Глава 3Действие третье.Сражаясь за богов и страну[199]: тринадцатое столетие до нашей эры
Мы не знаем, что происходило в последние мгновения кораблекрушения, когда судно тонуло у юго-западного побережья Турции, близ мыса Улу-Бурун (можно перевести как «Большой выступ»), около 1300 года до нашей эры. Возможно, виной всему оказался налетевший шторм. Либо судно затонуло, напоровшись на скалы под водой? Либо команда покинула борт и намеренно затопила судно, чтобы люди и груз не попали в руки пиратов. Археологи не знают причин катастрофы и не уверены в «приписке» судна, месте его назначения и портах захода, зато они сумели поднять и восстановить груз, который свидетельствует, что это судно бронзового века, скорее всего, шло из Восточного Средиземноморья в Эгейское море[200].
Молодой турецкий ныряльщик за губками в ходе одного из первых своих «профессиональных» погружений обнаружил останки корабля в 1982 году. Он сообщил, что увидел «металлически лепешки с ушками», лежавшие на морском дне. Шкипер лодки, с которой нырял молодой человек, понял, что за этим описанием скрываются распространенные в бронзовом веке слитки в форме шкур (они выглядят как растянутая шкура забитого быка или коровы). Археологи из Института подводной археологии (ИПА) при Техасском сельскохозяйственном и политехническом университете специально показывали шкиперу фото таких предметов и просили поискать их на дне.
Группу археологов, занимавшуюся поиском подобных шкур, возглавлял Джордж Басс, пионер подводной археологии 1960-х годов; он увлекся этим занятием, еще будучи аспирантом в университете штата Пенсильвания. В ту пору современный автономный аппарат для дыхания под водой («скуба») был сравнительно новым изобретением, и работа Басса у мыса Гелидония близ побережья Турции стала первой морской экспедицией по раскопкам бронзового века, когда-либо проводившейся профессиональными археологами в этом регионе.
Выводы Басса, который заявил, что у мыса Гелидония потерпел крушение ханаанский корабль, следовавший в Эгейское море и затонувший приблизительно в 1200 году до нашей эры, были встречены скептически и вызвали горячую дискуссию после официальной публикации отчета в 1967 году[201]. Большинство археологов отказывались признавать существование какой-либо торговли и контактов между Эгейским бассейном и Ближним Востоком в глубокой древности, более трех тысяч лет назад, а уж мысль о том, что хананеи плавали в Средиземном море, и вовсе казалась смехотворной. Поэтому Басс поклялся отыскать еще один корабль бронзового века до завершения своей научной карьеры, чтобы доказать, что его выводы о крушении у мыса Гелидония вполне обоснованны. Шанс представился в 1980-х годах благодаря находке у мыса Улу-Бурун, которая датируется приблизительно 1300 годом до нашей эры, то есть на сто лет старше корабля с мыса Гелидония.
Улу-бурунский корабль
Современные историки предполагают, что улу-бурунский корабль вышел в море из египетского или ханаанского порта (возможно, из Абу-Хавама, располагавшегося на территории нынешнего Израиля) и по пути заходил в Угарит на севере Сирии и, быть может, на остров Кипр. Затем он двинулся на запад, в Эгейское море, следуя линии южного побережья Анатолии (современная Турция). По пути команда принимала на борт сырое стекло, сосуды для хранения провизии, заполненные ячменем, смолой, специями и, возможно, вином, а также самый ценный груз — почти тонну оловянной и десять тонн медной руды, которые предстояло соединить для получения важнейшего металла эпохи, то есть бронзы.
По грузу корабля мы можем судить с достаточной уверенностью, что судно двигалось на запад от Леванта, по-видимому, в направлении какого-либо портового города на Эгейском море — вероятно, тех нескольких портов материковой Греции, которые обслуживали стольный град Микены (или, может быть, в направлении другого крупного города, скажем, Пилоса на материке или Коммоса и даже Кносса на Крите). Одного того факта, что нашелся корабль, шедший с востока на запад в позднем бронзовом веке, уже было довольно, чтобы подтвердить гипотезу Басса и полностью изменить мнение современных ученых о масштабах торговли и международных контактов более трех тысяч лет назад. Сегодня нам известны три подлинных судна бронзового века, при этом улу-бурунский корабль — крупнейший и «богатейший» из них и он полностью исследован.
Владелец судна и «инвесторы», финансировавшие это плавание, нам неизвестны. Существует немало версий относительно порта приписки этого судна и объяснений, почему оно оказалось там, где затонуло. Возможно, оно отправилось в коммерческий рейс, его наняли ближневосточные или египетские торговцы — быть может, с ведома и одобрения египетского фараона или ханаанского царя. Или оно было отправлено по прямому указанию фараона или царя, с грузом даров от одного государя к другому, как часто поступали в амарнский период, несколькими десятилетиями ранее. Либо это судно снарядили микенцы, оно ушло на «закупки» в Восточное Средиземноморье и затонуло на обратном пути. Торговцы на его борту, быть может, приобретали сырье и другие материалы, которых было не найти в самой Греции, — например, олово и медь, а также тонны терпентинной смолы (из древесины фисташкового дерева), которые предназначались для изготовления ароматных жидкостей — «духов» — в Пилосе (материковая Греция), откуда готовый товар переправлялся назад, в Египет и Восточное Средиземноморье. Словом, недостатка в возможных сценариях плавания нисколько не ощущается. Если получателями груза являлись именно микенцы, то они наверняка с нетерпением ожидали прихода судна, так как на нем было достаточно сырья для того, чтобы снарядить войско из трехсот человек бронзовыми мечами, щитами, шлемами и доспехами, не считая драгоценной слоновой кости и прочих экзотических материалов. Ясно, что день, когда судно затонуло примерно в 1300 году до нашей эры, стал для кого-то поистине черным днем.
Улу-бурунский корабль затонул в довольно глубоком месте: его корма сегодня лежит в 140 футах ниже поверхности, а остальная часть судна уходит под углом на глубину 170 футов. Нырять на глубину 140–170 футов опасно, поскольку эта метка превышает пределы безопасного погружения со скубой. Водолазам ИПА разрешалось всего два погружения в день, по двадцать минут пребывания под водой каждое.
Кроме того, на этих глубинах повышенный уровень вдыхаемых газов может привести к наркотическому эффекту. Работая так глубоко, говорил Басс, чувствуешь, будто выпил парочку бокалов мартини перед спуском, и потому каждое погружение и каждое движение под водой требовалось спланировать заранее.
На протяжении почти десятка сезонов, с 1984 по 1994 год, команда водолазов совершила более двадцати двух тысяч погружений без единой серьезной травмы, что свидетельствует о принимавшихся мерах предосторожности (и о том, что за подготовкой ныряльщиков следил бывший «котик» из военно-морского флота США)[202]. В результате удалось составить план древнего затонувшего судна и его груза с точностью до миллиметра, ничуть не уступавший дотошностью планам сухопутных раскопок, несмотря на большие глубины, на которых приходилось работать. Ныряльщики вдобавок доставили на поверхность тысячи предметов, которые археологи изучают до сих пор.
Сам корабль изначально имел около пятидесяти футов длины. Его отличала надежность постройки, борта и киль были из ливанского кедра, в конструкции корпуса использовался метод шипов в гнездах[203]. До этой находки самым древним судном в Средиземном море, построенным по этой технологии, считался киренийский корабль, обнаруженный у побережья Кипра и датируемый эпохой на тысячу лет спустя (около 300 года до нашей эры).
Медные слитки, которых на борту оказалось более 350, было особенно трудно извлекать и поднимать на поверхность. За три тысячи лет под водой, сложенные, что называется, как сельди в бочке, четырьмя отдельными рядами, они изрядно разрушились и готовы были развалиться от малейшего усилия. В конце концов археологи-реставраторы из команды Басса предложили применить особый клей, который впрыскивали в остатки слитков и который затвердевал под водой в течение года. Этот клей в конечном счете закреплял фрагменты разрушенных слитков, и так удалось поднять их на поверхность в относительной целости.
Но на борту судна было намного больше грузов, чем эти медные слитки. Выяснилось, что трюм улу-бурунского корабля заполнен просто невероятным ассортиментом товаров со всех концов известного тогда мира. На борту отыскались товары как минимум из семи стран, царств и империй. В дополнение к основному грузу (десять тонн кипрской меди, тонна олова и тонна терпентинной смолы) корабль вез два десятка бревен черного дерева из Нубии, почти двести слитков сырого стекла из Месопотамии, в основном темно-синих, но также светло-синих, фиолетовых и даже оттенка меда/янтаря; около 140 ханаанских сосудов для провизии, двух или трех основных размеров, где хранились терпентинная смола, виноград, гранаты и фиги, а еще специи, например кориандр и сумах[204]; глиняная утварь с Кипра и из Ханаана, в том числе масляные лампы, миски, кувшины и сосуды; скарабеи из Египта и цилиндрические печати из других регионов Ближнего Востока; мечи и кинжалы из Италии и Греции (некоторые из них, возможно, принадлежали членам экипажа или пассажирам судна), включая меч с наборной рукоятью из черного дерева и слоновой кости; и даже каменный скипетр с Балкан. Еще обнаружили золотые ювелирные изделия, в том числе подвески, и золотую чашу; сосуды слоновой кости для косметики; медные, бронзовые, оловянные чаши и другие сосуды; двадцать четыре каменных якоря; четырнадцать кусков от бивней гиппопотама и один слоновий клык; шестидюймовую статуэтку ханаанского божества из бронзы, отделанную золотом (если предположить, что она изображала покровителя и защитника судна, надо признать, что со своей задачей божество не справилось)