Изменения финансовой политики династии Сун оказали очевидное воздействие на торговых партнеров за пределами Китая. Когда бумажные деньги впервые пустили в обиход в 1024 году, их применение ограничивалось областью Сычуань, но уже в 1170 году сунское правительство внедрило бумажные купюры с обеспечением серебром на постоянной основе. Громоздкие бронзовые монеты в одночасье вышли из употребления, а купцы воспользовались этой возможностью, чтобы вывезти существенное количество этих монет в Японию.
Поначалу японское правительство запретило китайские монеты, но затем передумало и в 1226 году разрешило их хождение, и к 1270 году китайские бронзовые монеты сделались фактической национальной валютой на всей территории Японского архипелага. Основными предметами японского экспорта в Китай были древесина, сера, ртуть и золото, то есть сырье. Китайские монеты также широко циркулировали в двенадцатом и тринадцатом столетиях на Яве, где, в отличие от японцев, чеканили копии собственного производства. Хождение китайских монет в Японии и на Яве доказывает глубокую экономическую интеграцию стран Восточной и Юго-Восточной Азии.
Сильнее всего глобализация затронула жителей юго-восточного побережья Китая, поскольку именно там располагались основные порты, но перемены не обошли стороной и население глубинки. На прибрежном рынке в Шаосине торговали «яшмой, белым шелком, жемчугом, рогом носорога, славными духами и драгоценными лекарствами, дамасским шелком, лакированными изделиями и поделками из ротанга»; столь внушительный ассортимент товаров вполне соответствует морскому порту неподалеку от современного Шанхая. Но и на внутреннем сычуаньском рынке в Чэнду, приблизительно в 1000 милях (1600 км) к западу, местные жители могли купить «слюду и ладан цвета сверкающего хрусталя, душистую древесину алоэ и сандалового дерева». Конечно, доступность импортных товаров не могла сравниться с богатством выбора в современных магазин «Икея» (рынки устраивались не каждый день, а цены на большинство импортных товаров, что называется, кусались), но в целом спрос удовлетворялся.
В 1225 году Чжао Жугуа, член императорского клана и суперинтендант морской торговли в Цюаньчжоу, составил книгу о заморской коммерции в Китае под названием «Описание всего иноземного»[98]. Он опирался на исторические хроники и на собственные беседы с людьми, проживавшими в Цюаньчжоу. Это сочинение отражает глубокие познания суперинтенданта относительно давних торговых партнеров Китая, будь то Корея, Япония или Вьетнам, а также относительно гораздо более отдаленных мест, будь то Сицилия, Сомали или Танзания.
Прежде чиновникам, ведавшим заморской торговлей, тоже надлежало беседовать с иноземными купцами, как явствует из правительственных постановлений, определявших частоту официальных обедов для гостей из-за пределов Китая, но никто не записывал полученные сведения – в отличие от Чжао Жугуа. Прогуливаясь по современному Цюаньчжоу, видишь множество мест, где суперинтендант Чжао мог опрашивать иноземных торговцев. Город по-прежнему изобилует каналами, и один такой канал ведет прямиком к бывшему присутствию суперинтенданта (ныне это даосский храм). Главная улица, где проживали иноземные купцы, находится совсем рядом.
Сочинение Чжао состоит из двух разделов. По образцу более ранних географических описаний он в первой части кратко рассказывает о пятидесяти трех местностях и их товарах. Зато второй раздел выглядит чем-то совершенно новым. Здесь подробно перечисляются разнообразные товары, указываются страны, эти товары производящие, и объясняются различия в качестве. С нарастанием доли товаров, поступавших в Китай из Юго-Восточной Азии, купцы стали осознавать, что им необходимо различать высоко– и низкокачественные изделия, причем зачастую это различие определялось страной происхождения товара. Именно эти купцы выступали собеседниками Чжао. Надзирая за торговлей, он часами напролет общался с иноземными купцами, а затем сводил услышанное воедино, чтобы поделиться со своими читателями.
Суперинтендант Чжао сообщал не только и не столько сведения коммерческого толка. Вот, к примеру, язвительное описание способа поимки рабов на Мадагаскаре: «На западе есть остров в море, там живут дикие люди с телами, черными, как лак, и кудрявыми волосами. Их подманивают едой и берут в плен. Потом продают в рабство в арабские страны, где за них дают хорошую цену. Они трудятся сторожами. Говорят, что они не скучают по родне»[99]. Последнее замечание наверняка вызывало наибольшее удивление китайских читателей – ведь в Китае семейные ценности были крайне важны; прямо-таки слышишь голос Чжао, который задается вопросом, как такое вообще возможно.
Повествование об охоте на слонов еще более подробное: «Люди не смеют приближаться к слонам. Охотники берут необычайно тугие луки и стреляют отравленными стрелами. Пораженный стрелой слон убегает, но не пройдет и двух миль, как яд начинает действовать и животное умирает. Охотники идут следом, обрубают бивни и закапывают их в землю». Когда наберется десяток или больше бивней, они продают этот товар арабским торговцам, а те, по объяснению Чжао, везут бивни в царство Шривиджая. Лучшие бивни втрое крупнее и белее, чем добывают в Юго-Восточной Азии (у тамошних рыжеватый оттенок); Чжао не знал и не догадывался, что наилучшая слоновая кость на самом деле поступает из Африки: арабские купцы полностью подчинили себе эту прибыльную торговлю и держали большинство покупателей в неведении относительно источников поступления товара.
Заморская торговля в эпоху Сун значила так много, что ее даже упоминали в учебниках по математике. Скажем, в учебнике 1247 года предлагалось определить доли четырех партнеров, которые приобрели паи в грузе корабля, отплывающего в Юго-Восточную Азию. «Допустим, имеется мореходная джонка, каковая прошла проверку и заплатила положенную долю. Помимо товаров, которые составляют долю владельца судна, остается свыше 400 фунтов (188 кг) древесины алоэ, 10 430 корзин черного перца, каждая весом 80 фунтов (36 кг), и 212 пар слоновьих бивней». Показателен ассортимент товаров (древесина алоэ, черный перец и слоновая кость): все это были основные статьи торговли с Юго-Восточной Азией.
Далее в задаче пояснялось, что партнеры A, Б, В и Г претендуют на разные количества товаров, что усугубляет проблему. Решить эту задачу возможно только посредством матрицы, из чего следует, что китайцы уже освоили линейную алгебру.
Судно, затонувшее поблизости от Цюаньчжоу в 1276 или 1277 году, позволяет понять, каковы могли быть в реальности грузы, паи на которые заранее выкупали несколько партнеров. В длину 110 футов (35 м), а в ширину 32 фута (9,8 м), это судно везло, как установили археологи, 5300 фунтов (2400 кг) ароматической древесины, в том числе алоэ и сандалового дерева; пять кварт (4,75 л) черного перца; амбру из Сомали; 6,3 грамма (0,22 унции) ладана и 8,8 фунта (4 кг) ртути. Все перечисленное считалось ценным товаром, а преобладание «ароматики» выглядит вполне естественным с учетом того, что нам уже известно.
Разделенное на отсеки, деревянное судно имеет все признаки китайской постройки: на обоих концах киля, или главной балки, проходящей по дну корабля, вырезаны семь малых отверстий и одно большое – возможно, это изображение созвездия Большой Медведицы. Такие изображения в Китае традиционно делались, чтобы препоручить кого-то или что-то попечению божеств. Еще археологи обнаружили следы ремонта с использованием «гнездовой» технологии, а это доказывает, что судно посещало Юго-Восточную Азию.
На борту нашлись, кроме того, девяносто шесть деревянных табличек с именами людей, названиями лавок, мест и товаров. Привязанные к ящикам с грузом, эти таблички позволяли пайщикам, команде и капитану судна установить принадлежность конкретных товаров. На четверти табличек имеется необычная пометка: «Южная семья», которая всех озадачила; наконец местный историк сообразил, что подразумевается южная ветвь императорского клана, основные пайщики груза.
Скорее всего, судно покинуло Цюаньчжоу в начале 1270-х годов, когда порт еще находился под властью Южной Сун. Суперинтендантом, отвечавшим за заморскую торговлю, был в ту пору влиятельный чиновник арабского происхождения по имени Пу Шоугэн. Его предки переселились в Цюаньчжоу из Гуанчжоу на рубеже 1200 года, а свою должность он занял приблизительно в 1266 году. Приняв на себя полномочия в период продолжительного упадка династии, Пу Шоугэн одновременно исполнял обязанности «главного по умиротворению», вследствие чего располагал немногочисленным войском, которое по необходимости можно было пополнить ополченцами, договорившись с местной знатью.
Монголы, уже подчинившие себе Северный Китай, периодически нападали и на южный Китай, обычно с моря. Когда они захватили сунскую столицу Ханчжоу в 1276 году, последний император династии, еще совсем юный, бежал в Цюаньчжоу, но монгольский флот не отступал и нанес последний удар по династии Сун.
Предвидя победу монголов, прозорливый Пу Шоугэн предал своего господина – по всей видимости, в 1277 году, когда он убил нескольких представителей императорского клана, проживавших в городе.
Именно в ту пору злополучное судно с грузом возвращалось в Цюаньчжоу. Быть может, оно затонуло во время шторма, но корпус остался неповрежденным. При этом с судна сняли мачты – вероятно, потому, что их можно было продать – и унесли немалую часть груза, а остальное уничтожили, но не слишком тщательно, так что современным археологам достались бесчисленные осколки керамических сосудов и заодно с «ароматикой».
Убив последнего императора династии Сун в 1279 году, монголы покорили весь Китай и основали собственную династию Юань, преемницу Сун. Торговля с Юго-Восточной Азией продолжала развиваться. Марко Поло якобы, как он сам утверждал, побывал в Цюаньчжоу в 1280-х или 1290-х годах, и в его записках действительно встречаются отголоски достоверных сведений. Он называет Цюаньчжоу именем «Зайтем» (от арабского «Зейтун», по названию деревьев – индийских коралловых деревьев, – что встречались по всему городу). «Приходят туда суда из Индии с разными дорогими товарами, со всякими дорогими каменьями, с крупным и отличным жемчугом… И приходит сюда, и вывозится отсюда многое множество товаров и каменьев. Смотришь и удивляешься. Отсюда, из этого города и из этой пристани, они расходятся по всей области. На каждое судно с перцем, что приходит в Александрию или в другое место, для христианских земель, – в это пристанище… прибывает сто. То, знайте, самое большое в свете пристанище; товаров приходит сюда всего больше»