакой реакции на сигналы тревоги не последовало – ни поиском, ни ликвидацией утечки никто не стал заниматься. Потом выяснилось, что трубопровод был практически без присмотра и за его состоянием следить было некому. К этому времени – из экономии или по халатности – были отменены регулярный облет трубопровода на вертолете и даже упразднена должность обходчика. Следствие сразу же вышло на ответственных лиц: руководителей проектного института, утвердивших проект с нарушениями; зам. министра нефтяной промышленности Донгаряна, отменившего телеметрию, предназначенную для контроля работы газопровода; на руководителей уфимского управления «Нефтепроводмонтаж», построившего магистраль. Девяти должностным лицам было предъявлено обвинение по статье 215, часть II Уголовного кодекса РСФСР. Еще до суда двое из них были амнистированы. Итого – семь человек «ответственных»: начальник СМУ треста, прорабы, другие исполнители. Максимальная мера наказания по статье – пять лет лишения свободы. После суда, который состоялся 26 декабря 1992 года, дело было отправлено на дорасследование. В результате только двое были осуждены: два года с высылкой за пределы Уфы.
Судебное разбирательство, которое продолжалось почти шесть лет и содержало двести томов показаний потерпевших, свидетелей, экспертов и специалистов, имевших отношение к строительству газопровода, закончилось наказанием «стрелочников».
ТРАГЕДИЯ НА СТАНЦИИ ХАЙЯМ
18 февраля 2004 года на одной из железнодорожных станций провинции Хорасан, на северо-востоке Ирана, сошел с путей и взорвался грузовой состав, который перевозил 17 вагонов серы, шесть цистерн бензина, семь вагонов удобрений и 10 вагонов хлопка. Поскольку все вышеперечисленное очень хорошо горит, на станции начался мощный пожар. При его тушении прогремел еще один взрыв. В результате более 320 человек погибли, ранения и ожоги различной степени тяжести получили около 400 человек, 90 человек пропали без вести, сильно пострадали окрестные населенные пункты. По мнению следственной комиссии, в данном случае люди снова столкнулись с наиболее распространенной причиной техногенных катастроф – обычной халатностью.
К взрывам на транспортных линиях, проходящих через мирные города и поселки, современному человеку, увы, не привыкать. Трагедии, подобные иранской, происходят ежегодно, унося жизни людей, причиняя ущерб постройкам и технике. В последнее время аварийные ситуации участились, а масштаб их последствий имеет нехорошую тенденцию к постоянному росту. Причин этому предостаточно: перегруженность многих транспортных узлов, нехватка персонала, устаревшая техника, трагические случайности, природные катаклизмы, чья-то злая воля и, как ни банально это звучит, обыкновенная халатность.
По словам представителя иранских властей Вахида Баркечи, трагедия произошла на станции Хайям. Она расположена в провинции Хорасан, в 20 километрах от города Нишапур и в 70 километрах от города Мешхед. Железнодорожный состав из более чем 100 грузовых вагонов без локомотива спокойно стоял на запасном пути на станции Абумослем в районе Нишапура. Внезапно он без видимых причин пришел в движение и тронулся под уклон, в направлении соседней станции – Хайям, постепенно наращивая скорость. В первых официальных сообщениях, распространенных средствами массовой информации, выдвигалась версия, по которой вагоны сдвинулись в результате имевших в тот день место сотрясений почвы. И действительно, ранним утром 18 февраля сейсмическая станция на северо-востоке Ирана зарегистрировала подземные толчки силой 3,6 балла по шкале Рихтера. Другой вопрос, насколько сильно колебания почвы ощущались в районе Абумослема и могли ли они столкнуть с места тяжело груженные вагоны и цистерны… Над этим, правда, в первые часы после катастрофы никто не имел возможности задуматься всерьез.
Как бы там ни было, разогнавшийся состав продолжал набирать скорость и на станции Хайям врезался в другой грузовой поезд, который стоял на пути следования оказавшихся без контроля вагонов: машинист не успел убрать ожидавший погрузки состав из-под удара. В результате мощного столкновения 50 абумослемских вагонов оказались вынесены за пределы железнодорожной колеи. До сих пор осталось невыясненным, когда же прогремел первый взрыв – до того, как неуправляемый состав сошел с рельсов, или после того, как вагоны, груженные горючими материалами, перевернулись. Похоже, это уже не так важно, ведь разница в несколько минут не могла спасти обреченных на гибель людей.
Итак, после столкновения над одной из цистерн с бензином взвилось ревущее пламя. Наличие в соседних вагонах хлопка, серной кислоты и удобрений способствовало тому, что через несколько минут на станции бушевал шквал огня. Сразу же после крушения поезда к месту катастрофы были направлены бригады пожарных и квалифицированных спасателей, которые приступили к ликвидации последствий столкновения. Естественно, первыми пытались погасить пылающие цистерны с горючим. Именно в этот момент произошел второй взрыв, значительно превышающий первый по мощности: это не выдержали остальные цистерны с нефтью. В результате на станции оказалось много погибших – в основном это были пожарные и спасатели. Кроме того, второй взрыв стал причиной смерти многих местных жителей и нескольких высокопоставленных чиновников: губернатора провинции Хорасан, мэра, шефа пожарной охраны и главного энергетика города Нишапур. Тогда же пропал без вести управляющий железной дорогой в данной провинции.
Этот взрыв оказался настолько сильным, что его слышали даже в населенных пунктах, расположенных в 75 километрах от места катастрофы. А взрывная волна, которая прошлась по окрестностям, выбила стекла во всех домах, находящихся в радиусе 10 километров от эпицентра. Но больше всего досталось пяти близлежащим деревням: они попали в зону поражения огнем и были практически полностью сожжены. Этим объясняется огромное количество жертв катастрофы на станции.
Путаницу в сообщения о трагедии поначалу внесло государственное телевидение Ирана. Сразу после аварии оно сообщило о столкновении двух проездов – грузового и пассажирского. Журналисты сразу же стали прикидывать возможное количество жертв… Только спустя сутки стало известно, что катастрофа затронула два грузовых состава.
На аварийном участке железной дороги временно было закрыто движение всех поездов. Дело в том, что даже 19 февраля пожарные все еще продолжали сражаться с огнем: потушить его никак не удавалось, и угроза новых взрывов была вполне реальной. Тем более что в сошедшем с рельсов составе еще оставались цистерны с горючим, которых не коснулось пламя. Чтобы избежать появления новых, бессмысленных жертв, в радиусе километра от горящих вагонов были выставлены кордоны войск. Тогда же, 19 февраля, в городе Нишапур власти объявили трехдневный траур.
В конце концов иранским пожарным удалось потушить адский огонь, бушевавший более суток на месте взрыва. Ликвидация пожара осложнялась большой концентрацией токсичных веществ, которые попали в воздух при взрыве бензина и химикатов: работать в такой ядовитой атмосфере было чрезвычайно трудно, некоторые спасатели получили серьезные отравления.
После того как известие о трагедии в Хорасане поступило в средства массовой информации, Генеральный секретарь ООН направил правительству и народу Ирана свои соболезнования. Кофи Аннан заявил также, что Организация Объединенных Наций готова оказать пострадавшим помощь.
На место катастрофы в первые же часы выехала правительственная комиссия. Представители властей и специалисты собирались установить подлинные причины аварии. Первая же выдвинутая ими версия не отличалась оригинальностью и предполагала проведение на станции очередного террористического акта – увы, в настоящее время эта тема является, пожалуй, самой больной для социума. Естественно, что при таком стечении обстоятельств подобное объяснение происшедшего кажется наиболее вероятным, и власти начинают ждать, какая же из группировок возьмет на себя ответственность за проведение взрыва. Однако иранцы быстро разобрались в ситуации и не стали искать черную кошку в темной комнате: «повесить» катастрофу было явно не на кого. Губернатор провинции Хорасан Хасан Расули уже 23 февраля выступил с официальным заявлением о том, что следователи отвергают версию о теракте. «Специально назначенные для расследования комиссии, в которые вошли специалисты из иранского железнодорожного ведомства и правоохранительных органов, отвергли возможность осуществления диверсии», – было сказано в выступлении. А появившуюся в средствах массовой информации версию о том, что злополучный поезд могло привести в движение землетрясение, комиссия вообще не сочла достойной внимания и потому не рассматривала: толчки в районе станции были настолько слабы, что практически не ощущались. Тем более, они не могли стать причиной спонтанного движения многотонного состава. Единственной же правдоподобной причиной трагедии, по мнению специалистов, является… обыкновенная халатность ответственных лиц, «удачно» дополненная техническим отказом тормозной системы и возможной ошибкой персонала.
Злой умысел, равнодушие и некомпетентность… Как часто они оказываются на одной чаше весов! И хотя недобросовестное исполнение собственных обязанностей юридически никак терроризмом не является, плачевные результаты и того и другого часто друг друга стоят. И если с терроризмом можно еще хоть как-то бороться, то что делать с извечной уверенностью каждого из нас в собственной безнаказанности? Любой человек хоть раз в жизни идет на поводу… обстоятельств, нехватки времени, плохого самочувствия – какая разница? И предпочитает «не заметить» допущенной в работе небрежности, позволяет себе поверхностно выполнить профессиональные обязанности. При этом все – независимо от возраста, характера и мировоззрения – надеются на тот самый извечный «авось». Это касается не только братьев-славян, которых во все века упрекали в некоторой беспечности, – в данном отношении люди проявляют завидное единодушие. Примерами могут служить аварии на атомных станциях в разных странах мира, катастрофы танкеров, дома, не рассчитанные на сейсмическую активность и, тем не менее, возведенные в зонах землетрясений… Халатность – вот то, что, по всей вероятности, объединяет всех представителей человеческой расы. Хорошо бы найти иные, более оптимистические, точки соприкосновения..
КАТАСТРОФА В СЕВЕРНОЙ КОРЕЕ
Об этой катастрофе, считающейся одной из самых масштабных в истории железнодорожного сообщения, мир узнал лишь спустя сутки. До этого иностранные наблюдатели могли только догадываться, почему северокорейский городок Рёнчхон скрылся под клубами черного дыма, – этот момент был зафиксирован спутниковой съемкой. В тот далеко не прекрасный для Северной Кореи день, 22 апреля 2004 года, на станции столкнулись два поезда, перевозившие то ли взрывчатку, то ли горючее. Однако даже на следующие сутки граждане республики могли узнать о случившемся только от западных журналистов. Междугородная телефонная связь в стране вообще была отключена, а национальное телевидение передавало бесконечные репортажи о визите руководителя страны Ким Чен Ира в Китай. Власти Северной Кореи действовали по проверенной схеме тоталитарных государств, скрывая от мира очередную техногенную катастрофу. Правда, на сей раз шило в мешке утаить было действительно невозможно: этого не позволили сделать масштабы аварии. Взрыв на железнодорожной станции оказался настолько мощным, что иностранная помощь стала печальной необходимостью, но при этом официальные лица долго не давали вразумительных ответов, что же, собственно, произошло, а затем явно занижали количество пострадавших. Первые независимые данные об аварии в Рёнчхоне и ее последствиях поступили от Красного Креста. Но до сих пор о том, что же привело к такой масштабной катастрофе, мы можем только догадываться: версий на этот счет существует множество, но какая из них соответствует реальности – кто знает! «Железный северокорейский занавес» надежно хранит все происходящее в стране от посторонних любопытных глаз…
В четверг, 22 апреля 2004 года, в районе железнодорожной станции Рёнчхон (область Пхенан-Пукто), в 50 км от города Синыйджу на корейско-китайской границе, властями КНДР было объявлено чрезвычайное положение. Там произошло столкновение двух поездов, перевозивших бензин и сжиженный газ, после которого оба состава взорвались. В результате катастрофы более 3000 человек погибли и получили серьезные ожоги и ранения, сама железнодорожная станция и большое число жилых, общественных и промышленных зданий оказались разрушены. Однако о том, что в стране произошла самая страшная катастрофа в истории эксплуатации железнодорожного транспорта, жители Северной Кореи узнали только через сутки. Пока по государственному телевидению вовсю транслировали торжества по случаю Дня армии, ни одним словом не упомянув о трагедии в Рёнчхоне. Жители пострадавшего района умирали от травм и ожогов, а оставшиеся в живых сооружали укрытия из пластика: здания городка в своем большинстве рухнули на головы людей. А те немногие строения, которые еще держались, были сильно повреждены. К тому же медицинские службы этой страдающей от нищеты страны не могли обеспечить всем пострадавшим необходимую помощь: не хватало медикаментов, больниц, бригад «скорой помощи», крови для переливания… Еще 22 апреля в районе взрыва были отключены международные телефонные линии: руководство республики явно не хотело, чтобы информация о происшествии распространилась. Поэтому первые сведения о катастрофе, переданные южно-корейскими СМИ, опирались на сообщения, «полученные по каналам разведи!». Государственные чиновники безмолвствовали, зато оцепление района силами безопасности говорило само по себе больше, чем несколько официальных заявлений, вместе взятых. Вообще же по стране было объявлено чрезвычайное положение.
Власти Северной Кореи не давали официального сообщения о трагедии и не упоминали о количестве погибших и раненых вплоть до 25 апреля. Но поскольку справиться с последствиями ЧП собственными силами страна явно не могла, она обратилась за помощью к другим государствам и международным организациям. При этом не сказав, что в Рёнчхоне вообще что-то произошло…
Однако уже сам факт просьбы о помощи говорит о многом. Дело в том, что коммунистические власти страны обычно предпочитают умалчивать о случившемся и редко раскрывают информацию подобного рода. Поскольку в основе северокорейского общественного устройства лежит идея «чучхе» – полной самодостаточности государства, страна ранее не поддерживала никаких контактов с Западом и своими соседями из демократической Южной Кореи. Упорное нежелание демонстрировать миру свои проблемы выливалось подчас в совершенно нечеловеческие поступки. Так, в 1995–1996 годах в стране начался голод. Для того чтобы признать этот факт, Ким Чен Иру понадобилось около двух лет, по истечении которых он милостиво дал согласие на получение помощи. Вот только для двух миллионов жителей Северной Кореи гуманитарные грузы слишком запоздали. Два миллиона жизней… Не слишком ли высокая плата за чье-то разгулявшееся самолюбие? А ведь среди погибших голодной смертью было много детей: их ссохшиеся тельца сотрудники международных организаций видели в яслях и детских садах.
На этот раз дело обстояло иначе. Для того чтобы осознать собственную несостоятельность перед лицом последствий техногенной катастрофы, властям потребовались только сутки…
Что же случилось в тот день на одной из железнодорожных станций вблизи китайской границы? Трагедия произошла около 13.00 по местному времени. На фотографиях, сделанных со спутника из космоса, место столкновения поездов напоминает результат массированной бомбардировки. А в распоряжение японской телекомпании «Фудзи тэрэби» попала фотография, на которой запечатлена охваченная ярким пламенем станция. Пожар был настолько мощным, что пепел долетал даже до приграничного китайского города Даньдун, удаленного от места катастрофы на 50 км. Обломки поездов взрывом разметало в радиусе нескольких километров от эпицентра. Кстати, девятью часами ранее по этой же ветке проследовал литерный поезд лидера Корейской Народной Демократической Республики Ким Чен Ира, который возвращался с переговоров в Китае. Именно из-за этого грузовые составы, ставшие причиной ЧП, были спешно убраны на запасные пути.
Первые сообщения указывали на столкновение двух поездов с горючим. И действительно, такой огненный ад проще всего было объяснить последствием взрыва приличного количества топлива. Один из составов на самом деле перевозил цистерны со сжиженным газом – подарок китайской стороны, приуроченный к окончанию визита Ким Чен Ира.
В момент аварии на станции находился также пассажирский поезд. Большинство пассажиров погибли либо получили серьезные ранения.
Эта железнодорожная катастрофа нанесла Северной Корее экономический ущерб в 300 млн евро. Официальное число погибших составило 161 человек, а около 3000 получили ранения. В радиусе 1 км от места аварии все без исключения здания превратились в руины. Кроме самой станции, полностью разрушенными оказались 1850 домов и 12 общественных зданий, в том числе больница, пищевой комбинат, сельскохозяйственный колледж и школа. За несколько минут до взрыва в школе закончились занятия, но уйти из особо опасной зоны дети не успели… Сила ударной волны была такой, что на расстоянии 284 м оказались буквально растерты в пыль даже крепкие железобетонные конструкции. Частичному разрушению подверглись 6350 построек; кроме того, почти все здания на расстоянии четырех километров от железнодорожной станции получили повреждения, а стекол лишились все дома в радиусе 4,7 километра. Масштаб разрушений поразил даже видавших виды сотрудников международных гуманитарных организаций. По их подсчетам, мощность взрыва была эквивалентна 26 тоннам тротила. А в эпицентре образовалась воронка глубиной 15 метров.
Постепенно становилось ясным, что такие последствия сложно объяснить только взрывом нескольких цистерн с газом. Однако, по данным веб-сайта ЦРУ, в городе Рёнчхон, рядом с железнодорожными путями, располагались также два хранилища горючего. Если в результате начавшегося на станции пожара пламя добралось и до них, вызвав мощный взрыв, картина происшествия становится более правдоподобной.
А вот британская вещательная корпорация ВВС через пару дней после аварии заявила о том, что причиной страшных разрушений стали два вагона с динамитом. Трагедия произошла в тот момент, когда динамит грузили в вагоны. Вот только что стало причиной взрыва – непонятно. Большинство информагентств придерживались мнения, что поезда просто столкнулись. Но ВВС утверждало: на один из вагонов поезда упал электрический провод, вызвавший пожар. А вот китайское агентство «Синьхуа» объяснило ЧП утечкой аммиачной селитры.
Наконец и государственное информационное агентство Северной Кореи KCNA сочло возможным объяснить причину аварии. В сообщении говорилось об «электрической искре, возникшей в результате допущенной халатности в ходе маневров на станции цистерн и вагонов, загруженных аммиачной селитрой». Власти КНДР передали, что по факту ЧП ведется расследование; причиной же катастрофы была названа халатность, из-за которой вагоны со взрывоопасным удобрением, нитратом аммония, сошли с рельсов и соприкоснулись с линией электропередач. Но динамит на станции все же был, хоть северокорейские СМИ на тот момент о нем и не вспоминали…
Позднее информационные агентства страны уточняли: на железнодорожных путях Рёнчхона произошло короткое замыкание, вызванное столкновением двух платформ с химическим удобрением и нефтяной цистерной, в результате чего обрушился стоявший рядом электрораспределитель.
Еще позже те же агентства утверждали, что причиной взрыва стало… возгорание пороха, который предназначался для строительства ирригационного канала. При попытке перецепить вагон со взрывчаткой к другому поезду порох взорвался. Но и эта версия не страдала одиночеством: буквально сразу же появилось утверждение, что взорвался все-таки не порох, а динамит. Причиной же детонации взрывчатки стало вовсе не столкновение составов, а упавший на два вагона с динамитом оголенный провод… С этой версией, как наиболее правдоподобной, согласились (наконец-то!) представители Красного Креста.
Естественно, после сообщений о трагедии мир затаил дыхание, опасаясь в очередной раз услышать о возможном теракте против руководителя государства. Однако власти Южной Кореи сразу исключили возможность диверсии, указав, что единственной вероятной причиной происшедшего может считаться несчастный случай. Столкновение же двух товарных поездов стало следствием путаницы при восстановлении нормального движения на этом участке железной дороги после проезда лидера КНДР.
С просьбой о помощи в ликвидации последствий железнодорожной катастрофы Северная Корея обратилась в ЕС, ООН, Всемирную организацию здравоохранения и к Китаю. Соседи Кореи не стали откладывать дела в долгий ящик: уже в ночь с 22 на 23 апреля медики госпиталя Даньдун, которым сообщили о гибели и ранениях тысяч человек, были готовы к принятию пострадавших. Китай призвал КНДР переправить раненых через границу на его территорию, однако северокорейские власти просили соседей направить спасателей прямо на место катастрофы. Вскоре из КНР прибыли не только специалисты по ликвидации аварий, но и автоколонна с гуманитарной помощью. Самолет МЧС России также доставил в Северную Корею палатки, одеяла и медикаменты. Но от помощи российских спасателей и врачей власти пострадавшей страны отказались. Вместо этого из Пхеньяна поступила просьба о предоставлении стройматериалов. Аналогичная ситуация сложилась и по отношению к Южной Корее: она предложила КНДР помощь в размере одного миллиона долларов, однако Пхеньян запросил товаров и техники на сумму 27 миллионов долларов. При этом от сотрудничества с южно-корейским медперсоналом и спасателями пострадавшая сторона отказалась, попросив вместо этого предоставить ей цемент, дизельное топливо, бульдозеры и школьные принадлежности. Значительная часть требуемой суммы была собрана общественными организациями Южной Кореи и ее населением. Первый в истории гуманитарный рейс между двумя Кореями состоялся уже в пятницу, а в среду началась доставка грузов морским путем.
О готовности помочь заявили также Япония, Франция, Великобритания и США, хотя президент Джордж Буш в свое время причислил Северную Корею к «оси зла» (власти Америки выделили Красному Кресту 100 тысяч долларов).
Столь высокая активность со стороны государств и гуманитарных обществ объяснялась еще и тем, что немецкий врач Н. Фоллотсон – бывший сотрудник благотворительной организации в КНДР, ныне занимающийся защитой прав человека, утверждал: в больницах Северной Кореи нет не только элементарных медикаментов, но даже мыла и средств для дезинфекции. Поэтому врачам, лечащим ожоги, часто не остается ничего иного, как дать пациентам погибнуть либо… отдавать им свою собственную кожу для пересадки…
Несмотря на совместные усилия большого количества специалистов и серьезную материальную помощь, ликвидация последствий взрыва заняла около четырех месяцев. На восстановление Рёнчхона мобилизовали также жителей всех уездов провинции Пхенан-Пукто. За короткий срок в разрушенном городе были разобраны все завалы, демонтированы неустойчивые конструкции, построено 25 зданий общественного назначения, 800 индивидуальных жилых построек, многоквартирные здания на 3600 семей.
…Что способно удивить любого, так это почтение жителей Северной Кореи к коммунистической диктатуре Кимов, доходящее до фанатизма. 22 апреля в Рёнчхоне многие местные жители погибли вовсе не от пожара или взрывной волны. Они отправились к праотцам, пытаясь спасти из разрушенных взрывом домов портреты покойного президента Ким Ир Сена и его сына, «любимого вождя Ким Чен Ира». Многие патриотично настроенные граждане так и остались под рухнувшими в последний момент балками и перекрытиями. А северокорейские СМИ долго с гордостью сообщали о «подвиге» одной учительницы, которая «умерла, прижимая портрет к груди».
Большинство выживших также прежде всего позаботились об извлечении из-под обломков портретов правящей династии, а уж затем изыскивали возможность спасения членов своей семьи.
Секрет «всенародного обожания» прост: все жители Северной Кореи обязаны иметь в доме портреты обоих Кимов, а также носить их изображения на груди в виде значков. Любое повреждение «священного» образа карается лагерем…
«ВОЙНА» ПОД МЕЛИТОПОЛЕМ
Вначале мая 2004 года в Украине случилось очередное ЧП – загорелся склад боеприпасов расположенной под Мелитополем воинской части А-2985, в результате которого начали взрываться реактивные снаряды, разлетаясь на площадь в несколько десятков гектаров. Было уничтожено 900 условных вагонов боеприпасов, в то время как всего их было на складе 4800. ЧП унесло пять жизней, еще четверо людей сильно пострадали, 81 человек был госпитализирован. Было эвакуировано население 11 населенных пунктов. Пожар продолжался почти две недели, и только к 19 мая его удалось полностью потушить. Причиненный Министерству обороны Украины ущерб составляет более 2,25 миллиарда гривен, населению-почти 1,5 миллиона гривен.
6 мая 2004 года, четверг. Было около 12.50, когда на 275-й базе хранения артиллерийских боеприпасов вблизи села Новобогдановка Мелитопольского района Запорожской области начался пожар, вызвавший детонацию реактивных снарядов.
Стена огня достигала 300 метров. Начались взрывы, частота которых достигала одного-двух в минуту. Реактивные снаряды разлетались в радиусе от 10 до 40 километров.
В течение нескольких часов была полностью разрушена узловая станция Федоровка. Правда, через нее успели пропустить электричку для эвакуации местных жителей. В селе Новобогдановка сгорела школа, в домах не осталось ни одного целого стекла, повылетали все оконные рамы и двери. Дома горели не только в Новобогдановке, но и в более отдаленных населенных пунктах. В зону взрывов попали села Новотроицкое, Спасское и Терпение. Примерно в 40 км от эпицентра взрывов находится Запорожская АЭС, но, к счастью, до нее снаряды не долетели. Зато один из взорвавшихся снарядов повредил линию газопровода в Запорожской области, другим взрывом был выведен из строя Новофилипповский водопровод – основной источник водоснабжения в Мелитополе. Город остался без воды и без газа. Жителям Мелитополя местные власти рекомендовали отсидеться в любых подвальных помещениях и пореже выходить на улицу. Временно прекратились занятия в школах города, были отключены все частные телефоны, чтобы не перегружать городскую сеть и не парализовать связь с учреждениями и заводами в связи с пожаром на военных складах.
В области было перекрыто движение по всем прилегающим железнодорожным путям и международной трассе Москва-Симферополь. Спешно эвакуировались около семи тысяч человек из 11 населенных пунктов, находящихся в опасной зоне. Сами села напоминали начало войны – паника, разрушенные дома, голодная скотина, оставшаяся без хозяев.
Для ликвидации пожара на складах выехали 120 пожарных, ПО солдат Мелитопольского полка Гражданской обороны и противопожарные поезда. Однако подобраться к эпицентру пожара они так и не смогли из-за взрывающихся ракет и снарядов и разлетающихся осколков. Пожар постепенно подбирался к складам дальнобойных систем залпового огня «Смерч» и «Ураган». Если бы они загорелись, пострадал бы не только Мелитополь, но и другие населенные пункты в радиусе до 70 км. Локализовать пожар помогла погода: ночью пошел сильный дождь, и к утру интенсивность взрывов снизилась, а высота огня опустилась до 60 метров.
В результате катастрофы погибли пять человек. Один из погибших – служащий ВОХР 275-й базы Панченко – был убит взорвавшимся снарядом. Остальные четверо были пожилыми людьми из числа местных жителей. По мнению врачей, у них просто не выдержало сердце в результате пережитого стресса. Еще двое получили осколочные ранения – кадровый военный и служащий. Обоих доставили в Мелитопольскую центральную районную больницу, а затем перевезли в госпиталь в Запорожье.
Первыми о ЧП рассказали шестеро солдат пожарного расчета, которые в момент возникновения пожара находились в эпицентре взрыва. С трудом выбравшись из опасной зоны, они добрались до Мелитополя и сообщили о случившемся в военкомат. Позже один из них вспоминал, как все начиналось: «Сразу после полудня командир направил нас на техническую территорию складов – прошел сигнал о возгорании. Мы прибежали на место, нашли участок задымления, но толком приступить к работе не успели – метрах в ста от нас ахнул первый взрыв. Мы повалились на землю, а когда поднялись, увидели, что здание склада разворочено почти полностью и из него бьет пламя. Я дернулся было к нему – тушить, пока не перекинулось на соседние здания, и тут ударило второй раз. И понеслось…» Рассказ солдат-очевидцев четко обрисовал картину происходящего: «Поначалу осколков было мало. Боеприпасы на складах хранились в разобранном виде: отдельно корпуса, отдельно боевые части. В основном это снаряды, которые из Германии привезли, когда советские войска оттуда вывозили 1800 эшелонов. Взрывной волной снесло почти всю воинскую часть. Вернуться туда было невозможно, хотя мы и видели, что за стеной огня ребята выводят из гаража уцелевшую технику – КамАЗы и „Уралы“. Потом слышим, сквозь огонь и дым – команда эвакуироваться. Но главным было вызвать помощь, мы справиться с пожаром уже не могли, звонить оказалось просто неоткуда. Мы рванули через поля к трассе (в 2 км от части проходит автодорога Запорожье-Мелитополь, участок трассы Москва-Симферополь). По дороге нас пару раз валило наземь волной, которая доходила через сотни метров. Пламя за спиной росло: метров на 200–300 стена поднялась, взрывы были каждые пять секунд».
В субботу, во второй половине дня, установилась ясная и ветреная погода. Несмотря на то что с утра прошел небольшой дождь, интенсивность взрывов снова возросла. Теперь частота взрывов была 10–12 раз в час.
Вечером в субботу в дома стали массово возвращаться люди. Ждать больше было нельзя – в селах осталась скотина, которую нужно было кормить. Кроме того, жители боялись мародеров – и не зря. Несмотря на то что для обеспечения порядка в села Мелитопольского района, из которых эвакуировали жителей, были направлены милицейские патрули, случаи мародерства были не единичными. Опасаясь за «скот и добро, которое наживали всю жизнь», некоторые местные жители не захотели покинуть родные дома. В одной только Новобогдановке остались несколько десятков человек. Они три дня прятались в погребах и ямах, пока не стихла интенсивность взрывов. Один из оставшихся, 77-летний старик, ветеран Великой Отечественной войны, вспоминал: «Хуже, чем на фронте. Никакая артподготовка не сравнится с тем, что случилось здесь». Вернувшиеся жители еще несколько дней разыскивали своих пропавших детей. «Директор школы подъехала на своей машине и сказала нам бежать к ближайшему селу, что на расстоянии 12 километров, после чего захлопнула двери и уехала», – вспоминала одна из четвероклассниц, которую отец через двое суток отыскал за 15 километров от дома, в селе Плодородие. В ситуации, когда село стало поливать осколками, триста детей просто отпустили из школы, дав указание разбегаться по домам. Жителям пообещали компенсировать выбитые оконные стекла и отремонтировать дома. «Но где моральная компенсация за тот ужас, за снаряды, за то, что мы пережили?» – на этот вопрос никто не ответил. Еще долго жители боялись даже ходить по улицам – по всему селу остались лежать тысячи ракет и снарядов.
Как только это стало возможным, несколько групп саперов принялись за очистку территории, попавшей в зону взрывов, – населенных пунктов, трассы Москва-Симферополь и прилегающего участка железной дороги. Всего в зоне взрывов за первый месяц было извлечено и обезврежено около 80 тысяч боеприпасов.
На второй день после катастрофы Президент Украины Л. Д. Кучма создал специальную правительственную комиссию по расследованию обстоятельств чрезвычайного происшествия.
В ходе расследования было установлено, что главной причиной возникновения пожара стало несоблюдение правил техники безопасности. Военная прокуратура Южного региона Украины вскоре задержала троих подозреваемых в причастности к возникновению пожара. Выяснилось, что 6 мая на одной из площадок воинской части военнослужащие укладывали в штабели боеприпасы. Во время работы несколько солдат «грубо нарушили уставные требования и правила пожарной безопасности» – проще говоря, они закурили, что делать было категорически запрещено. А тут еще один из курильщиков поджег пустой мешок из-под пороха. Следует учесть, что вся площадка, на которой разбирались снаряды, была присыпана пороховой пылью. По материалам следствия, дальше события развивались следующим образом: «Увидев, что приближается руководство, военнослужащий впопыхах погасил мешок и запихал его под стеллажи со снарядами… Через десять минут после этого военнослужащие покинули площадку на обеденный перерыв. А еще через несколько минут на ней возник пожар, который и привел к взрывам».
Генеральная прокуратура Украины возбудила уголовное дело по факту пожара на складах боеприпасов в Запорожской области. По результатам расследования причин катастрофы некоторым должностным лицам Министерства обороны и командиру воинской части были предъявлены обвинения по статье 426 Уголовного кодекса Украины – «по фактам небрежного отношения к военной службе и бездеятельности военной власти». Это связано с тем, что более года тому назад, летом 2003 года, пожар уже был, и именно в этой воинской части. В тот раз во время проведения работ по разбиранию боеприпасов тоже загорелся порох, но пожар удалось быстро потушить. Командир части знал об этом и получил предупреждение Генеральной прокуратуры, однако ничего не было сделано для того, чтобы избежать повторения взрывоопасной ситуации. Нарушения в хранении оружия и боеприпасов остались, как были. «Сегодняшняя техногенная катастрофа – красноречивое свидетельство того, что все предостережения прокуратуры были просто проигнорированы, – к такому выводу пришло расследование. – Пожар на артиллерийской базе в Запорожской области является следствием преступного халатного отношения военных руководителей и систематического игнорирования ими тех предупреждений о нарушении правил хранения оружия и боеприпасов, которые поступали со стороны органов прокуратуры». 3 июня были уволены начальник Генерального штаба Вооруженных сил Украины Александр Затынайко и главнокомандующий Сухопутными войсками Петр Шуляк.
Но это официальная версия. Вторую версию случившейся катастрофы озвучил министр по чрезвычайным ситуациям Виталий Рева. Он считает, что причиной пожара могло быть совсем другое. В начале мая как раз шла проверка коммерческих фирм, работавших на складах, во время которой была обнаружена недостача в несколько миллионов гривен. И эта версия ничуть не маловероятнее, чем версия с курением на площадке со снарядами, усыпанной порохом.