Затем следователи совершили еще пару промахов, которые впоследствии привели к образованию редкой путаницы. Во-первых, Мёршель, рассматривая труп, по привычке сдвинул на затылок шляпу и уронил ее на ковер. Молодой сотрудник комиссии, вместо того чтобы вернуть шляпу владельцу, отнес ее в коридор и повесил на вешалку. Во-вторых, никто не позаботился о сохранности бутылок молока и булочек, количество которых указывало, сколько дней владелица квартиры не выходила из нее. Эрна Крюгер, про которую все забыли, попросту подзакусила указанными продуктами. В итоге единственное вещественное доказательство того, что Нитрибитт мертва уже три дня, пропало. Ведь теоретически она могла только утром 1 ноября выставить за порог три пустых бутылки!
Эпопея со шляпой началась уже спустя полтора часа, когда Мёршель удалился, забыв о ней. Обер-комиссар Брейтер решил, что данный головной убор принадлежит последнему посетителю куртизанки, то есть убийце. И фотография «вещественного доказательства» была передана репортерам, которые через газеты распространили сообщение о поисках подозреваемого, носившего такую шляпу. На следующий день в полиции собралось 256 свидетельств относительно возможного владельца головного убора. Сотрудники комиссии успели проверить 116 из них, как тут… Мёршель заметил, что «улика» — его собственная шляпа.
Глава группы сразу отмел версию об изнасиловании, поскольку костюм убитой был в полном порядке. Однако сбитый персидский ковер, опрокинутое тяжелое кресло и большая рана на затылке Белокурой Розмари свидетельствовали о том, что молодая женщина отчаянно сопротивлялась убийце.
Квартира куртизанки, несколько аляповато, но дорого обставленная, натолкнула Брейтера на мысль, что убийцей мог быть обыкновенный вор. Но Мёршель остудил пыл своего зама, указав на дорогую сумочку жертвы, в которой они обнаружили более 3000 марок, и нетронутую шкатулку с драгоценностями. Продолжив осмотр, глава группы отправился в спальню. Там, на тумбочке около огромной, на полкомнаты, кровати, он увидел фотографию мужчины в дорогой рамке. Лицо на фото почему-то казалось Мёршелю странно знакомым. Вот только был ли это политический деятель, финансист, актер или спортсмен, полицейский так и не вспомнил. Затем следователь наткнулся на маленькую записную книжку, в которой оказалось записано несколько сотен имен и телефонов. Большая часть упомянутых лиц была хорошо знакома Мёршелю по газетам. Тут же, в спальне, Нитрибитт хранила альбом с 25 фотографиями своих высокопоставленных «клиентов». Следователь тут же понял: эти материалы при умном подходе помогут сделать ему неплохую карьеру, а при глупом — эту же карьеру погубить, причем гарантированно. Поэтому Мёршель повел себя так, словно речь шла о государственной тайне. Он сообщил заму, какие предметы изъял из спальни (для фиксирования в протоколе), и поспешил обратно в управление — посоветоваться с шефом (директором управления уголовной полиции Кальком). Но у порога Мёршель столкнулся с Эрной Крюгер, которая сетовала на то, что ее заставляют торчать на лестнице. Коротко допросив свидетельницу на кухне, обер-комиссар узнал, что 29 октября в 15.00 Нитрибитт после скандала из-за разбитой вазы отослала прислугу домой. К ней как раз пришел давний приятель, некто Хейнц Польман. Правда, Розмари ожидала другого посетителя — какого-то важного клиента — и потому предупредила Польмана, что у нее для беседы совсем немного времени.
Мёршель тут же повернул допрос таким образом, что Крюгер поняла: в убийстве подозревают ее саму. По предположению полицейского, на такой шаг ее могла толкнуть обнаруженная хозяйкой квартиры кража каких-нибудь драгоценностей. Прислугу, буквально потерявшую дар речи, обер-комиссар спешно препроводил в управление. Журналисты, которые толпились на лестничной площадке, моментально сделали вывод: преступницей оказалась приходящая домработница.
Собственно, Мёршель разыграл эту комедию только для того, чтобы пресечь толки о загадочности убийства куртизанки. В управлении Эрну, конечно, допросили, а после этого отпустили домой. Полиция тем временем установила следующие факты. 29 октября Нитрибитт жильцы дома видели несколько раз. В 16.20 из подъезда вышел высокий широкоплечий черноволосый мужчина лет 35, которого не раз видели вместе с Розмари, и уехал на серой автомашине. Соседка убитой снизу показала, что 30 октября, днем, между 13.30 и 14.00, в квартире Белокурой Розмари упало что-то тяжелое, был слышен громкий мужской голос, а потом раздался пронзительный крик. Поскольку у Нитрибитт такие «звуковые сцены» происходили часто, женщина не обратила на этот шум особого внимания.
Когда в управлении Брейтер обмолвился о записной книжке куртизанки, Мёршель и директор уголовной полиции заметили: в ней указаны люди, которые будут не в восторге от общения с полицией и могут доставить им лично массу хлопот. Тогда Брейтер на свой страх и риск пустил слух, будто злополучная книжка находится у него. Помощник следователя надеялся, что упомянутые Нитрибитт мужчины предпочтут не дожидаться официального вызова в полицию, а явятся к нему сами.
Что же касается 36-летнего представителя торговой фирмы Хейнца Кристиана Польмана, то он пришел в полицей-президиум по собственной инициативе, утром 2 ноября. Мужчина утверждал, что узнал об убийстве знакомой из газет и счел своим долгом явиться к следователю.
Польман познакомился с Белокурой Розмари за год с лишним до трагедии, прекрасно знал, чем занимается его приятельница, и часто заезжал к ней — пообщаться. Хейнц не был любовником куртизанки — как гомосексуалист он женщинами не интересовался, — однако дружеские отношения с представительницей древнейшей профессии поддерживал охотно. Польман подтвердил, что явился к Нитрибитт в самый разгар ее скандала с прислугой. Собственно, приехать его просила сама Розмари: еще за пару дней до того она позвонила Хейнцу и сказала, что ей необходимо срочно с ним переговорить, поскольку. она опасается за свою жизнь! Когда Эрна ушла, Розмари предложила гостю выпить виски. Польман сказал, что это было случаем из ряда вон выходящим: его приятельница была патологически скупа, и раньше ему приходилось выпрашивать у нее каждый глоток спиртного. Но рассказать о своих страхах женщина не успела, поскольку ей позвонил один из клиентов, крупный фабрикант Вельдман, и предупредил, что сейчас приедет. Спустя 10 минут он действительно позвонил в дверь, и Хейнцу пришлось спешно ретироваться на кухню: Рози строго придерживалась принципа сохранения тайны клиента. Хозяйка квартиры, делая вид, будто отдает распоряжения прислуге, крикнула, чтобы она захлопнула дверь. Польман получил возможность тихонько выскользнуть на лестницу, а фабрикант посчитал, что это ушла домработница. На следующий день Хейнц не смог снова зайти к приятельнице, поскольку вылетел в Гамбург рейсом в 6.30. Вернулся он во Франкфурт только 1 ноября в 22.10.
После ухода Польмана директор уголовной полиции отдал приказ прекратить разработку всех иных версий и заняться ушедшим. Брейтер удивился, а Кальк лишь пожал плечами: разве мало изобличить гомосексуалиста в убийстве? Обер-комиссар предупредил: если с Польманом полицию постигнет неудача, все остальные следы к тому моменту успеют «остыть». Но Кальк, уходя, лишь бросил: действовать, как приказано, и прессе покуда ничего не сообщать. Брейтер пришел в ярость, поскольку такое неоправданно одностороннее следствие сразу бросалось в глаза и наводило на нехорошие мысли.
Заместитель Мёршеля все же не удержался от пары намеков знакомым газетчикам. В итоге на следующий день все западноевропейские газеты раструбили новость о том, что в квартире Нитрибитт собирались известнейшие люди ФРГ. «Акулы пера» тут же предположили, что Розмари фиксировала свои свидания с высокопоставленными лицами при помощи скрытой в цветочной вазе камеры и встроенного в кровать магнитофона. А особо рьяные вообще превратили убитую куртизанку в коммунистическую шпионку. Тем не менее о клиентах Нитрибитт говорилось в общем, и ни одно имя так и не было названо. Когда же западногерманский иллюстрированный журнал «Квик» решил публиковать материалы о ходе следствия по делу Розмари, пообещав раскрыть его истинную подоплеку, публикации пришлось прекратить, поскольку многие компании, от которых зависели все издания, пригрозили, что не дадут в «Квик» рекламы.
«Клиенты» Белокурой Розмари и впрямь сами являлись в полицию, чтобы рассказать о своих отношениях с покойной и просить о сохранении тайны. Но алиби этих 311 лиц даже не пришлось проверять: нашелся человек, добровольно взявший на себя роль козла отпущения. Хейнц Польман заключил с полицией Франкфурта соглашение. За приличную сумму и в обмен на обещание, что в отношении к нему будет вынесен оправдательный вердикт, Польман согласился отсидеть год в следственной тюрьме и предстать на процессе. Этот ход уголовной полиции был настолько неправдоподобно скандален, что все прочие ляпы следствия, связанные с делом задушенной куртизанки, вообще могли не приниматься в расчет.
12 ноября 1957 года комиссия по расследованию убийства Нитрибитт была распущена, и делом занялся лично Кальк, который назначил своим помощником комиссара Радоя из политического отдела. Три месяца они старательно подводили прессу к тому, что преступником окажется Польман. Хейнца арестовали 5 февраля 1958 года, сообщив, что перед убийством Нитрибитт тот находился в стесненном материальном положении, а потом у него неизвестно откуда появилось 20 000 марок, происхождение которых Польман объяснить не смог. Вероятно, это была похищенная им из квартиры куртизанки сумма, отложенная женщиной на покупку кольца. Кстати, оказалось, что этот гомосексуалист ранее 10 раз привлекался к суду за мошенничество и мелкие кражи. Нашлись свидетели, якобы видевшие Хейнца в то время, когда было совершено убийство, возле дома Розмари. Губа у арестованного оказалась расцарапанной, он был возбужден и поспешил скрыться. Промелькнуло сообщение и о брюках Польмана, на которых нашли следы крови. К тому же на месте преступления следствие обнаружило отпечатки пальцев задержанного.