Уже прогресс.
Потом ее вытащили из воды и положили на что-то твердое.
Плеск сменился тишиной.
Кати открыла глаза. Полная темнота.
Затем, медленно, как в кино, возник свет. Странный, белесый — скорее слабое свечение, источник которого Кати не пришло в голову искать.
Она находилась, похоже, в пещере. Над ней, на высоте в несколько десятков метров, свисали с черного каменного свода сталактиты. Она сидела на крошечном островке, ненамного больше ее самой, посреди озера, в черной воде которого ничего не отражалось.
Рядом с островком, наполовину высунувшись из воды, внимательно смотрел на нее кальмар с лицом женщины.
Кати даже бояться перестала. Она чудом спаслась из лап мучителя-маньяка, только что тонула, была уверена, что ее сожрет «эта тварь», ужасней которой она в жизни не видела, далеко опередившая даже тот утробный плод овцы, что ей пришлось однажды препарировать на занятиях по биологии. Мало того, она почти сутки не спала, да еще совсем недавно до одури накурилась с Джей-Си.
Ее нервная система потребовала передышки.
Она зевнула.
Женское лицо существа дрогнуло, и на нем появилось странное выражение — то ли сейчас расхохочется, то ли сблюет, — но оно вдруг заговорило:
— Ну вот, ну вот, ну вот… Он меня обижает… Ну вот, вы девушка… Девушек с яичниками у меня уже две… Две — это много… Пфффф… Я-то знаю… У меня и юноши тоже были… С члениками… Но у меня с ними плохо получилось, пришлось думать… Долго-долго-долго… Много-много дней… А они, которые у меня были, умерли, тело-то не вечно, но это естественно, потому что вы плохо функционируете и гадите к тому же… Ну вот, а теперь у него будет юноша, так нечестно, это потому, что он все больше по холодильникам, а я люблю ванну, вот мне ничего и не достается, разве только девушки иногда…
Кати все это надоело. Ей хотелось домой, и не было ни малейшего желания разговаривать с кальмарами.
— Послушайте, — начала она, попытавшись взять степенный тон, которым всегда впечатлял ее преподаватель поведенческой терапии. — Я ничего не понимаю. Если вы хотите мне что-то рассказать, начните с самого начала. Я вас выслушаю и скажу свое мнение.
Лицо кальмара дернулось раз-другой с шипящим звуком, похожим на фырканье моржа или тюленя.
— Метеоритное происхождение расщелины характеризуется присутствием в больших количествах силикатов, железа, никеля и особенно хлоритов. А это не есть хорошо, потому что со временем от этого заболевают. Видели бы вы их, они рожали младенцев, которые функционировали из рук вон плохо, и потому их топили в озере, но это было давно-давно-давно, триста шестьдесят пять миллионов дней назад, даже больше, но младенцев было много, очень много, так много, что это стало традицией — бросать сюда мертвых младенцев. За триста шестьдесят пять миллионов дней — сотни и тысячи младенцев. И были даже младенцы, которые функционировали, но с ними не знали, что делать, когда ничего не росло и ничего не бегало, а вашей биологии требуются протеины для переработки на свою химию, ну вот, и если младенцев было слишком много, — о-па! — в озеро. И когда случались войны, и когда пришли люди с Севера, и когда пришли люди с Юга, и когда герцог сражался с войском Папы Римского, и когда была чума, и когда была испанка, и даже когда девушка понесла от своего отца, а это запрещено, запрещено, строго запрещено, да еще она была молоденькая, очень молоденькая, совсем молоденькая, — о-па! — в озеро. А метеоритное происхождение характеризуется классом углеродных хондритов, и появились аминокислоты, и аминокислоты работали, работали, работали, нанизывали протеины, целые ожерелья из ковалентных жемчужин на нитях из пептиных связей. А младенцы все прибывали, и был сахар, и жиры, это хорошо для синтеза хромотографических носителей путем присоединения аминокислот и протеинов… И вот из цепочек ДНК и рибосом, которые плавали среди разложившейся под действием хлора плоти, получилась Я. А еще получился Он. Получились Он и Я.
Кати подумала, не попросить ли существо изъясняться понятнее, но решила, что, во-первых, в мозгах, или что там у этой твари, полная мешанина и ничего толкового из нее все равно не вытянуть, а во-вторых — и это было главное, — за каким чертом ей все это знать? Она хотела одного: вернуться домой, принять душ, показаться врачу, обследоваться, подлечиться и забронировать уик-энд в самом комфортабельном центре талассотерапии.
— Ладно, понятно, но сейчас-то мы что будем делать? — спросила она и услышала в собственном голосе такие знакомые занудные нотки.
Существо вдруг изменило цвет, словно под ее прозрачной кожей растеклась желтоватая жидкость.
— Мы поменяемся, Я и Он. Девушку на Юношу. Яичники на Членик. Наверху есть еще одна девушка и еще один юноша, только у этого юноши членик поплоше. Но если у меня две Девушки и один Членик поплоше, может быть, он и согласится поменяться.
Теперь существо смотрело вверх, казалось, оно что-то учуяло.
— Кто это — Он? — спросила Кати.
— Тот, кто в холодильнике… Бр-р-р-р, — поежилось существо. — Я ухожу. Я вернусь. Не лезь в воду. Не то они тебя съедят.
И, оставив Кати одну на островке, оно скрылось в черной воде, из которой вынырнуло.
29. Ивана
Ивана поняла, что надо действовать быстро. Рука, высунувшаяся из ванны, тащила Патриса за куртку с такой силой, что он не устоял на ногах. Бледный как полотно, Патрис, крикнув ей полное ужаса «помоги», тщетно пытался удержаться за ножку ванны. Ивана вцепилась в его ногу, крепко, обеими руками, однако неведомое существо тянуло так, что и она заскользила по плиточному полу ванной. Она села, попыталась ухватиться за дверной косяк, но силища была колоссальная, казалось, ее суставы вот-вот переломятся, как сухарики. Ивана выпустила ногу Патриса — в его глазах удивление сменилось отчаянием, — и метнулась в детскую. Там она нашла то, что искала: железные прутья от разобранной кровати. Она взяла один, взвесила его на руке — неплохо. В ванной Патрис выл не своим голосом. Ивана кинулась туда.
Патрис из последних сил цеплялся за край ванны. Ему почти удалось выпростаться из куртки, но левая рука застряла в рукаве. Из ванны высунулось второе щупальце и держало его за волосы. Картина была кошмарная.
Преодолев желание убежать со всех ног, Ивана шагнула к ванне. Женское лицо существа — которое, если верить Патрису, было лицом его тети, — исказилось от усилия. Оно вздувалось и опадало, немного напоминая аппараты искусственного дыхания, которые ставят онкологическим больным в последней стадии. Вода вокруг существа вскипала розоватыми пузырями, они лопались, распространяя противный аммиачный запах, от которого щипало глаза и ноздри. Почему-то Ивана вдруг подумала об отце: он в этот час, наверное, крепко спит где-то в Канаде, возможно, рядом с какой-нибудь женщиной. Она позавидовала его спокойной жизни, ей захотелось позвать его на помощь, прижаться к нему — и пусть бы он разобрался с монстром из ванны. Она зажмурилась и вновь открыла глаза. Помочь ей некому. Все сама. Как всегда…
Ивана подняла железный прут и с размаху всадила его, точно кол, прямо в лицо Патрисовой тети. Оно оказалось мягким. Прут вошел, точно в теплое масло, но щупальца не разжались. Ивана снова подняла свое импровизированное оружие и снова всадила изо всех сил. Потом еще раз и еще. Ей показалось, что из продырявленного лба кальмара потекла желтоватая жидкость. Существо бросило на нее явно раздраженный взгляд: так могла бы посмотреть старуха, потерявшая место в очереди на распродаже. Рот кальмара округлился, из него вырвался вздох, щупальца разжались, и Патрис мешком свалился на пол.
Ивана бросила прут.
— Как ты?
Патрис весь дрожал и всхлипывал.
— Бежим отсюда!
Ивана заглянула в ванну.
— Иди сюда, посмотри!
Патрис нехотя поднялся. Ивана заметила, что он еле держится на ногах. Его зубы выбивали дробь.
Ванна была пуста. Ни кальмара, ни розовой жидкости — ничего.
Даже дна не было.
Только что-то вроде колодца с грязными стенками, на которых еще остались розоватые капли.
— Эта штука утекла вниз вместе с водой… Невероятно…
— Плевать… — выговорил Патрис, с трудом совладав с трясущейся челюстью. — Пойдем отсюда. Вернемся в шале, и сюда больше ни ногой. Никогда.
Но Иване вот уже несколько минут что-то не давало покоя. У нее возник вопрос, и она хотела получить ответ. Наклонившись над колодцем, она позвала:
— Кати?
Патрис вздрогнул.
— Ты спятила? Что ты делаешь? Эта штука может опять всплыть, и тогда…
Ивана жестом призвала его к молчанию. Из глубины колодца доносились какие-то всплески, напоминавшие шум далекого прибоя. Ивана пожала плечами. Что ж, хотя бы попытаться стоило.
— Пойдем, — сказала она.
И тут из колодца до них долетел голос. Слабый, больше похожий на шелест, но вполне отчетливый:
— …Я здесь…
Голос Кати.
30. Патрис
Патрису это было на фиг не надо — «спасать Кати». Спасать людей — вообще не его работа. Он изучает химию, не занимается спортом, носит очки, он толстый, он до сих пор девственник, а когда дрочит, спермы извергает совсем чуть-чуть, он типичная лабораторная крыса и не чувствует в себе призвания спасателя. До сих пор он проявлял добрую волю. Он пошел за Иваной в ночь и холод, согласился свернуть к этому злополучному дому на берегу злополучного озера, согласился влезть по водосточной трубе в окно, согласился зайти в ванную в этом странном доме, где воняло чем-то странным, да еще обнаружилась фотография его сестры в пустой детской… Пропади все пропадом, он натерпелся страху, его и сейчас еще трясет!
Он сделал куда больше, чем требуется от спасателя по долгу службы. Ему даже чуть не оторвала руку и голову окаянная чертова тварь, у которой по неведомой, мать ее в душу, причине было лицо тети Мишлин.
Так что, будь там хоть Кати, хоть кто, пусть дальше играют в эти игры без него.
Оставалось только сказать это Иване.