К большому разочарованию историков, события, изложенные в сагах, не поддаются точной датировке. Скальд, пересказывавший сагу, или более поздний переписчик практически всегда вносили в текст какие-то свои правки.
Содержание «Саги о гренландцах» и «Саги об Эйрике Рыжем» порой совпадает, но иногда конфликтует между собой. Поскольку на новые свидетельства рассчитывать вроде бы не приходится, мы вряд ли узнаем наверняка, какую из саг сложили первой. С уверенностью можно говорить только о датировке ранних сохранившихся рукописей. «Сагу об Эйрике» записали вскоре после 1264 года, а «Сагу о гренландцах» скопировали в большой компендиум в 1387 году. Не исключено, что обе саги сложили около 1200 года, приблизительно через двести лет после событий, которые в них описываются.
Поскольку источники, близкие по дате к имевшим место событиям, скорее всего, достовернее прочих, отдельные историки склонны отвергать все сведения, приводимые в сагах: мол, тексты составлены слишком поздно, чтобы притязать на правдоподобие. Такие ученые полагают, что в сагах описывается исландское общество 1200 и 1300-х годов, а не более раннего периода. Например, маловероятно, по их мнению, чтобы Фрейдис действительно «шлепала» себя мечом по груди. Наверное, у скальда или у писца, включившего упоминание об этом происшествии в сагу, была какая-то особая причина это сделать: быть может, ему хотелось подчеркнуть храбрость Фрейдис в противовес трусости ее товарищей-мужчин. Или, быть может, потомки Фрейдис попросили превознести свою прародительницу.
Некоторые исследователи исландской литературы и вовсе отрицают тот факт, что события из саг происходили на самом деле; ведь сочинения, посвященные реальным событиям, лишены, как правило, литературных достоинств. А творческое умение составителей саг очевидно, поэтому саги вполне обоснованно причисляются к Золотому фонду мировой литературы.
Еще одна группа ученых категорически утверждает, будто «винландские» саги не в состоянии поведать нам ничего о заселении Северной Америки. С точки зрения этих ученых, «винландские» саги вообще не обладают исторической ценностью, поскольку в них просто-напросто повторяются избитые литературные приемы описания чужеземных народов. Эти ученые убеждены, что авторы саг не знали толком, где расположен Винланд; по-видимому, словом «Винланд» обозначали Африку, ведь именно там, если судить по другим северным текстам, обыкновенно помещали страну одноногих людей.
Впрочем, для приверженцев теории «самозарождения» сюжетов эти возражения не имеют значения. Данная теория гласит, что скальды складывали саги, выбирая сюжеты из некоего предопределенного набора изустно передаваемых баек и выстраивали эти сюжеты в порядке, сулившем наиболее захватывающее повествование. К слову, вот возможное объяснение того, почему обе наши саги согласны в изложении истории о встрече группы Карлсефни с туземцами, но описывают разную последовательность событий.
Скептики, дерзающие сомневаться в достоверности «винландских» саг, забывают два важных обстоятельства. Во-первых, саги содержат достаточно точные сведения о единственном известном наверняка поселении викингов в Северной Америке – Л’Анс-о-Медоуз[22]. Во-вторых, как мы узнаем далее, описанный в сагах торг с туземцами и туземный способ изъявления желания торговать практически полностью соответствуют опыту Жака Картье, побывавшего в этих краях впервые в 1530-х годах. Если воспринимать саги критически, там найдется немало полезной информации о Северной Америке на рубеже 1000 года.
В сагах употребляется слово «скрелинг» (Skraeling), уни-чижительный термин со значением «слабак»[23]; так обозначают туземцев, с которыми столкнулись викинги. Сегодня ученые предпочитают термин «амероиндейцы», характеризуя так все коренные народы, населявшие обе Америки. Сами американцы в США говорят о коренных американцах, а канадцы – о коренных народах и первых жителях.
Ко времени прибытия скандинавов около 1000 года в северо-восточной части Северной Америки обитали три самостоятельных народности. Дорсетская культура охватывала Северную Гренландию и восточное побережье Арктики, ее фиксируют приблизительно с 2000 года до нашей эры. Один предмет этой культуры обнаружен в Л’Анс-о-Медоуз, это круглая поделка из мыльного камня с небольшим углублением в верхней части. В 1960-х годах первые археологи сочли этот объект исландским каменным шарниром для двери, но позднее его отнесли именно к дорсетской культуре. Возможно, это доказательство контактов и редкой торговли с викингами – или, может быть, северяне забрали этот камень из заброшенного дорсетского поселения.
Примерно в 1000 году нашей эры народности под общим названием Туле вытеснили дорсетскую культуру, показав, что они лучше приспособились к арктическим условиям. Эти народности пересекли всю Северную Канаду, двигаясь с Аляски, а их потомки, нынешние аборигены Гренландии, называют себя инуитами («народ») и отвергают название «эскимосы» («поедатели сырой плоти»), в котором усматривают оскорбление.
До и после «скандинавской оккупации» различные группы представителей коренного населения занимали территорию вокруг поселения Л’Анс-о-Медоуз, но пока не найдено никаких археологических доказательств обитания здесь амероиндейцев на рубеже 1000 года. Вот почему археологи не в состоянии сказать наверняка, кого повстречали северяне. Скорее всего, они столкнулись с третьей группой коренных народов, так называемых древних беотуков, или древних инну. Беотуки населяли Ньюфаундленд, но вымерли в начале 1800-х годов; инну до сих пор обитают на побережье Лабрадора. Некоторые артефакты этих групп (двенадцатого и тринадцатого столетий) найдены в Л’Анс-о-Медоуз.
После 1500 года обитатели этого региона объединились в союз Вабанаки, куда входили микмак, пенобскот, малисит и пассамакодди. Вабанаки – слово из языка восточных алгонкинов со значением «люди из земель рассвета»; так характеризовали отдаленные восточные земли, над которыми первым вставало солнце. Союз Вабанаки использовал разные языки алгонкинской группы; в 1500-х годах торговые сети союза тянулись от Северного Лабрадора на юг до Мэна и на запад до Великих озер. Индейцы охотились на морских животных, прежде всего на тюленей, которые мигрировали каждый год с материковой части Канады на Ньюфаундленд. Союз торговал конкретными товарами – скажем, изделиями из популярного полупрозрачного силикатного сланца, который добывали в бухте Рамах на севере Лабрадора.
Многое из того, что нам известно о союзе Вабанаки, почерпнуто из более поздних описаний, в особенности благодаря французскому исследователю Жаку Картье (1491–1557), который прибыл в Квебек в июле 1534 года. Он узнал, что, держась побережья, возможно проплыть на лодке от реки Святого Лаврентия до бухты Шалер, а там, где слишком мелко, переносить каноэ на руках. Плодородие региона поразило Картье: «Земля вдоль южной стороны (бухты Шалер) богата и хороша, подлежит всяческому возделыванию и изобилует наилучшими полями и лугами, лучшего нельзя и пожелать; вдобавок она ровная, как поверхность пруда».
В ходе первой экспедиции к бухте Шалер Картье встретил две группы индейцев-микмаков в «сорока или пятидесяти каноэ». Не вызывает сомнений, что это были именно микмаки, ибо Картье записал некоторые фразы, ими произнесенные, и впоследствии в этих фразах опознали язык микмаков. Когда прибыла первая группа микмаков, «внезапно выскочило и высадилось большое число людей, каковые подняли сильный шум и настойчиво звали нас знаками сойти на берег, поднимая шкуры на палках». Пусть у Картье и его спутников сложилось впечатление, что туземцы дружелюбны, французы все-таки отказались выйти на сушу. Тогда микмаки стали их преследовать, и французы дважды выстрелили из пушки. Микмаки отстали, но продолжали идти следом, и тогда французы дали залп из мушкетов. Лишь после этого индейцы скрылись.
Микмаки вернулись на следующий день, «знаками показывая, что они приплыли торговать, и подняли на палках несколько шкур малой ценности из тех, каковые они сами носят на теле. Мы также замахали руками, объясняя, что не желаем им вреда, и отправили двух человек на берег с несколькими ножами и прочей железной утварью, а еще с красным колпаком для вождя». Как и скрелинги, встреченные северянами почти пятьсот лет назад, микмаки пришли в восторг от красной ткани. Но, в отличие от северян, французы были готовы обменивать металлические ножи, поскольку располагали более совершенным оружием, которое внушало уверенность на случай каких-либо конфликтов.
После вручения французских даров, писал Картье, микмаки «выслали на берег своих людей со шкурами в руках» и начался торг. Индейцы охотно и с нескрываемым удовольствием приобретали железные изделия и другие товары, то и дело пускались в пляс, устраивали всевозможные церемонии и поливали себе из рук на головы соленой водой. Они выменяли все, что имели при себе, и удалились нагими, без единого кусочка одежды, а на прощание дали знаками понять, что придут снова завтра с большим количеством шкур. Очевидные пересечения с «Сагой об Эйрике» – шум, палки, шкуры, обещание вернуться на следующий день – убедительно подтверждают достоверность исландских саг. Помимо того, налицо преемственность поведения между скрелингами 1000 года и микмаками 1534 года.
Аннет Колодны, профессор американской литературы и культуры в Университете штата Аризона, провела исследование, помнят ли о скандинавах современные амероиндейцы, живущие на северо-востоке Канады; она выяснила, что никакой памяти не сохранилось. Один из ее собеседников, Уэйн Ньюэлл, старейшина Пассамакодди, проживающий в индейской резервации штата Мэн, сказал Колодны, что «красный – это цвет духовного» для его народа и что упоминание о шуме, который якобы производили скрелинги, «заставляет его вспомнить самодельные флейты или свистки на веревке», он сам делал такие в детстве.
Согласно сагам, встреча с торговцами пушниной прошла мирно, однако Карлсефни чувствует, что скрелинги представляют угрозу, и велел построить деревянный частокол вокруг жилища викингов, чтобы защитить свою жену Гудрид и их маленького сына Снорри, первого ребенка, рожденного европейцами в Америке и названного в честь одного из ближайших сподвижников вождя. В начале второй зимовки отряда скрелинги захотели возобновить торговлю. Гудрид сидела с сыном в доме, и тут «на дверь упала тень, и вошла женщина в узком черном одеянии, небольшого роста… Лицо у нее было бледное, а глаза огромные, равных им не увидеть на человеческом лице».