Обзор теории комплексности
Как уже отмечалось в начале этой главы, так называемый «бронзовый коллапс», или катастрофа конца позднего бронзового века, широко обсуждалась и обсуждается в ученом мире. Роберт Дрюс попытался подойти к проблеме комплексно, посвятил каждую главу своей книги 1993 года обсуждению различных потенциальных причин. Не исключено, что некоторым факторам он придал чрезмерное значение, а другие недооценил; например, он попросту отмахнулся от гипотезы системного коллапса, зато упорно отстаивал собственную теорию гибели цивилизации в результате развития военного дела (с этой теорией согласны, мягко говоря, далеко не все исследователи)[529].
Сегодня, через двадцать лет после выхода работы Дрюса и после нескончаемых дискуссий и потока академических публикаций по данной теме, по-прежнему нет и намека на консенсус относительно того, какова была причина разрушения поселений на территории основных держав цивилизации позднего бронзового века. Проблему можно сжато резюмировать следующим образом.
Основные соображения
1. Налицо ряд отдельных культур, процветавших в пятнадцатом-тринадцатом столетиях до нашей эры в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье: микенцы, минойцы, хетты, египтяне, вавилоняне, ассирийцы, хананеи и киприоты — все они были независимыми, но последовательно взаимодействовали друг с другом, особенно в рамках международных торговых путей.
2. Очевидно, что многие города были разрушены и культуры позднего бронзового века, какими их знали люди Эгейского бассейна, Восточного Средиземноморья, Египта и Ближнего Востока, погибли около 1177 года до нашей эры или вскоре после того.
3. Не предложено (и не найдено) ни одного неоспоримого доказательства, позволяющего установить виновников и причину этой катастрофы, в результате которой цивилизация пала в конце позднего бронзового века.
Обсуждение возможностей
Существует множество причин, которые могли привести или способствовали катастрофе конца позднего бронзового века, но ни одна из них, как представляется, не могла вызвать этот крах сама по себе.
А. Очевидно, что в этот период происходили землетрясения, но, как правило, города и поселения отстраивались заново.
Б. Есть задокументированные свидетельства голода, а также археологические доказательства засухи и изменения климата в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье, но опять-таки общество обычно справлялось с подобными бедствиями.
В. Имеются косвенные свидетельства внутренних восстаний в Греции и в других местах, в том числе в Леванте, но прямые подтверждения этому не найдены. Как правило, общество сравнительно быстро оправлялось от таких бунтов. Кроме того, сложно представить (несмотря на современный опыт Ближнего Востока), чтобы восстания произошли на столь обширной территории и занимали столь длительный период времени.
Г. Есть археологические доказательства иноземного вторжения — во всяком случае, прибытия переселенцев из Эгейского бассейна, западной Анатолии, с Кипра (или отовсюду разом) в Леванте, от Угарита на севере до Лахиша на юге. Некоторые местные города были разрушены, а затем заброшены; другие оказались оккупированными, а третьи и вовсе не пострадали.
Д. Ясно, что международное торговое сообщение ослабело (если не полностью прекратилось) в указанный период, но в какой степени это могло бы повлиять на различные культуры, не совсем понятно — даже при условии того, что некоторые из них целиком зависели от иноземных товаров, как было в Микенах.
Верно, что порой общество не в состоянии справиться с вторжением или землетрясением, не способно пережить засуху или восстание, однако на данный момент, за неимением лучшего объяснения, все выглядит так, будто логичнее всего предположить, что в нашем случае сказались все эти факторы одновременно, итогом чего и стал крах доминирующих царств и обществ позднего бронзового века. На основании доказательств, имеющихся сегодня, мы вправе рассуждать о системном коллапсе, спровоцированном серией событий, объединенных друг с другом благодаря эффекту умноженного воздействия — когда один фактор влияет на все остальные, тем самым усугубляя следствия каждого. Возможно, люди позднего бронзового века могли бы пережить одну катастрофу, наподобие землетрясения или засухи, но не сумели справиться с совокупностью бед — землетрясений, засухи и иноземного вторжения (ведь одна беда приходила на смену другой очень быстро). А далее сработал эффект домино, из-за которого гибель одной культуры обернулась падением прочих. Учитывая глобализованный характер тогдашнего мира, крах даже одного общества для международного торгового сообщения и экономики уже был достаточно разрушительным для того, чтобы вызвать гибель других. Если так все и было, остается лишь оплакать их участь.
Тем не менее, вопреки моим рассуждениям выше, системный коллапс может оказаться и чрезмерно упрощенным объяснением как глобальная причина завершения позднего бронзового века в Эгейском бассейне, Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке[530]. Вполне возможно, что понадобится привлечь так называемую комплексную науку, корректнее, теорию комплексности, дабы составить наивозможно ясное представление о крахе этой цивилизации.
Теория комплексности есть изучение комплексной системы (или набора систем) с целью объяснения «феноменов, возникающих из совокупности взаимодействия объектов». Эту теорию применяют в попытках объяснить — и порой успешно разрешить — столь разнообразные проблемы, как дорожные заторы, скачки фондового рынка, лечение болезней вроде рака, изменения климата и даже войны, о чем недавно писал Нил Джонсон из Оксфордского университета[531]. За последние несколько десятилетий эта теория, детище математики и компьютерных наук, проторила путь в международные отношения, бизнес и другие сферы, однако к ней почти не обращались в сфере археологии. Любопытно, что Кэрол Белл кратко затронула (возможно, пророчески) эту тему в своей работе 2006 года, посвященной эволюции и изменениям торгового сообщения в Леванте с конца позднего бронзового века до железного века. По мнению Белл, данная теория выглядит перспективным подходом, который может быть полезен как объяснительная модель причин упадка ближневосточной цивилизации[532].
Как пишет Джонсон, для того чтобы какая-либо проблема могла сделаться потенциальным кандидатом для применения комплексности, она должна подразумевать наличие системы, «содержащей совокупность многих взаимодействующих объектов, или агентов»[533]. В нашем случае «агентами» выступают отдельные культуры, существовавшие в регионе в позднем бронзовом веке: микенцы, минойцы, хетты, египтяне, хананеи, киприоты и так далее. Согласно теории комплексности, поведение этих объектов подвержено воздействию воспоминаний и «обратной связи» на основании событий, случившихся в прошлом. Они способны адаптировать свои стратегии частично на основании знаний о предыдущей истории. Автомобилисты, например, в целом обычно знакомы с параметрами дорожного движения в местах проживания и потому могут на основе этого опыта составить наиболее быстрый маршрут движения до работы или домой. Если возникает затор или «пробка», они сворачивают на альтернативный маршрут, чтобы избежать затруднений[534]. Аналогичным образом в конце позднего бронзового века купцы-мореходы из Угарита или других поселений, возможно, принимали соответствующие меры, чтобы избежать встреч с вражескими кораблями и попадания в области, где действовали такие корабли и вообще бесчинствовали мародеры; в том числе это касалось побережья земли Лукка (то есть поздней Ликии в юго-западной Анатолии).
Джонсон также указывает, что система обычно «жива», подразумевая, что она развивается нетривиальным, зачастую весьма сложным образом, а также «открыта», то есть доступна для внешнего влияния со стороны окружения. По словам Джонсона, это означает, что нынешние фондовые рынки, о которых аналитики в профессиональных беседах говорят так, будто это живые, дышащие организмы, могут реагировать и откликаться на внешние поводы (новости о доходах конкретной компании или о событиях на другой стороне земного шара). Точно так же Шерратт — в своем сравнении, опубликованном десять лет назад и процитированном выше, — описывает сходства между миром позднего бронзового века и нашими собственными «все более и более однородными, но неконтролируемыми мировыми экономикой и культурой, где… политическая неопределенность на одной стороне мира может радикально повлиять на экономику регионов, отделенных тысячами миль»[535]. Подобные влияния (или факторы стресса) в «системе» Эгейского бассейна и Восточного Средиземноморья конца позднего бронзового века видятся вполне вероятными, возможными и мыслимыми — землетрясения, голод, засуха, изменения климата, внутренние восстания, внешние вторжения и разрыв торговых связей, как излагалось ранее.
Наиболее важное условие, как представляется, заключается в словах Джонсона о том, что система демонстрирует явления, каковые «как правило, вызывают удивление и могут доходить до крайности». Он уточняет, что это «в основном означает следующее: случиться может все, что угодно, и если подождать достаточно долго, случится обязательно». В его примере все фондовые рынки рано или поздно приходят к краху, а все дорожные системы рано или поздно закупориваются «пробками». Данные события обычно возникают непредвиденно, и нет возможности предсказывать их заранее, даже если хорошо известно, что они могут произойти и непременно произойдут[536]