«Что ты пытаешься сделать со мной, судьба?» – спрашивала я вселенную.
Все сигналы, которые она посылала мне на протяжении многих лет, ясно говорили об одном и том же: оставь это, забудь его, продолжай жить своей жизнью, он тебя не любит, он тебя не ценит…
Если этот ребенок родится, мне придется видеть Нейта всегда, и, что хуже всего… мы были бы одними из тех родителей, что разошлись. Мы были бы одной из тех пар, которые никогда не смогут двинуться вперед, поскольку постоянное напоминание о том, что они когда-то существовали как пара, будет преследовать их до самого конца, напоминая им об их провале. Если этот ребенок родится, мне придется оставлять его ему на выходные или на каникулы, и это я еще даже не знаю, что из себя представляет вся эта волокита, связанная с оформлением опеки, с учетом того, что моя жизнь там, на Бали, а его – в Лондоне… Мне предстоит оставлять своего ребенка у него на несколько недель? Сажать его в самолет и надеяться, что Нейт или кто-то другой позаботится о ребенке так, как никто никогда не позаботится о нем, кроме меня?
Эти мысли пугали меня, потому что каждый раз, когда представляла себе, что у меня будет ребенок, я всегда была замужем… С Малькольмом я даже зашла так далеко, что как-то подняла эту тему, хотя, если честно, никогда не верила, что у нас с ним будут дети… Не потому, что не хотела, а потому что мы постоянно откладывали это до тех пор, пока не стало слишком поздно, и у обоих пропало желание.
Но с Нейтом…
Черт… что-то явно пошло не так, когда от одной только мысли о том, что у нас с ним будет ребенок, у меня в животе оживали бабочки.
Я любила его.
Всегда любила, вне зависимости от того, сколько бы боли он мне ни причинил и как бы сильно я сама ни ранила его, мы были из тех пар, что сходятся и расходятся, и наши отношения всегда были несвоевременными.
Вопрос заключался в следующем: хочется ли мне, чтобы мой ребенок рос в среде, где никакой из моментов не был бы подходящим?
Я знала, что Нейту было больно, и понимала это. Его лучший друг солгал ему, он женился на мне, но Нейт же сам не захотел этого!
Я сделала глубокий вдох и положила руку на живот. Мне нужно сказать ему… как бы нам ни было плохо, в данный момент не имели значения ненависть, обида, ложь, обман, упущенные возможности, иллюзии, которые никогда не становились ничем иным, кроме как… иллюзиями. Мне было все равно, потому что в глубине души знала, что Нейт захочет своего ребенка, нашего ребенка.
Я сидела на кровати, думая о том, как рассказать ему об этом, как, черт возьми, найти подходящий момент?.. Мне было известно, где он жил, у меня был его адрес с тех пор, как мы писали друг другу письма много лет назад, когда еще безумно любили друг друга, но я понятия не имела, какой будет его реакция и впустит ли он меня, чтобы рассказать ему о важных новостях.
Нейт мог быть очень жестоким, когда ему причиняли боль. Настолько, насколько это возможно для человека, которого с детства учили, что ты заслуживаешь любви только в том случае, если ведешь себя должным образом, в противном случае ее не будет. Я знала его лучше, чем кто-либо другой, и понятия не имела, готова ли вынести его презрение, гнев или безразличие.
Пока я разговаривала с собой, пытаясь привести свои смешанные мысли и чувства в порядок, дверь в комнату открылась и вошла моя лучшая подруга.
Пришлось заставить себя улыбнуться, мне не хотелось, чтобы она видела, что я волнуюсь, однако моя улыбка застыла, как только наши взгляды пересеклись.
Что-то случилось.
Никки упала на кровать лицом вниз, закрыв его руками. Рядом с ней лежал журнал «Хэллоу!».
– Зачем ты купила желтую прессу? – поинтересовалась я, но тут кое-что привлекло мое внимание.
«Александр Ленокс… женится?» – так гласил заголовок.
Чего?!
– Какого черта? – спросила я, открывая страницу, на которой была статья, и быстро читая ее. Мое сердце учащенно забилось.
– Он солгал мне, Мэгги, – сказала Никки, приподнявшись так, чтобы я могла ее видеть.
– Это наверняка ложь, – ответила я, но затем перевела взгляд на фотографию и пристально посмотрела на нее. Часть про его дочь, скорее всего, правда: она была его копией. Твою ж мать, у Алекса была дочь!
Было невозможно не вздрогнуть, увидев Нейта на фотографии, он был очень красивым и таким, каким я его всегда представляла в этом кругу. Галстук, рубашка, пиджак и аккуратно причесанные волосы… И куда только подевались повернутыеназад кепки, бриджи до колен, шлепанцы и футболки от Биллабонг?
«На острове все становятся другими людьми», – напомнило мне мое подсознание, и ведь так оно и было.
Мы все меняемся, будучи в отпуске. Я перечитала статью еще раз.
– Здесь написано, что он ничего не знал о существовании своей дочери… – я пыталась оправдать его, но знала, что несу полный бред.
– Все он знал, Мэгги… Мы были вместе месяц. Ладно, в начале можно и не рассказывать мне все о своей жизни, но последние две недели… Не знаю, между нами было что-то особенное, я чувствовала… чувствовала, что он может читать меня, что между нами возникает особая связь. Он сам сказал мне, что со мной он именно такой, каким всегда хотел быть… Почему он не сказал мне, что у него есть дочь?! И там написано, что у него есть девушка, Мэгги! Что, если он изменял ей со мной?
Я отрицательно покачала головой.
– Не делай поспешных выводов, в статье сказано, что они, по всей видимости, расставались, возможно, они сошлись недавно, хотя…
– Что? – спросила она меня.
– Смотри… эта девушка… Аманда Уолдорф, позирует со всей его семьей…
– Думаешь, я этого не заметила? А еще она очень красивая… она модель.
Я никогда не видела, как Никки ревнует… Мне это показалось странным, но ее можно было понять. Кому понравится увидеть, как твой парень позирует на фото в журнале с моделью, а сверху еще и красуется надпись, что они вместе, когда всего полтора месяца назад он спал с тобой.
– Надо было прислушаться к тебе, – сказала она, садясь на кровать и обнимая себя за колени.
– О чем ты?
– Я связалась с ним на романтическом уровне… Не нужно было этого делать, нарушила все твои правила… Какая же дура.
Я закатила глаза.
– Раз ты дура, тогда я полная дура, подруга. Или мне напомнить тебе, что я изменила своему мужу с бывшим, который отшивал меня больше раз, чем смогу сосчитать на пальцах одной руки, и вдобавок я еще и забеременела от него?
Никки покачала головой, и я увидела, как по ее щеке скатилась слеза.
– Прости… Знаю, у тебя все куда хуже… Понимаю, так не должно было быть, я приехала сюда, чтобы быть с тобой рядом и быть сильной ради тебя, но…
На мгновение я возненавидела Алекса Ленокса. Возненавидела за то, что он причинил боль моей подруге, за то, что заставил ее плакать. Никки нельзя было заставлять плакать, это было все равно что обидеть Бэмби, черт возьми. Кто вообще осмелится обидеть Бэмби?
Я обняла ее.
– Тише… тебе только что разбили сердце. К сожалению, мне слишком хорошо известно, каково это, но постарайся мыслить позитивно, Никки. У твоих отношений с Алексом не было никакого будущего… Никакого… Ты предельно ясно дала понять, что хочешь вернуться на остров, что твоя жизнь – там, а его… Черт… мы даже понятия не имели, что он так знаменит! – выпалила я, взяв журнал. – Точнее, как они тут отметили, что он часть «лондонской элиты», фу! Ты хочешь быть частью чего-то подобного?
Никки вытерла слезы и покачала головой.
– Я знаю, что не являюсь частью этого мира и никогда не буду… Мне больно не от этого, а от того, что чувствую себя обманутой… и использованной кем-то, кому полностью доверилась.
Я молча кивнула.
– В таком случае знаешь, как мы поступим?
Моя подруга с опаской посмотрела на меня.
– Не смотри на меня так, мы ведь зашли так далеко, не так ли? Что ж, тогда подготовься, Лондон понятия не имеет, что его ждет! Мы насладимся этим небольшим отпуском, и знаешь, с кем мы это сделаем?
Мое внутреннее «я» удовлетворенно улыбнулось, когда я подняла рюкзак Никки с пола и покопалась в переднем кармане.
– Что ты делаешь?
В это время просто взяла маленький листок и протянула его ей.
– Ты позвонишь красавчику Эрику, потому что ясно же, что, несмотря на все твое нежелание, пилоты самолетов питают к тебе симпатию. Я предупрежу Чэда, и мы поставим этот город на уши.
Никки начала отрицательно мотать головой.
– Эй, скоро мне предстоит постучать в дверь «лондонской элиты», – сдержанно ответила я, – и сказать ему, что я жду от него ребенка, понимаешь? Мое дитя будет расти в окружении нянек по типу Мэри Поппинс, будет расхаживать в роскошной одежде и носить обувь двадцать четыре часа в сутки!
Никки улыбнулась в ответ.
– Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, какой это кошмар, так что оживи это личико, позвони красавчику, и пускай он покажет нам город. Позволь ему увлечь тебя и попытаться завоевать тебя. Может, когда мы опрокинем пару бокалов и потанцуем в лучшем клубе города, он подарит тебе один из тех сумасшедших поцелуев под огнями ночного города, и знаешь что? Ты переживешь это, и вот увидишь, еще подумаешь: «к черту Алекса Ленокса».
Моя подруга терпеливо смотрела на меня.
– Тебе нельзя пить алкоголь, – сказала она в ответ.
– Выпью имбирного эля, не переживай, ты же знаешь, что мне не нужен алкоголь, чтобы хорошо провести время.
– Ты сумасшедшая.
– А кто нет? – спросила я, вставая с кровати. – Так ты в деле или нет?
Я терпеливо ждала, что она ответит.
– Ты сумасшедшая, – повторила Никки, и на ее губах сверкнула улыбка, такая, словно она была зеркальным отражением моей.
10Алекс
На следующее утро я отвез Лилию в школу и вернулся домой с единственным намерением: ничего не делать.
Завтра у меня начнется тяжелая неделя, мне предстоит встретиться с весьма важными людьми. Мы хотели заключить сделку на покупку двух новых классных самолетов, которые считались последними новинками в мире авиации. Мой брат хотел их купить, однако «Беренгер Текнолоджиз», компания, с которой мы работали после авиакатастрофы с родителями Никки, постоянно повышала цену. Было нелегко перестать производить самолеты лично, особенно для моих отца и брата, которые любили их от создания с нуля до завершающего этапа эксплуатации. Мне же, напротив, больше по душе пилотировать, чего также ожидал от предстоящих переговоров.