ния отношений с иными землями, в особенности с правителями стран, имевших дипломатическое и торговое значение для Египта. Он заключал договоры со многими из этих царей и женился на нескольких чужеземных царевнах, дабы скрепить договорные узы. Это следует из его переписки с иноземными царями, сохранившейся в архиве глиняных табличек, обнаруженном в 1887 году.
Обычно рассказывают, когда речь заходит об обнаружении этого архива, что некая крестьянка собирала кизяк или что-то еще близ современной Телль-эль-Амарны, где расположены развалины города, некогда называвшегося Ахет-Атон (что означает «Горизонт солнечного диска»[132]). Сына Аменхотепа III, еретик Аменхотеп IV, более известный миру как Эхнатон, построил этот город в середине четырнадцатого столетия до нашей эры и перенес туда столицу.
Эхнатон наследовал Аменхотепу III, быть может, правил совместно с отцом на протяжении нескольких лет, до кончины Аменхотепа в 1353 году до нашей эры. Вскоре после обретения самостоятельности Эхнатон совершил то, что теперь именуют «амарнской революцией»: он повелел закрыть храмы в честь Ра, Амона и других главных египетских божеств, присвоил их сокровища и обеспечил себе неоспоримую власть, будучи одновременно главой правительства, главнокомандующим войска и верховным жрецом. Он запретил поклонение любым божествам египетского пантеона, кроме Атона, солнечного диска, которого ему — и только ему — дозволялось почитать лично.
Иногда в действиях фараона усматривают попытку впервые в истории утвердить монотеизм, ведь было введено именно единобожие; но на самом деле вопрос чрезвычайно спорный (недаром он вызвал многочисленные научные дискуссии). Для простых египтян имелись, по сути, два бога — Атон и Эхнатон, ибо народу позволялось молиться только Эхнатону, а он затем возносил молитвы Атону от имени прочих египтян. Эхнатон, вероятно, был еретиком и, возможно, даже религиозным фанатиком (до определенной степени), но при этом ему не откажешь в умении манипулировать людьми, присущем политикам. Его религиозная революция вполне могла быть просчитанным политическим и дипломатическим ходом, призванным восстановить царскую власть, которая в правление предыдущих фараонов мало-помалу оказывалась в руках жрецов.
Но Эхнатон не стремился разрушить все наследие предков. В частности, он признавал важность поддержания отношений с другими странами, особенно с правителями земель вокруг Египта. Он продолжил традицию своего отца по поддержанию дипломатических и торговых отношений с чужеземными царями, равно могучими и слабыми, в том числе с Суппилулиумасом и хеттами[133]. В своей столице, городе Ахет-Атон, он вел архив переписки с этими правителями и наместниками. Так складывался «амарнский архив» глиняных табличек, на которые случайно наткнулась местная крестьянка в 1887 году.
Первоначально архив размещался в городском «доме записей». Это была истинная сокровищница царской переписки с теми правителями, с которыми Аменхотеп и его сын Эхнатон поддерживали дипломатические отношения, включая сюда кипрских, хеттских, вавилонских и ассирийских царей. Также в архиве хранились послания местным ханаанским правителям и их ответы, в том числе письма Абди-Хепы из Иерусалима и Биридийи из Мегиддо. Корреспонденция местных правителей, как правило, вассалов египтян, изобилует просьбами о помощи, зато послания правителей великих держав (Египта, Ассирии, Вавилона, Митанни и Хеттского царства) пестрят упоминаниями о дарах и подношениях на гораздо более высоком дипломатическом уровне. Этот архив наряду с табличками восемнадцатого века до нашей эры, найденными в Мари, едва ли не первым документирует устойчивые международные связи бронзового века в Египте и Восточном Средиземноморье[134].
Послания написаны на аккадском, этом дипломатическом лингва франка той поры, которым пользовались при международных контактах, и насчитывает почти четыреста глиняных табличек. Поскольку сразу после обнаружения таблички распродали на рынке предметов старины, в настоящее время архив Амарны рассеян по музеям Великобритании, Египта, Соединенных Штатов Америки и Европы; отдельные таблички хранятся в Британском музее в Лондоне, Каирском музее в Египте, Лувре в Париже, Восточном музее университета Чикаго, музее искусств имени Пушкина в Москве и в музее Vorderasiatisches[135] в Берлине (фонды которого располагают почти двумя третями этих табличек)[136].
Приветственные дары и семейные отношения
Послания, включая копии писем иностранным правителям и ответов на эти письма, позволяют лучше понять торговые и международные связи времен Аменхотепа III и Эхнатона, то есть середины четырнадцатого века до нашей эры. Очевидно, что большая часть контактов подразумевала «подношение даров», причем на самом высоком уровне, от одного царя другому. Например, одно послание Аменхотепу III от Тушратты, царя Митанни в северной Сирии, который взошел на трон около 1385 года до нашей эры, начинается с абзаца, содержащего традиционные приветствия, а затем следует описание даров, отправленных вместе с письмом:
«Обращаюсь к Нибмуарейе [Аменхотепу III], царю Египта, моему брату! Так говорит Тушратта, царь Митанни, твой брат. У меня все хорошо. Ида будет все хорошо у тебя. Итого же желаю Келу-Хепе [твоей супруге]. Да будет все хорошо в твоей семье, с твоими женами, с твоими сыновьями, с твоими вождями [старейшинам], с воинами, с лошадьми, с колесницами и с твоей страной…
Отправляю тебе 1 колесницу, 2 лошадей, 1 прислужника мужского пола, 1 прислужницу женского пола, из добычи в земле Хатти. В знак приветствия моему брату я посылаю ему 5 колесниц, 5 групп лошадей. В знак приветствия Келу-Хепе, моей сестре, отправляю 1 набор золотых застежек, 1 набор золотых серег, 1 золотое кольцо масу и сосуд, полный «сладких масел».
акже направляю своего главного советника Келийю и с ним Тунипа-ибри. Пусть брат мой примет их должным образом, дабы они могли доложить мне, как следует, и я услышу приветствие моего брата и возрадуюсь. Да возжелает брат мой дружбы со мною, да направит брат мой ко мне своих посланцев, чтобы они донесли до меня его приветствие и я услышал»[137].
Другое царское послание, от Эхнатона к Бурна-Буриашу II, касситскому царю Вавилонии, содержит подробный перечень даров фараона. Перечисление этих даров занимает более трехсот строк на табличке — предметы из золота, меди, серебра и бронзы, сосуды с духами и сладким маслом, кольца, ножные браслеты, ожерелья, троны, зеркала, льняная ткань, каменные чаши и шкатулки из черного дерева[138]. Подобные длинные письма с сопоставимыми подробными перечнями даров, иногда отправлявшихся в качестве части приданого дочери, а иногда просто посылавшихся в подарок, поступали и от других правителей, например того же Тушратты Митаннийского[139]. Следует также отметить, что «посланниками», о которых упоминалось в этих письмах, нередко выступали высшие сановники, по сути, являвшиеся послами; кроме того, на эту роль назначали и купцов, которые, по-видимому, заботились одновременно о благе государства и о своем собственном.
В этих посланиях правители часто называли друг друга родичами, обращались друг к другу: «брат», «отец» или «сын», хотя, как правило, на самом деле не были связаны между собой родственными узами, и учреждали тем самым «торговые партнерства»[140]. По мнению антропологов, подобные шаги по созданию воображаемых семейных отношений характерны для доиндустриальных обществ и представляют собой попытку наладить торговлю в отсутствие реальных родственных связей или контролируемого государством рынка[141]. Так, царь Амурру писал царю соседнего Угарита (обе страны находились в прибрежной зоне северной Сирии): «Брат мой, внемли: я и ты, мы оба братья. Сыновья одного мужчины, мы братья. Почему же нам не быть в хороших отношениях друг с другом? Поделись со мною своим желанием, и я его исполню; а ты исполнишь мое желание. Мы двое — единое целое»[142].
Следует подчеркнуть, что эти два царя (из Амурру и Угарита) вряд ли были кровными родственниками или даже родичами через брак. И далеко не все правители одобряли этот «прямой» подход к дипломатическим отношениям. Хетты из Анатолии, как кажется, вообще отрицали такой подход — один хеттский царь написал другому правителю: «Почему я должен писать тебе как брату? Разве мы сыновья одной матери?»[143]
Не всегда ясно, какие отношения характеризует обращение «брата» (в противовес «отцу» и «сыну»), но в целом так обозначалось, как кажется, равенство в статусе или возрасте, а пара «отец/сын» использовалась для выказывания уважения. Хеттские цари, например, чаще использовали обращения «отец» и «сын» в своей переписке, чем правители остальных крупных ближневосточных держав, тогда как в «амарнском архиве» преимущественно встречается обращение «брат», будь то к могущественному царю Ассирии или к менее сильному царю Кипра. Представляется, что египетские фараоны воспринимали других ближневосточных правителей, своих торговых партнеров, как членов международного братства, независимо от возраста или срока правления[144].
В некоторых случаях, однако, корреспонденты и вправду состояли в родстве — через брак. К примеру, в посланиях Тушратты Митаннийского Аменхотепу III Тушратта называет супругу Аменхотепа Келу-Хепу своей сестрой, и это действительно было так (его отец отдал царевну замуж за Аменхотепа). Точно так же Тушратта выдал собственную дочь Таду-Хепу за Аменхотепа III по договоренности, которая превратила царя Митанни одновременно в зятя («брата) и тестя («отца») Аменхотепа. Посему одно из его посланий на вполне законных основаниях начинается так: «Передай… царю Египетскому, моему брату, моему зятю… Так говорит Тушратта, царь земли Митанни, твой тесть»