Чтобы защитить город, византийский император пере-оборудовал пятнадцать своих военных кораблей, дабы те могли извергать так называемый греческий огонь, наиболее страшное оружие византийцев. Состав этого оружия веками держался в секрете: вообще греческий огонь содержал нефть и, подобно современному напалму, продолжал гореть, даже вступая в контакт с водой. Сталкиваясь с византийскими кораблями, испускавшими греческий огонь, русы спасались, только добираясь вплавь до берега.
Константинополь показался Лиутпранду Кремонскому самым передовым городом своего времени (хронист никогда не бывал в Багдаде). Среди городских чудес имелись механические птицы и львы вокруг трона императора Константина VII (правил в 913–959 годах). Разнообразные птицы издавали мелодичные трели, а сам трон «как будто охраняли огромной величины львы, не знаю, из бронзы или из дерева, но покрытые золотом; они били хвостами о землю и, разинув пасть, подвижными языками издавали рычание»[52]. Сильнее всего Лиутпранда поразил императорский трон, который поднимали к потолку – вероятно, посредством какого-то скрытого механизма (лебедки).
В 945 году русы заключили мирный договор с византийцами. Причем вождю русов Игорю по-прежнему пришлось советоваться со своими родичами – явный признак того, что он еще не стал полноправным монархом. Поскольку властью в обществе русов следовало делиться, историки обычно называют их правителей князьями, а не царями. Из текста договора также явствует, что некоторые русы крестились в христианство, а не просто выдавали себя за христиан ради налоговых льгот.
Княжество Игоря отличалось от аграрных монархий того времени, вроде Франции, тем фактом, что у русского князя было достаточно чиновников для контроля торговли, но их не хватало на «присмотр» за сельским хозяйством. Налого-обложение торговли предусматривало размещение чиновников во всех важных транспортных узлах, что было относительно несложно, а вот налогообложение сельского хозяйства требовало более крупной и устоявшейся бюрократии.
Несмотря на поражение под Константинополем, Рюриковичи в целом добивались успеха в своих набегах на Византию, однако не контролировали долину Днепра. В 945 году древляне, племена, обитавшие к востоку от Киева, восстали против русов, отказались платить дань и убили Игоря. Желая отомстить за гибель мужа, вдова Игоря Ольга начала победоносную военную кампанию против древлян, поработила и истребила всех выживших и разрушила их столицу, как показали раскопки в современном Коростене на западе Украины.
Ольга также изменила способ собирания дани. Прежде «чиновники» посещали каждое племя по отдельности по зиме, а княгиня велела подданным отныне являться на местные торговые посты. Туда сносили пушнину и прочие «лесные» товары, принимаемые представителями власти; это был важный шаг в становлении русской монархии, ибо произошло упорядочение потока доходов.
Ольга была среди первых Рюриковичей, принявших христианство. Блюдя между 945 и 961 годами престол для сына Игоря Святослава, который был слишком молод, чтобы править самостоятельно, она решила креститься в Константинополе спустя некоторое время после смерти своего мужа в 945 году. Повесть временных лет гласит, что византийский император Константин посватался к Ольге. Ее отказ выглядит остроумным: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А у христиан не разрешается это – ты сам знаешь». Константин, по-видимому, не обиделся, поскольку быстро признал свое поражение: «Перехитрила ты меня, Ольга». Возможно, летопись передает этот обмен мнениями не дословно, не подлежит сомнению, что Ольга приняла восточнохристианскую веру и определенно не вышла замуж за Константина.
Когда Ольга попросила Константина направить на Русь миссионеров, дабы распространить христианство, император отказался. Тогда она воззвала к германскому королю Оттону I, но и тот не предпринял никаких действий. Эта последовательность показывает, что русы искали помощи у ближайших соседей (византийцев), а уже потом обращались к прочим. Отдельные подданные Ольги в Киеве, впрочем, успели перейти в христианство, о чем свидетельствуют женские захоронения середины десятого столетия – с крестиками на шеях покойных. Когда сын Ольги Святослав I унаследовал трон в 963 году, Ольга отошла от дел, но Святослав отверг крещение.
Истинный Рюрикович, Святослав укрепил власть русов над территорией, протянувшейся вдоль Днепра – от Ладожского и Онежского озер на севере до Черного моря на юге. Два города, Новгород и Киев, стали важнейшими центрами его земель. На севере Новгород потеснил Старую Ладогу в качестве столицы, ибо этот город было проще защищать; первая цитадель, или кремль, возникла здесь около 1000 года. А на юге Киев, расположенный на высоком западном берегу Днепра, стал ключевым опорным пунктом «северно-южного» торгового маршрута. К 1000 году тут проживали несколько тысяч человек.
Как и многие предводители военных отрядов до него, Святослав оставил указания по поводу того, какой именно из сыновей должен наследовать ему. Он уточнил, что Владимиру, сыну от наложницы, надлежит править в Новгороде, а единокровному брату Владимира Ярополку отдал во владение Киев. Тем не менее, как это часто случается, мирного наследования не состоялось, вопреки воле князя. Между сыновьями Свято-слава вспыхнула жестокая борьба за власть. В 980 году, после восьмилетних распрей, Владимир с войском скандинавских наемников ворвался в Киев, убил своего единокровного брата и подчинил себе город.
Только тогда шаткое положение во власти побудило Владимира задуматься о принятии христианства – веры, о которой он узнал от своей бабки Ольги. Рожденный от наложницы, то есть фактически от рабыни, он добивался легитимности, а еще ему требовалось как-то избавиться от пятна на репутации – от клейма братоубийцы. Кроме того, у Владимира хватало и других проблем. Приход князя к единоличной власти совпал с финансовым кризисом, вызванным общеевропейским дефицитом серебра в конце 900-х годов. Доходы от работорговли сокращались, а ведь они были основным источником поступления богатств.
В стремлении заручиться поддержкой подданных Владимир поставил истуканы шестерых древнерусских языческих божеств, в том числе Перуна, бога молнии и грома. Но все же князь понимал, что, поскольку у подвластного населения не было общей системы убеждений, в его владениях отсутствовала общая идентичность, а это ослабляло княжеские притязания. Политические конкуренты могли легко оспорить власть Владимира, объединив сторонников во имя какого-то другого божества.
Владимир начал изучать крупные религии, способные обеспечить лояльность всех подданных. При правильном выборе он, заставив подданных обратиться, мог запретить поклонение прочим божествам – и тем самым предотвратить любые вызовы своему правлению.
Князь русов не был одинок в подобных устремлениях. Другие монархи тоже рассылали доверенных людей, желая побольше узнать о религиозных практиках. Выбирая для своих владений ту или иную веру, эти монархи практически не вникали в суть религиозных учений, довольствовались обычно проповедями одного-двух миссионеров. Однако нельзя отрицать того, что правители тщательно оценивали преимущества конкретных религий для себя самих и своих подданных.
Правильный выбор сулил немалые выгоды. Помимо преимуществ поклонения более могущественному божеству и присоединения к многочисленной пастве, была надежда на союзы с другими правителями, приверженными той же самой вере. Расширение контактов привело к групповому, если угодно, обращению на рубеже 1000 года и к образованию крупных религиозных блоков, удивительно похожих на те, что существуют в мировой торговле и безопасности даже сегодня.
В 986 году, согласно Повести временных лет, Владимир принял посланников от четырех соседних народов – от исповедовавших иудаизм хазар, от булгар-мусульман, от христиан Оттонидов из Германии и от христиан же византийцев из Константинополя.
Князь был осведомлен об иудаизме, что следует из его ответа хазарским посланникам (хазары обратились в иудаизм, быть может, сотней лет ранее). Этот народ контролировал широкую полосу суши между верховьями Дона и низовьями Волги. По всей видимости, иудаизм казался хазарам золотой серединой между христианством Византийской империи и исламом Аббасидского халифата, поскольку христианское и мусульманское вероучения оба признавали эту веру истинной. Тем не менее иудаизм выглядел довольно странным выбором. У хазар не было влиятельных союзников-иудеев по-близости (пусть ранее правители северного Ирака, Йемена и Северной Африки принимали эту веру). Более того, по всей Евразии не нашлось бы других иудеев.
У хазар существовала двойная монархия. Один царь, иначе бек, управлял повседневными делами, а второй правитель, именуемый каганом, отправлял церемониальные обязанности. Кажется вполне вероятным, что правители хазар обратились в иудаизм между 800 и 810 годами, но это обращение не затронуло их подданных.
В 837–838 годах, когда, судя по всему, случилась индивидуальная смена веры кагана, хазарский «монетный двор» отчеканил три новых типа монет. Наиболее известны среди них так называемые дирхемы Моисея, которых сохранилось всего семь штук. Изготовленные из серебра, несущие надписи на арабском языке, эти монеты представляли собой почти точные копии аббасидских дирхемов. Единственное отличие состоит в том, что надписи на монетах гласят «Моисей – посланник Бога», а не «Мухаммад – посланник Бога».
Что касается обращения населения, этот процесс был постепенным и ознаменовался успехом лишь частично. Персидский географ Ибн ал-Факих, писавший в 902 или 903 годах, отмечал: «Все хазары суть иудеи, но приняли сию веру недавно». Археологи тщетно искали свидетельства обращения в иудаизм простых людей. На тысячах глиняных кирпичей с различными граффити и рисунками не найдено ни единого изображения меноры либо иных иудейских символов.
Историкам знакома ситуация, когда письменные источники что-то утверждают, но археологическими доказательствами это свидетельство не подтверждается. Что ж, если верить письменным источникам, хазары сумели создать крупнейшее иудейское государство на планете в период между разрушением древнеизраильского Храма в 70 году нашей эры и основанием современного Израиля в 1948 году.