Наряду с Восточной Европой и Африкой Центральная Азия выступала основным источником рабов для исламского мира. Работорговля в Центральной Азии, кроме того, спровоцировала одну из крупнейших вынужденных миграций рубежа 1000 года.
Осознав, что умелые воины-рабы стоят гораздо дороже необученных, Саманиды учредили особую школу для подготовки солдат из рабов. Доходы от продолжавшейся работорговли приносили столько богатств, что серебряные монеты высокой чистоты чеканились в империи до тех пор, пока континентальный дефицит серебра не вынудил отказаться от этой практики после 1000 года. (Вот почему самая поздняя серебряная монета, найденная в кладах на территории Восточной Европы, датируется 1015 годом.)
В правление Саманидов персидский стал вторым по значимости языком обучения в исламском мире после арабского. Объемный географический трактат 982 года под названием «Границы мира»[68] сводил воедино разнообразные представления о мироздании, бытовавшие как среди мусульман, так и в немусульманских землях. Трактат был написан на персидском, а не по-арабски, что демонстрировало растущую популярность персидского языка.
Из своей столицы Бухары Саманиды оказывали финансовую поддержку ряду блестящих исламских ученых, истинных светочей науки, включая сюда аль-Бируни, человека, который интересовался самыми разными фактами – движением небесных тел, гипотезой о наличии континентов на «обратной» стороне планеты, противоположной Евразии, и изготовлением мечей из дамасской стали. Владевший персидским и арабским, обычно он предпочитал писать на арабском – на языке науки своего времени. Аль-Бируни вошел в историю как один из наиболее выдающихся мусульманских ученых; сегодня его именем, в частности, названа станция метро в Ташкенте.
Странствуя от двора к двору в чехарде политических потрясений 990-х годов, аль-Бируни собирал материалы для масштабного анализа календарных практик из различных обществ. Проведя два года в Бухаре, он отбыл в родной Хорезм на южном побережье Аральского моря, где намеревался продолжать исследования. В работе аль-Бируни сочетал тщательное изучение текстов (печать еще не изобрели, но он собрал столько рукописных свитков, сколько мог) и беседы со специалистами в разных областях знания. Его сочинения показывают удивительное безразличие к вероисповеданиям тех, кто не придерживался ислама, и поразительную свободу от предрассудков. Он отмечал те сведения, которые, по его мнению, были некорректными, и отказывался рассуждать о том, в чем не разбирался – скажем, о календаре сирийских христиан в Индии[69], поскольку ему не удалось лично побеседовать с кем-либо, в достаточной степени осведомленным в этом отношении.
В 1000 году, когда ему исполнилось всего двадцать семь лет, он завершил свое глубокое и новаторское исследование календарных практик мусульман и их соседей, среди которых были иудеи, христиане и зороастрийцы, а также практик далекого прошлого, например, у древних египтян и римлян. Существенными пробелами в освещении темы были Китай и Индия; эти страны манили аль-Бируни, однако он сумел разузнать о них лишь позднее, когда были проложены новые торговые пути в Южную и Восточную Азию.
В эпоху айфонов многие из нас воспринимают фазы луны, движение планет и ход солнца по небосводу как данность, если вообще обращают на это внимание. Но людям прошлого требовалось знать, когда ожидается начало весны, чтобы растянуть зимние запасы продовольствия и определить срок посева семян. Все без исключения общества сталкивались с этим вызовом, который усугублялся дополнительно тем обстоятельством, что перемещения луны, планет и солнца по небу различались даже в пределах одного года.
Во вступлении к сочинению «Памятники минувших поколений» аль-Бируни объяснял, что ночь и день вместе образуют единицу измерения времени (солнечный день), которая начинается с заката, ибо именно с заката мусульмане отсчитывают начало каждого месяца. (У иудеев тоже принято считать началом нового дня закат.) Аль-Бируни содержателен и методичен; свои рассуждения и выводы он излагал обстоятельно и осмотрительно.
Длина светового дня не выглядела, впрочем, насущной проблемой; куда важнее и труднее было вычислить точную длину года. Сегодня нам известно, что продолжительность солнечного года составляет около 365,24219 дня, и в календари приходилось вставлять дополнительный «квартальный» день, иначе летосчисление отстанет от природы, а вследствие этого станет невозможно правильно рассчитывать сроки посадок. Современные календари как бы комбинируют «хвосты» лет, добавляя к счету дополнительный день каждые четыре года. Но мусульманский календарь был сугубо лунным, поэтому религиозный год начинался в разные месяцы, и мусульмане вынужденно использовали солнечный календарь для определения сроков сева и сбора налогов с земледельцев. Иудеи прибавляли к счету по семь месяцев каждые девятнадцать лет, чтобы их солнечный календарь соответствовал лунному. Аль-Бируни явно получал удовольствие, разъясняя все эти хитросплетения, и ему очевидно доставляло наслаждение анализировать обилие разнородного материала на разных языках. Еще он охотно предавался сложным математическим вычислениям, необходимым для предсказания движения солнца, луны и планет.
Аль-Бируни жил в начале эпохи, которую сегодня именуют периодом суннитского интернационализма; этот термин ввел в обиход покойный профессор университета Чикаго Маршалл Ходжсон[70]. Пусть и утративший политическую цельность после распада империи Аббасидов, Ближний Восток оставался культурно единым. С 1000-х годов ученые, изучающие арабский или персидский языки, могли отыскать наставников и собеседников практически в любой точке исламского мира, и не вызывает поэтому удивления следующий шаг в сторону укрепления культурного единства – возникновение школ нового типа, иначе – медресе.
От прежних школ медресе отличались тем, что располагали средствами попечителей, а значит, могли предлагать ученикам проживание наряду с обучением. Большинство студентов-законоведов обучались у одного учителя довольно длительный срок, как правило, четыре года, после чего следовала стажировка, выражаясь современным языком, и каждый стремился получить лицензию, чтобы впоследствии наставлять прочих в законах и составлять юридические заключения. Проживание совместно с обучением привлекало таких студентов, и медресе сделались чрезвычайно популярными именно среди законоведов. Вообще медресе распространились со временем настолько широко, что в Каире, к примеру, на одной улице было семьдесят три учебных заведения, где преподавали знания по четырем основным суннитским юридическим направлениям[71].
Женщины не могли проживать в медресе, там не было отдельных женских комнат, но некоторые женщины, особенно из прославленных ученых семейств, все-таки продолжали учиться и могли похвастаться высокой образованностью. Тридцать семь биографических словарей, где перечисляются выдающиеся ученые и толкователи Корана, сохранили для нас имена сотен женщин-ученых. Двадцать три процента тех, кто упомянут в словаре 1201 года, составляли женщины. Многочисленные женщины-ученые добивались таких успехов, что мужчины, включая тех, кто не принадлежал к родичам этих женщин, приходили к ним учиться. Информация об учителях и учениках расходилась по тем же каналам и маршрутам, какими перемещались коммерческие товары, так что даже люди, не покидавшие своих домов, все же приобщались к новому мышлению, одновременно приобретая новые вещи.
Ученые и студенты свободно перемещались между странами в пределах исламского мира, если не препятствовали войны. Когда аль-Бируни принял решение покинуть Бухару в 998 году, он руководствовался вовсе не академическими причинами, а желанием избежать беспорядков. Ведь воины-рабы Саманидов все чаще бунтовали. На протяжении десятого столетия Саманиды испытывали значительные затруднения с привлечением молодежи из землевладельческих семейств (элиты) на государственные должности и на воинскую службу, а потому вакансии приходилось заполнять рабами-тюрками.
Опасность и порочность такого положения дел стали очевидными почти сразу. В 914 году солдаты-тюрки убили правителя из династии Саманидов, а в 943 году они заставили его преемника отречься от престола. Далее правление Саманидов превратилось в фикцию; воины-рабы всем заправляли, а потомки легендарного Самана оказались их марионетками – как случилось, напомню, с аббасидскими халифами, которые стали марионетками Буидов после 945 года.
В 961 году, когда две фракции воинов-рабов не смогли договориться по кандидатуре нового правителя, некий военачальник, сам бывший раб по имени Алп-Тегин, бежал из владений Саманидов. (Тюркское слово «тегин» переводится как «господин, князь»; его обычно добавляли к именам воинов-рабов.) Алп-Тегин увел своих соратников к отдаленному форпосту – городу Газна (ныне Газни) в Афганистане. Номинально подчинявшийся Саманидам, но фактически полностью независимый, Алп-Тегин создал новую державу, а средства добывал в набегах на Дели и северную Индию. После кончины Алп-Тегина в 963 году его воины стали выбирать достойных среди себя: одни были рабами, другие свободными, но никто из них не провластвовал долго. В 998 году вожаком выбрали Махмуда, сына воина-раба. В возрасте двадцати семи лет он встал во главе одной из ключевых держав Центральной Азии, и династия Газневидов понесла ислам в Афганистан, прежде приверженный буддизму.
Махмуд заявлял, что борется за свободу плененных аббасидских халифов, которые, несмотря на плен, продолжали считаться духовными лидерами мусульманской общины. Благоволя Махмуду, халиф назначил его «губернатором» Хорасана, области на юго-восточном побережье Каспийского моря. В 999 году халиф вознаградил Махмуда двумя титулами: «Десница династии» и «Ревнитель веры». Также он подарил ему одежду со своего плеча – крайне личный дар, ведь одежда сохраняет запах того, кто ее носит.