Будущий художник родился 9 (21) февраля 1876 г. в городе Славянске Харьковской губернии (ныне Донецкая область), в семье помещика-предпринимателя. Мальчик начал изучать основы живописи еще в Харькове, в студии М. Раевской-Ивановой. В 1888 г. семья переехала в Москву, это и сыграло решающую роль в его творческой судьбе. Отец Петра Петровича был человеком образованным, занимался переводами и литературно-издательской деятельностью. В доме Кончаловских часто бывали Серов, Врубель, Коровин. Среда художников стала близкой и желанной для любознательного мальчика.
Юный гимназист посещает вечерние классы рисования Строгановского художественно-промышленного училища, по заданию Врубеля лепит скульптуры для особняка Морозова на Спиридоновке. В 1892 г. Кончаловский познакомился со знаменитым историческим живописцем Василием Ивановичем Суриковым, и эта встреча стала поистине судьбоносной. Суриков одобрил первые опыты юного художника, оценил их «горячий колорит»: «Краски и живопись – первое дело… Есть колорит – есть художник, нет – так нет и художника».
В 1897 г. Кончаловский едет в Париж, чтобы продолжить обучение. Два года он провел в академии Жюлиана. Именно французская живописная школа определила яркость, артистизм его манеры письма. Вернувшись на родину в 1899 г., Кончаловский поступил в Петербургскую академию художеств. Через три года он женился на дочери Сурикова, Ольге Васильевне. По словам внука художника, Андрея Кончаловского, у них «была страшная любовь. Была верность. Они прожили больше полувека вместе. Никогда не расставались. Путешествовали всей семьей, со всеми детьми».
А путешествовать Кончаловский любил. Жажда новых впечатлений вела его в самые разные места. Он объездил пол-России, и каждый раз привозил домой уйму этюдов, набросков, готовых картин. Побывав в Архангельске и Кандалакше, художник создал картину «На севере. Рыбаки на берегу моря» (1903), за которую позже Совет академии присвоил ему звание художника.
В 1907 г. Кончаловский окончил обучение в академии и снова отправился в Париж. Теперь он отходит от академической манеры письма. Во Франции и по возвращении домой художник пишет серию импрессионистских этюдов и картин в духе Клода Моне. В этом же году молодой живописец впервые становится участником выставки в салоне «Золотого руна». А в 1908 г. его картины были выставлены в Париже, в Осеннем салоне и Салоне независимых.
В 1910 г. Кончаловский отправляется вместе со своим знаменитым тестем в южную Францию и Испанию. Именно эта поездка помогла художнику обрести наконец свой неповторимый творческий почерк: стремясь передать на холсте экзотику юга, он сменил и палитру, и манеру письма. Сказалось и влияние французских постимпрессионистов. «Меня поразила яркость красок, этот желтый песок, синее небо и совершенно изумрудные тени на песке. Я все боялся взять краски в полную силу – никто бы не поверил такой невероятной яркости в цвете», – описывал позже Кончаловский свои испанские впечатления.
Теперь художник боготворит Ван Гога и Гогена, Сезанна и фовиста Матисса. Вернувшись в Москву, он стал одним из основателей и бессменным председателем общества «Бубновый валет», весьма эпатажной художественной группировки. В костяк группы вошли Машков, Кончаловский, Куприн, Лентулов, Фальк – все правоверные фовисты и сезаннисты. Недаром в знаменитом двойном портрете Машкова, где он сам и Кончаловский представлены в виде борцов-тяжеловесов, на книжной полке рядом с Библией стоит томик Сезанна. Искусство «валетов» – это буйство ярких, открытых цветов, наивная, но выразительная грубость форм. Их привлекали грубоватые, против всяких правил, но зато лаконичные и броские провинциальные вывески, лубочные картинки, росписи трактирных подносов.
Эти подносы, кстати, то и дело всплывают в натюрмортах Кончаловского. Его «Хлебы на фоне подноса» (1912 г.) отливают золотом, а красно-зеленый поднос с неказистым рисунком создает фон картины и подчеркивает общее впечатление обнаженной простоты и красоты. Трактирной эстетикой отдает и знаменитый натюрморт «Пиво и вобла» (1912 г.), на котором вещи словно оживают: гордо стремится вперед пароходик на красном подносе, в другую сторону плывут рыбины на тарелке, а две пивные бутыли высятся, как готические шпили. Уже в этих авангардных работах угадывается поздний Кончаловский – непревзойденный мастер натюрморта.
«Ощущение жизни человека среди других предметов – это какое-то чувство космического порядка…» – скажет он позже. В этих словах содержится все творческое и жизненное кредо Кончаловского. На его картинах то и дело встречаются повседневные предметы – хлеб, самовар, посуда, цветы… Целая серия натюрмортов с цветами (1911-1912 гг.) как бы предвосхищает знаменитую серию «Сиреней» начала 30-х гг. К «бубнововалетскому» периоду относятся и многочисленные портреты («Портрет Г.Б. Якулова», 1910 г.; «Автопортрет», 1912 г.) и знаменитый «Бой быков в Севилье», и заграничные пейзажи, сделанные в сезанновской манере («Гора Кассис», 1913 г.; «Сиена», 1912 г.).
Кончаловскому было чуждо игровое поведение, дух балагана, которым пронизано все творчество «валетов». В скандалах, в жарких диспутах он практически не участвовал, за исключением суда над Репиным в 1914 г. в Политехническом музее. Тогда Ольга Васильевна, жена Кончаловского, вскакивала на стол и кричала Репину: «Вы не художник, вы фотограф!», а тот оправдывался. Но уже после революции, когда на одно из собраний художников пришел Маяковский, Петр Петрович сказал: «Футуристам у нас места нет». И безуспешно пытался успокоить зал во время учиненного Маяковским скандала. Среди «своих» Кончаловский слыл спокойным, уравновешенным европейцем.
Со временем влияние примитива в творчестве Кончаловского слабело и в конце десятых годов сошло на нет. Его постепенный отход от авангарда объясняется не конформизмом, а отказом от крайностей, стремлением более полно и органично выражать свои впечатления. Кончаловский много работает на природе, обращается к пейзажной живописи («Абрамцево. Дубовая роща осенью», 1921 г.). Вернувшись к реалистической манере, он стал одним из ведущих мастеров русской живописи.
В 1920-е гг. Петр Петрович вел преподавательскую деятельность, участвовал во многих зарубежных выставках советского искусства. В 1922 г. проходит первая его персональная выставка в Государственной Третьяковской галерее. В 1924 г. он вновь посещает Италию. С середины 1920-х гг. Кончаловский – член общества «Московские живописцы» и заслуженный деятель искусств (1926). К художнику приходит слава, признание и достаток.
Персональная выставка в Париже (1924 г.) была настолько успешной, что он вполне мог не возвращаться в Советский Союз… Но мастер возвращается и снова ездит по стране, помногу бывает в Новгороде, на Кавказе и в Крыму. После каждой такой поездки появляются новые живописные серии.
В жанровых картинах, натюрмортах и пейзажах талант Кончаловского развернулся в полную силу. Упоение чувственной красотой мира позволило художнику создать полные жизни портреты родственников (портреты жены и дочери, 1925 г.) и близких друзей (портрет С. Прокофьева, 1934 г.; портрет А.Н. Толстого, 1941 г.), развернуть обыденную домашнюю сцену в сверкающий красками двухметровый холст («Миша, сходи за пивом!», 1926 г.) и воспеть простые радости жизни («Листья табака», 1929 г.; «Сирень», 1933 г.; «Хлеб, ветчина и вино», 1948 г.). «Вы говорите, что мне надо поехать в командировку, чтобы влюбиться в тему, а я и так уже влюблен. Влюблен безмерно во всю сказочную прелесть всего того, что меня окружает», – говорил Петр Петрович.
В 1932 г. Кончаловский приобрел усадьбу И.И. Трояновского Бугры-Белкино (ныне город Обнинск). С женой Ольгой Васильевной и детьми Михаилом и Натальей (а потом и с внуками) он ежегодно проводил здесь лето, осень и часть зимы. В Москву обычно возвращались не раньше ноября. Так продолжалось до самой смерти художника. Жизнь в Буграх подробно описана в воспоминаниях жены и в рассказах дочери, писательницы Н.П. Кончаловской. Здесь он создал многие известные произведения: серию «Сиреней», портреты А.Н. Толстого, С.С. Прокофьева и другие. Именно в Буграх и окрестностях были созданы почти все его среднерусские пейзажи.
Усадьба стала для семейства Кончаловских настоящим заповедником загородно-дворянского быта. Здесь Петр Петрович смог полностью отдаться трем излюбленным занятиям – живописи, садоводству и охоте. Здесь отдыхали талантливые дети и росли не менее талантливые внуки (атмосфера дома в Буграх отражена во многих фильмах Никиты Михалкова). Здесь бывали самые разные гости – А.Н. Толстой, С.С. Прокофьев, В.В. Иванов, К.М. Симонов, А.А. Фадеев… И все, кому довелось знать Кончаловского, вспоминали о нем как об удивительно жизнерадостном, открытом, общительном человеке. Огромного роста, богатырского сложения, он до глубокой старости сохранял ясный ум, потрясающую мощь и жизнелюбие. Обожал Пушкина и Моцарта, мог без конца цитировать по памяти стихи, за работой напевал арии из опер. Кончаловский нежно любил жену и детей, имел множество друзей, уйму времени тратил на охоту и ведение хозяйства, собственноручно окапывал деревья, коптил окорока и готовил черносмородиновую настойку – знаменитую «кончаловку»; однако жил он прежде всего творчеством и не мыслил своего существования без живописи. Каждое утро начиналось с работы над очередной картиной…
Может показаться, что суровая эпоха обошла Кончаловского стороной. Но совсем не радостная нота звучит в портрете Всеволода Мейерхольда (1938 г.): на фоне нарядной восточной вышивки выделяется измученное лицо человека, загнанного в тупик и ожидающего гибели. И был еще один портрет, так и не написанный, который сыграл тем не менее зловещую роль в судьбе Кончаловского, – портрет Сталина. «Вождь народов» не пожелал позировать, а художник отказался работать по фотографии, заявив, что может писать только с натуры. После этого случая о персональных выставках пришлось забыть до самой смерти руководителя государства. Конечно, все могло обернуться гораздо хуже, если бы жена художника не была дочерью самого Сурикова, имя которого было неприкасаемым: Сталин назвал Сурикова в числе десяти величайших русских гениев. Потому и жила семья Кончаловских в мире, счастье и изобилии; потому и могла Ольга Васильевна при случае перебивать речь министра культуры.