– Важно то, что ты сможешь поговорить с Нейтом… Я всю жизнь прожила, ничего не зная о своей семье, и думаю, смогу подождать еще немного, – сказала я, однако на самом деле так не думала. У меня не было ни малейшего представления о том, что произойдет по приезде в Лондон, и тем не менее во мне была уверенность, что правда не будет обнародована до тех пор, пока я не буду готова раскрыть ее… а с этим мне еще предстоит повозиться. Сказать бабушке о своем отъезде в Лондон оказалось куда проще, чем мне представлялось. Она словно ждала этого.
– С тех пор, как твои родители умерли, я знала, что ты в конце концов захочешь отправиться туда на поиски ответов, – сказала она, хотя я ни разу не говорила ей об этом. – Но, дорогая, будь осторожна… Твоя мама увлеклась всем этим и, вероятно, позабыла о том, что ее сердце принадлежало океану и белому песку.
Я улыбнулась.
– Тебе не о чем беспокоиться, бабушка, – пришлось заверить ее. – С тобой все будет хорошо? – спросила ее я, потому что мне не хотелось оставлять ее.
Моя бабушка заставила себя улыбнуться.
– Пока с тобой все хорошо, то и со мной тоже.
Я крепко обняла ее, зная, что оставляю ее в трудную минуту. Дошло даже до того, что меня начали терзать сомнения касательно правильности моего решения – стоит ли мне идти дальше или лучше отступить? Но я не могла оставить Мэгги в ее состоянии в одиночку, зная, что признание Нейту может обернуться тысячами вариантов развития событий, и наверняка ни один из них не будет хорошим. С моей бабушкой все будет в порядке, ее боль не была физической, и даже будь мы вместе, ее душа бы все равно болела… Она потеряла двух своих детей, как можно пережить нечто подобное?
Я поговорила с Гасом о том, чтобы он позаботился о ветеринарной клинике и Бату, и я предупредила его, что навещу всех пациентов с собаками перед своим отъездом. Затем раздала лекарства, провела осмотры и дегельминтизацию всех собак, которых только могла, чтобы не чувствовать себя такой виноватой.
Какая-то часть меня считала, что я их бросаю.
Мне бы хотелось иметь возможность нанять кого-то вместо себя, заплатить кому-нибудь, чтобы этот человек продолжал выполнять мою работу, но это было невозможно, учитывая мое финансовое положение. В подобные моменты я начинала иначе думать о том, каково это – иметь деньги, необходимые для работы в подобных условиях.
– Ты вправе вступить в наследство и получить все, что когда-то принадлежало твоему отцу, тебе не стоит закрывать на это глаза, – настаивала Мэгги в одном из немногих случаев, когда тема моей семьи снова поднялась в ходе наших разговоров.
Наверное, она права. Дело не в том, что меня мотивировали деньги, мне всегда удавалось прекрасно обходиться без них, однако нельзя было игнорировать тот факт, что они бы не помешали другим. И если мне действительно досталось что-то от наследства моих родителей, это можно было бы использовать для улучшения ветеринарной клиники и ухода за как можно бо́льшим количеством животных.
Днипролетали один за другим, и красная дата на календаре становилась все ближе и ближе. Мое беспокойство росло, и сомнения начали накапливаться в голове, не давая мне покоя.
Однажды ночью, когда до отъезда оставалось всего несколько дней, я взяла телефон в темноте своей комнаты и поискала Алекса среди своих контактов. Я не могла не сообщить ему, что еду в Лондон. Не могла не сказать, что все это время набиралась смелости и в конце концов стала достаточно сильной, чтобы отважиться сесть в самолет. Мне хотелось, чтобы он мной гордился, хотелось, чтобы мои последние слова перед отъездом были стерты, и чтобы мы смогли встретиться в его городе, и чтобы он, как я сделала это, пока он был здесь, показал мне свою жизнь и свои любимые места и рассказал о культуре.
Я открыла чат и написала ему.
У меня бешено колотилось сердце, а дыхание заметно участилось, как только мне удалось решиться и отправить ему первое сообщение.
Знаю, что поступила неправильно, проигнорировав его, но он написал мне как раз тогда, когда у меня умер дядя. Я была настолько опечалена, что чтение его сообщения лишь усилило мою боль. У меня не было сил на то, чтобы поговорить с ним, честно говоря, я злилась из-за того, что он ушел и оставил меня одну переживать худший момент моей жизни без него и без его объятий.
Теперь я знаю, что это было неразумно, и даже убедилась в том, что способна совершить массу ошибок, когда дело касалось отношений с парнем, ошибок, за которые мне приходится слишком дорого платить.
Было странно не получить ответа… И больно от того, что, когда я решила позвонить ему, меня сбросило на голосовую почту.
Тяжело было осознавать, что он заблокировал меня.
Но тяжелее всего было сесть в самолет, не услышав, как он скажет мне, что все будет хорошо.
Наш рейс вылетел в одиннадцать вечера. Девятичасовой перелет, и мы окажемся в Дохе, столице Катара, откуда нам предстоит сесть на другой восьмичасовой рейс до лондонского аэропорта Станстед.
Благодаря жизни на туристическом острове и наличию европейских друзей мне удалось раскрепоститься и хорошо понимать иностранцев… По крайней мере, так мне казалось до того, пока мы не приехали в аэропорт. Мне не доводилось бывать в них, и мои глаза не переставали поражаться огромному количеству разных людей, которые собрались в одном месте.
Гас и Эко проводили нас до Денпасара, столицы Бали, откуда отправлялся рейс. Все трое пристально смотрели на меня, ожидая, может быть, того, что я в последнюю минуту решу отступить.
Не буду вам лгать… У меня возникло искушение сбежать. Чувствовала себя поистине дерьмово, и меня охватил не только страх, но и нечто бо́льшее… Физическая боль, боль в центре самого сердца, которая давила на легкие и мешала дышать.
Прежде чем мы прошли контроль, попрощались с друзьями и достигли точки невозврата, мне пришлось попросить их остановиться.
– Мне нужно… – начала говорить я, прижимая руку к сердцу, – мне нужно присесть на минутку.
Мои друзья обеспокоенно ждали меня.
– Никки, успокойся.
– Это все тревожность, – заключил Гас.
– Это паническая атака, – возразила Эко.
– Да это просто газы, делов-то, – ответила Мэгги, решив покончить с этим. – Сделай глубокий вдох.
Что я делаю?
– Детка, все будет хорошо, давай не будем торопиться, пойдем потихоньку. Сначала пройдем проверку, а там и лучшая часть – дьюти фри! – сказала Мэгги спокойным голосом. – Можешь представить себе это?
Я попыталась сделать то, о чем она меня просила. На курсе по преодолению страха полета они тоже говорили нечто подобное: не следует думать о моменте полета, напротив, нужно спокойно воспринимать каждый шаг и каждую фазу воздушного путешествия.
Через несколько минут мне удалось успокоиться. Гас и Эко обняли нас перед очередями, чтобы пройти контроль, и я крепко прижалась к ним, находясь при этом на грани слез.
– Все будет хорошо, и с тобой все будет в порядке, – прошептала мне Эко, когда я обняла ее.
– Я обо всех позабочусь, не переживай, – пообещал Гас, когда я в восьмой раз попросила его присмотреть за собаками и Бату.
– Вы же в курсе, что вот-вот устроите революцию в Лондоне? – сказала Эко, улыбаясь и глядя на нас обеих.
Мэгги посмотрела на меня, и на ее лице появилась улыбка.
Она, несомненно, произведет революцию в жизни Нейта… Насколько могу судить, насчет нас с Алексом все было неясно. Хотя, если отбросить страх в сторону, должна сказать, что тоже испытываю определенные эмоции касательно этой поездки: я еду в город, где родился и вырос мой отец.
Там были не только мои корни, но и мой единственный живой дядя… Понятия не имею, как мне добраться до него, но, как и в случае с полетом, мне стоит подходить ко всему постепенно.
Мы немного поторчали в дьюти-фри, и стоит признать, что дольше времени там провела Мэгги, нежели я, а после выпили кофе в «Старбакс». Мне всегда нравилось фраппучино из этой франшизы, однако мне удавалось пить его только во время учебы в университете в центре Денпасара.
Шли минуты, и очередь на посадку становилась все ближе и ближе к тому моменту, когда сесть в самолет оставалось только нам.
– Дамы, вам пора проходить, иначе вы опоздаете на рейс, – в четвертый раз напомнила стюардесса, пока я сидела, зажав голову между ног и пытаясь глубоко дышать, чтобы меня не стошнило.
Я не смогу сесть в самолет. У меня ничего не выйдет.
Мне придется бросить свою беременную лучшую подругу путешествовать в одиночестве в поисках отца ее ребенка. Мне бы пришлось оставить все неизвестное из моего прошлого неразгаданным и все возможности моего будущего нераскрытыми и лишить себя возможности снова увидеть Алекса…
Алекс… вот бы он был рядом и держал меня за руку, объяснял мне все и говорил, что будет моим противоядием, как он сказал однажды, когда пытался убедить меня полететь.
Мое первое путешествие на самолете должно было быть с ним… по крайней мере, он сказал мне так, когда мы были еще слишком наивны, полагая, что наша связь продлится дольше его тридцатидневного отпуска.
– Прошу прощения, я вынуждена закрыть двери, – настаивала стюардесса.
И тогда я в отчаянии посмотрела на свою подругу.
– Мне очень жаль… – у меня выступили слезы.
Мэгги наблюдала, переводя взгляд с меня на стюардессу. Ей нужно ехать. Подруга не могла пропустить этот рейс, она потратила почти все свои сбережения, чтобы купить билеты.
– В чем дело? – услышала я мужской голос.
– Она боится летать, командир, – сказала стюардесса. О боже, даже командир вышел искать меня.
Можно ли было быть еще более жалкой?
Я снова сделала глубокий вдох, пытаясь не поддаваться панике, и тут перед моими глазами возникла пара черных туфель. Моя голова все еще была зажата у меня между ног.
– Мисс, вам нужно успокоиться, – проинструктировал он меня спокойным голосом. – Сделайте глубокий вдох вместе со мной.
Я сделала то, о чем он меня просил, вдохнула и выдохнула, набрала воздуха и выпустила его три раза подряд. Затем почувствовала, как он взял меня за руки и вернул в вертикальное положение.