В 1722–1730 годах на территории Софийского монастыря была построена трапезная, которая спустя столетие была реконструирована в так называемую Теплую, или Малую Софию, а также пекарня, в здании которой позже размещалась консистория (епархиальное управление). Во время реставрационных работ середины XIX века Софийский собор получил новую крышу и позолоченные купола, а также чугунные полы. В конце XIX века была осуществлена последняя дореволюционная перестройка Софийского собора — был серьезно реконструирован западный фасад здания.
В советское время о Софийском соборе было написано немало книг и статей. И в каждой из них можно встретить фразу примерно следующего содержания: «В 1934 году решением советского правительства комплекс сооружений объявлен Государственным архитектурно-историческим заповедником и охраняется государством. София Киевская начала служить делу эстетического и патриотического воспитания трудящихся, делу пропаганды культурного наследия советского народа». Но ни в одной книге не сказано, что происходило вокруг Софийского собора до 1934 года, в первые семнадцать лет советской власти. А между тем события развивались очень драматичным образом, судьба Софии Киевской буквально висела на волоске.
Киев переходил из рук в руки. Сменявшая одна другую власть заботилась в первую очередь о себе, о том, чтобы удержаться в городе любой ценой, не обращая при этом внимания на попадавшие «под горячую руку» памятники архитектуры. Во время боев в Киеве зимой 1918 года непосредственно в здание Софийского собора попало четыре артиллерийских снаряда, три — в Софийскую колокольню, еще несколько — в другие монастырские здания. Но это было только начало.
В 1930-х на территории Софийского собора планировалось соорудить мемориальный комплекс имени героев Перекопа. Если бы эти планы были реализованы, нашлось бы тогда на территории революционного музея место «культовому сооружению» (так в те годы были принято называть храмы)? Возможно, Софийский собор стал бы одним из выставочных сооружений. И это в лучшем случае. А в худшем… Одной церковью больше, одной — меньше, мало ли по всему СССР было взорвано храмов. Дело мировой революции не терпит уважения к чувствам верующих и историческим ценностям. Как поется в «Интернационале», «до основанья, а затем…» Согласно одному из вариантов генеральной реконструкции города Софийский собор предполагалось снести, а на его месте устроить гигантскую площадь для военных парадов.
Узнав об этих планах, группа ученых предложила открыть в Софийском соборе Антирелигиозный музей. Кому-то это может показаться кощунственным, но этим людям стоит низко поклониться. Они понимали: как угодно, но Софийский собор нужно было спасать. Пусть он называется Антирелигиозным музеем, пусть еще как, но лишь бы его удалось сохранить. Немногие верили в успех, но чудо все-таки произошло. Без потерь, правда, не обошлось — был уничтожен созданный в XVIII веке иконостас, проданы за границу уникальные серебряные Царские врата. Но все же главное было сделано — Софийский собор устоял в борьбе с вихрями революции. От планов создания Антирелигиозного музея вскоре отказались, в середине 1930-х годов в Софийском соборе начались, пожалуй, самые подготовленные в научном плане реставрационные работы. В советское время, после придания Софии Киевской статуса культурно-исторического заповедника, собор действительно охранялся государством.
А ныне времена безбожия прошли, мы постоянно видим, как президенты, премьеры и прочие власть предержащие демонстрируют перед телекамерами свою набожность. Кроме того, в 1990 году Софийский собор был включен ЮНЕСКО в Список объектов мирового культурного наследия. Значит, можно сказать, что Софийскому собору ничего не угрожает? К сожалению, это не так.
После обретения Украиной независимости был введен запрет на любое строительство возле Софийского собора. Однако есть люди, для которых, точнее для их денег, подобные запреты — не преграда. В непосредственной близости от храма ведется беспорядочное строительство, в частности были построены фитнесцентр с подземным бассейном и офисные здания. Из-за нарушения гидрологического режима в районе Софийской площади началось проседание грунтов, а это, в свою очередь, ударило по собору — по стенам пошли трещины, стала отслаиваться штукатурка с бесценными фресками, осыпаться смальта мозаик.
Воистину, что имеем — не ценим, а потеряв — плачем. Ведь даже если отвлечься от того, что София Киевская — один из древнейших православных храмов на Земле, собор является привлекательным объектом для туристов и может при надлежащем уходе приносить немалую прибыль. Но в том-то и дело, что Софийский собор не приватизируешь. А фитнес-центр или офисный дворец — он свой, и будет приносить прибыль себе любимому. Когда начиналось строительство злосчастного фитнес-центра, за Софию Киевскую заступились украинские общественные организации и ЮНЕСКО. В результате тогдашний президент Л. Кучма подписал указ о прекращении строительных работ возле Софийского собора. В ЮНЕСКО посчитали дело сделанным и успокоились. Но за рубежом никому и в голову не пришло, что указы президента можно не выполнять! Фитнес-центр был достроен и ныне активно зазывает к себе киевлян. Мало того, и поныне в районе Софийского собора, в нарушение всех норм, ведется активная застройка. Неужели мы снова будем свидетелями победы больших денег над исторической памятью народа? Верить в это не хочется, невозможно себе представить, что София Киевская не выдержит издевательств и рухнет, погребя под собой тысячелетнюю историю страны. Однако, видя напористость людей, которые захватывают участки земли в историческом центре Киева, и легкость, с которой они получают разрешения на строительство в охранной зоне, понимаешь: нет никакой уверенности в том, что этот кошмарный сценарий однажды не станет реальностью…
Культурные символы Украины
«Березиль»
Сначала — цитата. Откуда — будет сказано ниже (хотя и так ясно). «Курбас активности к общественной жизни не проявлял, замечалась тенденция получать освобождение от работ без достаточных оснований… Производит впечатление человека, имеющего большие знания и способности, но держит себя подчеркнуто выше окружающей его массы. На исправительно-трудовую политику смотрит как на зажим человечества и принуждение. Недоброжелательно относится к работникам культурно-воспитчасти за их указания себе в том, как нужно строить культурно-массовую работу в условиях лагерной действительности…»
А ведь говорила мама Саше: «Не ходи ты, сынок, в актеры». И даже клятву с него брала, что не выйдет никогда на сцену. И не было это обычной родительской блажью, мол, актерство для серьезного человека профессия недостойная, на хлеб с маслом и икрой не заработаешь, так что давай, ребенок, двигай по юридической или, например, по инженерной части. Ведь знали Ванда и Степан Курбасы (выступавшие на сцене под псевдонимом Яновичи), что такое актерская жизнь. И потому мама пыталась отговорить Леся (так называли Александра в семье) от повторения их пути. Но как могло быть иначе, если с первых лет жизни Лесь буквально жил в театре, из-за кулис наблюдая и каждой клеточкой впитывая в себя этот волшебный мир. Да, знал сын актеров Курбасов-Яновичей, что такое постоянные переезды, дешевые гостиницы, элементарная бытовая неустроенность. И в какой-то момент показалось, что пошел Лесь по правильному пути — поступил на философский факультет знаменитого Венского университета, где изучал германистику и славистику, выучил восемь иностранных языков, в том числе и совершенно экзотический норвежский (интересно, много ли в начале XX века в Украине было людей, знавших норвежский язык?). Но не вышло из Леся Курбаса ученого германиста-слависта, свернул-таки он с философского пути.
После двух лет учебы в Вене Лесь перевелся в родной Львов, учился на филологическом факультете Львовского университета. Учился, надо сказать, хорошо, не пропускал занятий, был на хорошем счету у преподавателей, совершенствовал знание языков. Но в 1911 году в числе других студентов-бунтарей он был исключен из университета за то, что требовал вести преподавание на украинском языке. И Лесь получил свободу и возможность заняться театром.
«Статный красавец с высоким лбом, выразительными глазами, будто нарисованными бровями-крыльями как нельзя более соответствовал типу героя-любовника», — так описывала молодого Курбаса театровед Наталья Кузякина. Действительно, в театре «Русская беседа», том самом, в котором когда-то играли его родители, Лесю доставались роли героев-любовников, подходящих, как считали режиссеры, под его образ. И лишь изредка Курбасу удавалось играть серьезные драматические роли.
А затем была неразделенная любовь и неудачная (или все-таки удачная?) попытка самоубийства. Выпущенная им из револьвера пуля попала в сердце и застряла в его нижней части, да так, что вытащить ее не было никакой возможности. Однако каким-то непостижимым образом Лесь выжил и так и ходил с пулей в сердце до конца своих дней.
После долгого лечения он вернулся на сцену. Но это был уже совершенно другой Лесь Курбас. Те, кому довелось заглянуть в глаза смерти, не могут остаться такими, какими они были ранее. В это время и начинает формироваться театральное мировоззрение Курбаса, его принципы работы на сцене — новаторство, иногда на грани эпатажа, непризнание авторитетов, навязанных штампов и закрывающих глаза шор «театрального опыта предыдущих поколений». Не случайно Курбаса называли украинским Мейерхольдом. Трудности никогда не останавливали молодого режиссера (еще в 1911 году он пробовал себя в качестве постановщика спектаклей в «Гуцульском театре») и актера. Нет в театре профессиональных опытных актеров? Так это же прекрасно! «Самое большое препятствие для искусства в театре — это так называемый готовый актер, профессионал, — писал Лесь Курбас. — Что это такое? Это в большинстве своем рутина, наглая, заумная, слепая, недалекая, нетворческая. Копия Копии… Маленькая душа, больная рецензиями».