Прежде археологи полагали, что город был разрушен в конце тринадцатого века до нашей эры, около 1230 года (а поселение слоя VII погибло еще раньше)[336], но теперь датировку разрушения слоя VI пришлось существенно скорректировать благодаря усилиям экспедиции Уссишкина — в первую очередь из-за находки бронзовой таблички, возможно, части дверного засова, с картушем Рамсеса III. Эта табличка находилась среди скопища поломанных и ущербных бронзовых артефактов, обнаруженных под обломками разрушения города слоя VI[337].
Как и в случае с «пеналом» Рамсеса III в Мегиддо, археологический контекст находки в Лахише указывает на то, что разрушение города должно было произойти в правление Рамсеса III или вскоре после его царствования. Поэтому Уссишкин первоначально датировал катастрофу приблизительно 1150 годом до нашей эры, опираясь на тот факт, что бронзовая табличка не могла быть изготовлена до вступления Рамсеса III на престол в 1184 году до нашей эры, а также на убеждение в том, что нужно «выделить некоторое время для использования таблички, для того чтобы ее отломали и в конце концов положили к другим поломанным и ущербным бронзовым артефактам»[338].
Впоследствии Уссишкин пересмотрел датировку и предложил 1130 год до нашей эры на основании находки скарабея Рамсеса IV, вероятно, в том же археологическом слое, предыдущей британской экспедицией, и по аналогии с Мегиддо-VII; Уссишкин заявил, что если Мегиддо просуществовал настолько долго, то же самое должно быть справедливо и для Лахиша[339]. Другой исследователь недавно отметил, что существует, похоже, еще один скарабей Рамсеса IV — в гробнице 570 в Лахише; при этом он подчеркнул, что прочтение имени на обоих скарабеях не является однозначным и что стратиграфия[340] первой находки не полностью очевидна[341].
Если коротко, то в очередной раз, как и с другими поселениями, рассмотренными ранее, не совсем понятно, кто несет ответственность за разрушение Лахиша и даже когда это случилось; с уверенностью мы можем только сказать, что данное событие имело место в правление Рамсеса III или сразу после его царствования. Уссишкин пишет: «Свидетельства указывают на разрушение слоя VI сильным и целеустремленным врагом, однако археологические данные не содержат прямых сведений к пониманию личности этого врага, причин его жестокости или непосредственных обстоятельств падения города»[342]. Также он добавляет, что предыдущие исследователи выдвигали троих «кандидатов в разрушители»: это египетское войско, древнееврейские племена и вторгшиеся на Ближний Восток «народы моря»; сам Уссишкин комментирует, что «никаких признаков сражения найти не удалось, не считая одного бронзового наконечника стрелы… обнаруженного в доме с колоннами в зоне S»[343].
Представляется маловероятным, что к уничтожению Лахиша могли быть причастны египтяне, поскольку город, как уже говорилось, процветал под их правлением и активно с ними торговал, что следует из обнаружения в руинах нескольких артефактов с картушами египетских фараонов. Но вполне возможно, что разрушение Лахиша учинили израильтяне под командованием Иисуса Навина, как полагал Уильям Ф. Олбрайт из университета Джонса Хопкинса, пусть даже он датировал уничтожение города периодом около 1230 года до нашей эры[344].
Что касается выводов Уссишкина, он называет наиболее вероятной причиной гибели поселения VI в Лахише нашествие «народов моря». Здесь он следует Ольге Тафнелл, которая вела раскопки в Лахише до него[345]. При этом он не приводит никаких доказательств данной гипотезы и фактической причастности «народов моря» к гибели города; на самом деле мы просто наблюдаем конечный результат (разрушение) без понимания того, кого в том винить. Вдобавок 1130 год до нашей эры — слишком поздняя датировка для обвинения «народов моря», поскольку она отстает от известной хронологии примерно на четыре десятилетия, как и датировка уничтожения Мегиддо. Стоит отметить, что Уссишкин может ошибаться, увязывая разрушение Лахиша с гибелью Мегиддо и датируя оба события настолько поздно; нет ни малейших оснований объединять эти два события, а его первоначальная датировка (около 1150 года до нашей эры или, возможно, даже ранее, если бронзовая табличка Рамсеса III не находилась в использовании слишком долго) является более обоснованной.
Также возможно, что причиной гибели города слоя VI стало сильное землетрясение. Тела четырех человек, найденные в «доме с колоннами», имеют все признаки того, что «люди, по-видимому, очутились ловушке и были раздавлены падающими камнями, когда пытались выбраться». Ребенок двух или трех лет либо задохнулся, «придавленный лицом к земле», либо умер, когда «пробовал выползти наружу», тогда как младенца «то ли просто кинули наземь, то ли он упал сам»[346]. Эти замечания, с учетом того что в развалинах Лахиша до сих пор не найдено никакого оружия, указывают на природу, а не на антропогенный фактор, как на вероятную причину катастрофы; подобное, возможно, имело место и в других поселениях региона ближе к концу позднего бронзового века[347]. Данную гипотезу опровергает тот факт, что археологи не нашли иных доказательств землетрясения, наподобие треснувших или наклонившихся стен. Кроме того, новый ханаанский храм, возведенный в зоне Р Лахиша, был, как представляется, разграблен до своего разрушения огнем, а это все-таки подразумевает человеческую ответственность[348].
Если суммировать — как и в случаях Асора и Мегиддо, остается неясным, кто уничтожил Лахиш VI слоя или более ранний Лахиш-VII. Оба поселения (или ни одно из них) могли быть опустошены «народами моря» или кем-то — или чем-то — еще. Как замечает Джеймс Уайнстайн из Корнельского университета, «не исключено, что «народы моря» причастны к истреблению египетских гарнизонов в южной и западной Палестине, однако мы должны допустить возможность того, что группы иных народов являются ответственными за разорение поселений в других районах страны»[349].
Филистимское Пятиградие
Особый интерес представляют поселения в южной части Ханаана, в том числе те, которые в Библии и в других источниках характеризуются как принадлежавшие к так называемому филистимскому Пятиградию. Это пять основных городов филистимлян: Ашкелон, Ашдод, Аккарон (Экрон), Газа и Гат.
В конце позднего бронзового века ранние ханаанские поселения в Аккароне и Ашдоде были полностью истреблены, и на их месте возникли новые поселения, где отмечено почти абсолютное изменение материальной культуры, включая керамику, очаги, бани, кухонную утварь и архитектуру. Это, как представляется, указывает либо на смену населения, либо на массовый приток мигрантов — предположительно, филистимлян — после упадка Ханаана и вывода египетских сил из этой области[350].
Труде Дотан, почетный профессор Еврейского университета в Иерусалиме и бывший содиректор раскопок в Экроне (на территории современного города Тель-Микне), описывает город конца позднего бронзового века в Аккароне следующим образом: «В зоне 1 — верхний город, или акрополь, — мы наблюдаем полное разрушение ханаанского города позднего бронзового века вследствие пожара. Здесь следы уничтожения очевидны: это и остатки крупного хранилища из сырцового кирпича, и спекшаяся чечевица и фиги в сосудах для хранения, и большая, хорошо сохранившаяся силосная яма; все погребено под завалами обрушившихся глиняных кирпичей… Новый филистимский город лежит поверх разрушенного ханаанского поселения позднего поселения бронзового века и также занимает открытое пространство нижнего города среднего бронзового века»[351].
Аналогичная картина, похоже, характерна и для Ашкелона, где недавние раскопки засвидетельствовали превращение поселения от «ставки» египетского гарнизона в филистимский морской порт приблизительно в первой половине двенадцатого столетия до нашей эры — вероятно, сразу после царствования Рамсеса III, если судить по нескольким скарабеям с его картушами. В Ашкелоне, однако, переход, по-видимому, носил мирный характер — по крайней мере насколько можно судить по ограниченной области, где сегодня ведутся раскопки. Археологи сообщают о «внезапном появлении новых культурных образцов в архитектуре, керамике, продуктах питания и ремеслах, в частности в ткачестве». Они связывают эти перемены с «народами моря», конкретно с филистимлянами, и приписывают их миграциям из микенского мира[352].
Тем не менее наше представление о ситуации в Ханаане в конце позднего бронзового века ни в коей мере не является окончательным. Пусть в своей классической статье 1995 года о пришествии филистимлян в Ханаан Ларри Стейгер из Гарвардского университета говорит, что филистимляне «истребили города коренного населения и заменили те своими собственными по четырем углам завоеванной территории»[353], Ассаф Ясур-Ландау из университета Хайфы недавно поставил этот традиционный тезис под сомнение, как мы увидим ниже.