А тем временем на внутренних стенках бутылок из-под «Советского шампанского», «Бенедиктина» и цинандали судебно-химическая экспертиза обнаружила соответственно мышьяк, таллий и соляную кислоту. Мышьяк и соляная кислота как отравляющие вещества довольно известны, а вот таллий — сильный яд, который поражает центральную нервную систему, желудочно-кишечный тракт и почки. От него выпадают волосы. Еще лет двадцать назад медицинская промышленность выпускала с добавлением таллия пасту для удаления волос с тела, а мышьяк применяется в медицинских целях и сейчас. Посторонний человек попасть за кулисы театра не мог, значит, действовал кто-то свой.
В конце концов в поле зрения следствия попал машинист сцены Малахеев, у которого был брат — студент химического факультета. Когда провели у них в квартире обыск, то оказалось, что два больших книжных шкафа битком набиты всякими флаконами, колбами, ретортами с жидкими и порошкообразными химическими веществами. На многих склянках пояснительных надписей не было, так что разобраться без помощи специалиста, что где лежит, не представлялось возможным.
Специалист-химик и помог следователю выяснить, что в двух шкафах наряду с безобидными реактивами хранилось около ста отравляющих веществ. Нашлись в ходе обыска и специальные справочники, в которых описывались отравляющие свойства мышьяка, таллия, сулемы, других ядов.
Малахеев-старший, пользуясь «химической лабораторией» младшего брата, решил, как он выразился, «очистить кулисы родного театра от негодяя Мазурского». Выяснилось, что отравитель — мстительный человек, абсолютно не понимающий шуток и чрезвычайно злопамятный. На следственном эксперименте он показал, как вводил с помощью медицинского шприца яды внутрь бутылок, не нарушая их заводской укупорки. От его зловещего замысла пострадали ни в чем не повинные люди. И себя погубил.
Коньяк для поросят
— Милиция! — надрывался в телефонной трубке взволнованный женский голос. — У меня на складе коньяк испарился. Открыла дверь — обмерла. Был коньяк — и нету. Я там ни к чему не прикасалась.
Следователь Краев выехал по вызову. У склада поджидала заведующая.
— Так, говорите, коньяк у вас испарился?
— Ну да, ну да! — затараторила кладовщица. — Прямо диво какое-то! Испарился вместе с бутылками.
— Ящики тоже улетучились?
— Нет, — осеклась заведующая. — Они в складе. А сорока бутылок как не бывало!
Следователь осмотрел место происшествия. Здание было одноэтажное, ветхое. Под самый потолок — ящики с водкой, с вином. Два ящика с коньяком, по словам заведующей, еще в субботу стояли на самом верху. Теперь они валялись на полу пустые. Внимание следователя привлек кусок тонкой фанеры, прибитый к потолку. Когда он взобрался на стремянку и потянул его, то один конец легко отогнулся, открыв сквозную щель.
— Доска, знаете, прогнила и вывалилась, — пояснила заведующая. — Вот я и попросила деда Федора, сторожа нашего, чтоб забил. Да там узко, разве что кошка пролезет.
— Кошки меня не интересуют, а вот бутылка тут свободно проходит, — возразил ей следователь. Затем он полез на чердак. Там на рыхлой засыпке четко виднелись следы от детских сандалий и донышек бутылок. Тут же валялся рыболовный крючок с леской и клочок выцветшего сатина. Краев выглянул из чердачного окна. К складу примыкал сарай, к крыше которого была прислонена лестница.
«Вот кое-что и прояснилось», — подумал следователь и пригласил понятых ознакомиться с обстановкой и следами на чердаке.
— А внуки у вашего деда Федора есть? — поинтересовался Краев, закончив составление протокола осмотра места происшествия.
— Сережка.
— Это который любит рыбачить?
— А вы его откуда знаете?
— Да уж знаю, недавно познакомились.
Дверь открыл Сережка. Увидев мужчину в милицейской форме, он побледнел и с трудом выдавил из себя:
— Дедушки дома нету.
— А нам ты нужен. — И следователь приставил к дырке на груди его выгоревшей сатиновой рубашки лоскуток. Края совпали.
— Ну как вы вчера порыбачили? Хорошо клевало?
— Мы вчера не рыбачили, — потупился мальчуган.
— Это на Оке, а на чердаке?..
— Откуда вы все узнали? Мишка, небось, выболтал?
— Нет, не Мишка. И куда улов дели?
— Сдали мы бутылки.
— Как это, сдали? Полные бутылки не принимают.
— Вылили все из них.
— Вот те на! И куда же?
— В ведра и вынесли в бак для пищевых отходов. Не пропадать же добру! А бутылки в ларек сдали.
— А на выручку что купили? Конфет, наверное?
— Нет, ничего не купили. В тире учились метко стрелять.
Краев выяснил, куда отвезли пищевые отходы из того бака, и узнал: поросята после утренней кормежки вдруг принялись с громким хрюканьем носиться по клеткам, дрались и вообще вели себя очень необычно.
— Ну прямо как пьяные! — недоумевал бригадир.
Он и не подозревал, что попал прямо в яблочко: поросята по милости пацанов отведали выдержанного армянского коньяка.
Фотография кассира
В городе Арамиле обворовали столовую. Событие это примечательно только тем, что отпечаток пальца преступника оказался на фотокарточке кассира, лежавшей вместе с деньгами в ящике взломанного кассового аппарата. Вор разорвал фотографию на две части и в этот момент оставил на ней след пальца. Отпечаток оказался на глянцевой стороне, причем частично на черном, а частично на белом фоне.
Чтобы сфотографировать его (а это было совершенно необходимо для раскрытия преступления), следователю пришлось проявить немалую изобретательность, поскольку ни один из известных способов не позволял получить качественный фотоснимок папиллярных линий на таком необычном фоне.
После нескольких экспериментов была применена такая оригинальная методика. След пальца преступника опылили цветным магнитным порошком «Агат», а затем наложили на него ватный тампон, смоченный в растворе ослабителя по Фармеру. Черный фон от этого обесцветился, что дало возможность получить четкий рисунок кожного узора пальца на белом фоне, сфотографировать его и поместить в картотеку следов, изъятых с мест нераскрытых преступлений.
Сравнивала этот пальцевой узор с другими электронно-вычислительная машина, работающая по программе «След-2». В результате было установлено, что след на фотографии кассира оставлен большим пальцем правой руки вора-рецидивиста И.С. Лукьянчикова, проживающего в Сысерти.
Ну обворовал столовую, а зачем фотокарточки-то рвать?
Следы кирзовых сапог
Первый снег, плавно кружась, падал на схваченную легким морозцем землю, в сизую рябь городского пруда, на руки и спины ребятишек, лепивших снеговика на берегу. Со смехом и радостными воплями дети водрузили на круглую голову снеговика дырявое ведро и, полюбовавшись на свое творение, разбежались по домам. На берегу осталась только девятилетняя Тоня Чаплюк, у которой родители работали в первую смену, а старший брат еще не вернулся со школьных занятий.
Снегопад скоро прекратился. Стало тихо, бело и торжественно. В такие минуты, кажется, нет места ничему дурному. Но если бы кто-нибудь наблюдал за берегом пруда, то увидел бы, что возле снеговика как из-под земли появился мужчина в рабочей одежде. Он заговорил с Тоней, потом взял ее за руку и повел вдоль берега к зарослям краснотала. Однако никого поблизости не оказалось. Когда дети после обеда снова собрались возле снеговика, Тони среди них уже не было. Не пришла она и домой.
Только вечером ее, едва живую, нашли в тех прибрежных кустах и тотчас отправили в больницу. Придя в себя после операции, девочка вспомнила, что ее позвал посмотреть на маленьких зайчиков какой-то дяденька, одетый в спецовку. Он завел ее в кусты, где вдруг больно схватил руками за шею. Больше Тоня ничего не запомнила и описать внешность преступника не смогла.
Единственное, что должно было помочь в его розыске, — это четкая дорожка следов, детально описанная следователем в протоколе осмотра места происшествия. На влажном снегу хорошо отпечатались подметки поношенных кирзовых сапог сорок первого размера, которые следователь еще и сфотографировал, отлил с них объемные гипсовые слепки-копии.
Два месяца велись самые интенсивные поиски, выдвигались, проверялись и отбрасывались различные версии, но затраченные усилия не дали сколько-нибудь ощутимого результата. Расследование по делу было приостановлено, однако розыскную работу милиция не прекращала.
Минул год. Многие жители поселка уже не вспоминали о страшном происшествии. Начала забывать о нем и сама Тоня. Не могли выбросить из памяти случившееся только родители девочки, следователь прокуратуры и сотрудники уголовного розыска. Последние не только не могли, но и не имели права забыть, что человек, виновный в тяжком преступлении, до сих пор безнаказанно разгуливает на свободе. Они искали его. И нашли.
Так в поле их зрения попал некий Торгаев, в сарае которого при обыске обнаружили закопанные в мусор поношенные кирзовые сапоги сорок первого размера. В них подозреваемый, как выяснилось, еще недавно ходил на работу в транспортный цех местного завода.
Торгаев отрицал свою причастность к преступлению, утверждая, что видит Тоню впервые, а в тот день лежал дома больной. Последнее обстоятельство подтвердили его жена и соседка. В бумагах заводской бухгалтерии нашлось и документальное подтверждение болезни — медицинский бюллетень. Сама девочка не смогла опознать насильника в группе других мужчин — прошло столько времени!
В такой непростой ситуации решающее «слово» было за сапогами. Только они могли «ответить», был ли Торгаев в момент происшествия на берегу пруда.
При сопоставлении подметок сапог с хранившимися при уголовном деле гипсовыми слепками и фотографиями эксперт-криминалист выявил многочисленные совпадения. Одинаковыми оказались размеры подметок и каблука, ширина выступающего ободка и промежуточной части, длина и форма переднего среза каблуков, места и размеры потертостей на них. Аналогичным было расположение и количество гвоздей, степень их утопления в подметки, другие характерные особенности.