Творческую и исследовательскую деятельность Филонов сочетал с педагогической. Отклонив предложение правления Академии художеств занять в ней место профессора, поскольку считал систему преподавания в ней неправильной, он в 1923 г. разработал «Устав Института исследования искусства», стал одним из инициаторов создания Института художественной культуры и руководил в нем отделом общей идеологии. В том же году он опубликовал «Декларацию Мирового расцвета», на основе которой в 1925 – 1927 гг. сформировал коллектив своих учеников и последователей под названием «мастера аналитического искусства» («Школа Филонова»).
Такая интенсивная работа требовала от художника полной самоотдачи. Его рабочий день длился по 18 часов, без выходных и праздников, с короткими перерывами на еду и чтение. Выдержать такой напряженный ритм он мог только благодаря выработанной с детства привычке к аскетизму. Выросший в бедности, он умел обходиться минимумом. Впоследствии привычка переросла в осознанное ограничение условий жизни. Ратуя за новую жизнь, Филонов и сам хотел быть образцом нового человека, одного из «полчищ чернорабочих искусства, на костях которых один или двое могли бы дать бессмертные вещи». Он по-рахметовски закалял и истязал себя: спал на железной кровати без матраса, смотрел невооруженным глазом на солнце, жил в неотапливаемом помещении, жестоко ограничивал себя в еде. Словно чувствовал, что эти ограничения станут его единственным спасением, помогут выжить в годы гонений и травли.
В 1930-е гг., в пору расцвета своего творчества, художнику довелось сполна испить горькую чашу забвения. Его искусство, не укладывающееся в регламентированные рамки официоза, было признано властями ненужным и вредным. Выставка работ филоновцев в 1927 г. была расценена как «общественно-аналитический гротеск с уклоном в патологическую анатомию». Одна из критических статей, написанная в характерном для того времени жанре политического доноса, клеймила «Школу Филонова»: «Под вывеской государственного учреждения приютился монастырь с несколькими юродивыми обитателями, которые, может быть и бессознательно, занимаются откровенной контрреволюционной проповедью, одурачивая наши советские ученые органы». Художник в долгу не остался. В редких публичных выступлениях, на диспутах он также нелицеприятно бичевал противников, не понимая, что они лишь винтики в страшной машине тоталитаризма. Его дневник изобилует жутковатой лексикой того времени: «правый уклонизм», «деклассированная кучка кремлевских карьеристов», «паразиты, давно издохшие идеологической смертью», «заплывшая желтым жиром сменовеховская сволочь» и т. п. Но грамотно организованная травля в печати привела к разгрому «Школы Филонова», срыву в 1929 г. его персональной выставки в Русском музее. Художника обвинили в «контрреволюционной» тяге к непонятному искусству. Он был лишен заказов, работы, средств к существованию и фактически «выброшен» из художественной жизни страны.
В это тяжелое для него время Филонов находил поддержку и опору в своих учениках и близких, особенно в жене, умной и стойкой народоволке Екатерине Александровне Серебряковой. Они поженились в 1924 г. и прожили вместе до самой смерти художника, любовно и бережно относясь друг к другу, деля все беды и невзгоды. В 1937 г., когда жену парализовало, Павел Николаевич заботливо ухаживал за ней, учил заново говорить, писать, ходить.
О том, что ему пришлось пережить в годы гонений, Филонов с горечью писал в своем дневнике: «Ем кило или полкило хлеба в день, тарелку или две супа с картошкой. Положение мое становится грозным. Выход один – пойти на любую черную работу для заработка. Но я растягиваю последние гроши, чтобы отдалить этот "выход" – и работаю весь день как всегда, пока сон не выводит меня из строя… При моем в полном смысле слова железном, несокрушимом здоровье – я чувствую, однако, как уходит моя прежняя мускульная сила. Но рабочая энергия, воля к работе, неутомимое желание работать – крепнут».
Более 10 лет Филонов прожил в голоде и нищете, в постоянном ожидании ареста и расправы. У него отняли близких (двух пасынков и мужа сестры Евдокии, как и многих преданных учеников, арестовали). Он не продавал свои картины, завещая их государству, отказался от пенсии по состоянию здоровья, поскольку считал, что заработал ее своим вкладом в искусство.
В первые месяцы войны, в блокадном Ленинграде, Филонов все ночи проводил на крыше и чердаке дома, охраняя его от зажигательных бомб. Стоя на морозе, голодный и изможденный, он из последних сил старался спасти свои работы – результат многолетних дум, страданий и напряженного, нечеловеческого труда. Однажды, упав на темной лестнице, он больше не смог подняться. 3 декабря 1941 г. Филонов скончался. Единственной почестью, которой наградил его Союз художников, стали доски для гроба, что по тому времени считалось роскошью.
Екатерина Серебрякова писала о муже: «Если бы он говорил не красками… а человеческим языком, он явился бы тем рычагом, который перевернул бы мир – и наступил бы рай земной». Сам же художник мечтал о «мировом расцвете» и работал для него. И как знать, может быть, люди смогли бы ускорить его приход, если бы поняли таинственный смысл живописных посланий Филонова? Ведь недаром теперь во всем мире его называют гениальным.
Фонвизин Денис Иванович(род. в 1745 г. – ум. в 1792 г.)
Русский писатель, просветитель, публицист. Выходец из богатой дворянской семьи, получил прекрасное домашнее образование. Закончил философский факультет Московского университета. Будучи секретарем руководителя Коллегии иностранных дел и воспитателя наследника престола Н. Панина, Фонвизин разрабатывал проекты конституционных реформ в России. Крупнейший русский драматург XVIII в., создатель русской социальной комедии. Автор знаменитой пьесы «Недоросль».
«Сатиры смелый властелин», как сказал о Фонвизине Пушкин, родился 3 (14) апреля 1745 г. в Москве. Род Фонвизиных происходил от барона фон Визина, взятого в плен русскими войсками во время Ливонской войны. Он остался в России и, постепенно обрусев, стал именоваться Петр Фон Визин, а в XIX в. фамилия начала писаться одним словом.
Отец Дениса, Иван Андреевич Фонвизин, служил в ревизион-коллегии. Он, по словам Дениса, вопреки распространенной практике, никогда не принимал подарков от просителей и воспитывал сына в тех же традициях честности и добросовестного исполнения долга. Начиная с четырех лет, отец учил Дениса грамоте, что тоже было редкостью в то время.
В 1755 г., сразу после основания Московского университета, Денис поступил в университетскую гимназию, где учился вместе с Григорием Потемкиным и другими будущими соратниками Екатерины П. В программу обучения входили Закон Божий, история, география, арифметика, геометрия и фортификация, латинский, французский и немецкий языки, рисование, музыка и фехтование. Целью гимназии было готовить образованных людей для службы Отечеству, согласно заветам Петра I. Причем в гимназии учились как дворяне, так и разночинцы, хотя и в параллельных классах. Четкой грани, отделяющей гимназию от университета, тогда не было, так же как и учебников и подготовленных преподавателей. Уровень полученного образования был невысок, но главным был заложенный в процессе обучения интерес к наукам.
В 1758 г. директор Московского университета И.И. Мелиссино организовал поездку лучших учеников в Петербург, с целью продемонстрировать результаты работы университета его основателю И.И. Шувалову. В число лучших попал и Денис. На приеме у Шувалова Фонвизин был представлен Ломоносову, который произвел на подростка незабываемое впечатление.
В университете Фонвизину очень хорошо давались языки, и уже в 1761 г. были изданы басни Хольберга в его переводе. За ними последовали «Метаморфозы» Овидия.
В 1762 году Фонвизин как дворянин получил чин сержанта гвардии, но военная служба не привлекала его. Поэтому он подал прошение в иностранную коллегию, куда и был принят по решению вице-канцлера князя А.М. Голицына. С 1763 г. начинается его служба в Петербурге, где он быстро стал известен как хороший переводчик. В доме дяди Фонвизин познакомился с известными актерами того времени – Дмитревским, Волковым и другими. Театр произвел на него огромное впечатление, и Денис сам начал пробовать свои силы в создании комедий.
Работая под руководством статского советника дворцовой канцелярии И.П. Елагина, который покровительствовал начинающим литераторам, Фонвизин вошел в «елагинский кружок», участники которого занимались созданием русских комедий, переделывая иностранные пьесы, в которых менялись имена действующих лиц и бытовые реалии. Такая работа мыслилась необходимой, так как «многие зрители от комедий в чужих нравах не получают никакого поправления. Они мыслят, что не их, а чужестранцев осмеивают». Также в кружке создавались произведения в стиле «серьезной комедии», в которой допускалось смешение «смешного» и «трогательного».
В этом духе и сочинил в 1764 г. Фонвизин свою первую стихотворную комедию «Корион». За основу была взята драма французского автора Жана Батиста Луи Грессе. Страдания героев, разлученных судьбой, и их счастливое воссоединение в конце были непременным атрибутом подобных произведений. Но подражание иностранным образцам стало лишь пробой пера. Талант драматурга в полной мере проявился у Фонвизина в комедии «Бригадир», поставленной на сцене в 1772 г. В русской литературе это была первая «комедия нравов». Успех ее был полным как у критики, так и у зрителей. Сама Екатерина II выразила писателю свое удовольствие. Комедию часто ставили театры Петербурга и Москвы. Современники даже сравнивали Фонвизина с Мольером. В «Бригадире» Фонвизин благодаря своей наблюдательности и таланту смог ярко показать нравы разных общественных слоев, а также выразить волновавшую его проблему воспитания дворянина.
Фонвизин также интересуется социальными проблемами. В 1766 г. он переводит трактат Г.-Ф. Куайе «Торгующее дворянство», в котором автор обосновывал право дворянина заниматься торговлей и промышленностью.