– Ребята, не надо было… – начала я, но Гас поднял руку, приказывая мне замолчать.
– Все уже сделано. Мы подождем, когда Мэгги родит. Какой смысл закатывать свадьбу, если с нами на ней не будет двух наших лучших подруг и племянника?
Я улыбнулась.
Они лучшие.
Я была благодарна им за этот перенос, потому что мне нужно было прийти в себя, прежде чем снова отправиться в путешествие по Европе. Нам вскоре предстоит поехать навестить Мэгги, когда у нее родится ребенок, и мне нужно хорошенько подготовиться к тому моменту, когда наступит это время.
Остаток дня мы провели, болтая на моей террасе, я рассказала им обо всем, что произошло на ипподроме, обо всем, что узнала, и они смотрели на меня, не в силах поверить в услышанное.
Во время рассказа у меня складывалось впечатление, что все это посвящено чужой жизни, а не моей… Не забыла поведать им и о своем дяде Девоне, с которым у меня завязалось нечто, что могло бы перерасти в дружбу, о неделях, проведенных в его особняке, о своем наследстве, которое хранилось в трастовом фонде и к которому у меня открыт доступ с достижениемдвадцати одного года, рассказала им о своем отце, о его любви к лошадям, о том, что у нас с моей мамой была одна мечта на двоих – помогать нуждающимся людям, и о работе над возможностью вакцинировать детей в странах третьего мира…
Меня переполняла гордость, делясь историями о своих родителях, и, несмотря на то что едва знала их, мне удалось наконец почувствовать, что узнала их немного лучше. Я чувствовала их присутствие так же, как и то, что рядом со мной был мой дядя, который заботился обо мне, направлял и защищал меня…
Когда парни ушли, я поехала прямиком к бабушке.
Мы обнимались в течение нескольких часов, а может, минут, пока она гладила мои волосы своими холодными руками.
Конечно, не стала рассказывать ей обо всем, что стряслось в моей поездке, это не пойдет ей на пользу, а мне не хотелось волновать ее понапрасну.
Я слушала ее, когда она делилась со мной местными островными сплетнями, и когда бабушка подняла мое лицо, проведя пальцем под моим подбородком, и впилась своими темными глазами в мои, ко мне пришло осознание, что она знала куда больше, чем можно было представить.
– Ты какая-то другая, – просто сказала она.
Я улыбнулась, стараясь, чтобы слезы не потекли по щекам.
– А ты выглядишь прекрасно.
Она улыбнулась мне в ответ, и ее мудрый взгляд дал мне понять, что, возможно, это именно она защищала меня, а не наоборот.
Вернувшись домой, я легла на кровать и уставилась в потолок.
Вся эта иллюзия, эйфория от моего возвращения домой, рассеялась, стоило мне остаться одной.
Все мои мысли сводились к Алексу, его дочери, к нам…
Укол в сердце заставил меня надавать на это место ладонью.
Любовь причиняла такую боль…
Закрыв глаза, позволила единственной слезе скатиться по моей щеке. Позволила себе этот момент слабости, потому что поклялась себе, что после этой слезы больше никогда не стану плакать из-за Александра Ленокса.
Мне нужно придерживаться выбранного пути.
Буду смотреть вперед, в будущее, – в будущее, где его не будет.
Недели сменяли одна другую, как и месяцы.
Моя жизнь снова вошла в привычное русло.
Я работала, занималась йогой по утрам ради собственного удовольствия, а после проводила часы в ветеринарной клинике, которую, благодаря моему наследству, мне удалось полностью отремонтировать, заодно закупить всевозможные необходимые материалы, лекарства, носилки и клетки. У меня даже получилось обустроить небольшую стерильную операционную, где мне уже выпала возможность поработать и провести несколько операций.
Мне больше не нужно было, чтобы мои клиенты платили мне, ветеринарная клиника работала как часы, она по-прежнему не приносила дохода и финансировалась за счет процентов, которые я получала за хранение сбережений в британском банке. Не могу сказать вам точно, сколько унаследовала, поскольку у меня кружилась голова только лишь от одной мысли о той сумме, но главное, что животные на острове наконец-то получили первоклассное лечение.
Я была на седьмом небе от счастья, что могла посвящать им все свое время. Впереди еще много работы, но ситуация настолько изменилась, что мне даже вручили награду за мою благотворительную деятельность, которую решила с гордостью разместить за небольшим прилавком в ветеринарной клинике.
Несмотря на то что все шло своим чередом, день, когда мне предстояло вернуться в Лондон, приближался стремительно по мере того, как живот моей подруги рос все больше и больше.
Гас и Эко уже купили билеты и каждый день настаивали на том, чтобы я сделала то же самое.
Мэгги была вся на нервах и просила, чтобы мы приехали как можно скорее, потому что она не хотела рожать, пока мы все не будем рядом с ней.
День покупки билета стал моментом, когда я окончательно сломалась, чувствуя, что не готова… не готова увидеть его снова.
В итоге пришлось сесть в самолет с двумя своими лучшими друзьями, попрощаться с бабушкой и Бату и отправиться в то же самое путешествие, которое некогда поклялась себе никогда больше не совершать.
Страх летать на самолетах никуда не делся, но, по крайней мере, мне уже удавалось держать его под контролем. Прибытие в аэропорт и повторное ощущение ледяного холода заставили меня вернуться в прошлое. И пускай почти наступило лето, как неважно было и то, что в остальной части Европы уже вовсю была жара, погода в Англии была моим главным врагом.
Стоило нам приехать в Лондон, как произошло неминуемое.
У Мэгги начались схватки.
Мы рисковали, когда все больше и больше откладывали наш приезд. Стоит признать, в этом была моя вина.
– Что будем делать? Поедем сразу в больницу? – спросила растерянная Эко. Она всегда сходила с ума от темы младенцев и родов.
– Когда она прислала сообщение? – задала вопрос я, выглядывая, чтобы увидеть экран телефона моего друга. – Как только мы сели в самолет?
– Спустя час после взлета, – ответил Гас.
– Наверняка, он уже родился! – Я взвизгнула от восторга. – Нужно ехать туда немедленно!
Мы не устали, потому что летели в первом классе. Если и было что-то, на что я могла потратить унаследованные деньги, так это на покупку билетов в первом классе… того требовало мое психическое здоровье.
Мы поймали такси на выходе и, загрузив чемоданы и все остальные вещи, поехали прямиком в больницу, где находилась наша подруга, которая вот-вот станет мамой, а возможно, и уже стала.
По мере того как мы подъезжали, моя нервозность возрастала. У меня сжался желудок, а сердце забилось как бешеное, не переставая учащенно биться.
Мы подошли к стойке регистрации в больнице и спросили о родильном отделении.
А когда поднялись на лифте на третий этаж, в дверях столкнулись с Нейтом, который хотел войти.
– Натаниэль! – поприветствовала его Эко, глядя на парня с улыбкой. Нейт распахнул глаза, сначала от удивления, а затем тотчас обнял нас троих, сжимая в охапку своими медвежьими объятиями, несмотря на рост в метр восемьдесят.
– Он уже родился! – взбудораженно воскликнул парень.
Я засмеялась.
– Так и знала! Как Мэгги? Как малыш? – взволнованно спросила я.
– Проходите, давайте провожу вас до палаты. Я как раз спускался, чтобы купить подгузники, потому что те, что у нас с собой, просто огромные. Вы даже не представляете, какой он крохотный… буквально размером с мою руку, – заявил Нейт, протягивая ее нам.
Мы вместе с Эко и Гасом переглянулись, дружно сдерживая смех.
Рука Нейта смахивала на руку баскетболиста.
Эко дважды похлопала Нейта по спине.
– Просто кроха, да?
Мы рассмеялись под недоуменным взглядом Нейта, который ничего не понимал, а потом все вместе поднялись в палату нашей лучшей подруги.
Нейт открыл дверь медленно, не издавая ни звука. Когда я вошла, картина, которая предстала перед моими глазами, навсегда сохранилась в моем сундуке с хорошими воспоминаниями.
Моя подруга сидела на кровати с приподнятым матрасом, который фиксировал ее положение. Она задремала, держа в руках малыша, который был завернут словно буррито.
Я заулыбалась, увидев копну рыжих волос, что торчали из-под белого пледа, в который он был завернут.
– Он у нас такой же морковка, как она, – усмехнулся Нейт, и, услышав его слова, Мэгги тут же открыла глаза.
Когда она увидела нас там, ее глаза наполнились слезами.
– Вы приехали! – взвизгнула она, не в силах больше сдерживать слезы.
Мы подошли к ней и осторожно обняли, чтобы не разбудить ребенка. На нем было боди с вышивкой аккуратным каллиграфическим шрифтом, которая гласила: «Натаниэль II».
Я улыбнулась.
Значило ли это, что в конце концов ребенок действительно был от Нейта?
Это достаточно сложная тема, которую еще несколько дней назад не было возможности решить, по крайней мере, до момента рождения малыша.
– Он очаровательный, Мэгги, – отметила я, любуясь пухлыми розовыми губами, маленьким вздернутым носом и полупрозрачными ресницами. Даже брови у него были светло-оранжевые.
– Тут и не поспоришь, что он твой сын, да? – подстебнула ее Эко, и в комнате воцарилась странная атмосфера.
– Так, значит, Нейт II? – спросил Гас.
Нейт расплылся в гордой улыбке.
– Мне удалось ее убедить.
На моем лице тоже появилась улыбка.
– Красивое имя… очень аристократичное, – сказала я, смеясь.
– Он же наследник Оливьери, поэтому у него должно быть имя, соответствующее семье.
Я посмотрела на Мэгги, заставляя себя не терять улыбки.
В конечном счете нам пришлось оставить их, настала очередь впервые купать ребенка, и они безумно нервничали.
Сразу после того, как мы втроем спустились на лифте и направились к двери, мы остановились, с тяжестью в груди наблюдая за тем, как Малькольм заходит в больницу.
Он нервно посмотрел на нас. В его глазах можно было прочитать, что неуверенность касательно того, был ли он отцом этого ребенка или нет, убивала его изнутри. Его взгляд подтвердил, что они еще не делали теста на отцовство.