Она не удержалась и подпрыгнула. Ура! Билеты! Совсем скоро они сядут в поезд и отправятся отсюда восвояси. Настроение поползло вверх. Коля явно жаждал пообщаться по-английски, и Полина, напустив на себя важный вид, спросила:
— Алфавит выучил?
— Эй, би, си, ди, и, эф, джи, аш…
— Эйч!
— Эйч, ай, джей, ка…
— Кей!
— Лэ, мэ, нэ…
— Ну, это грузинский какой-то, Коля! Так нельзя разговаривать. Как будет: это кошка?
— Зис ис э кэт.
— Забыл уже! Быстро проводим языком между зубами.
— Ззз…
— Нет, не «з» а «th»!
— Да я и говорю — «з»!
— Нет, ты слышишь, как я произношу?
— Да.
— Ну ведь не «з»?
— Не.
— Вот! Тренируйся.
— Здорово, племянница! — в залу вошел Костя, — вы когда уезжаете?
— Послезавтра вечером.
— Это самое, мы завтра на даче у Коляна собираемся, хочешь с нами?
— Хочу. А это далеко?
— Не, вечером батя тебя привезет, а послезавтра утром заберет.
— Я у бабушки отпрошусь…в смысле, скажу бабушке.
— Ну, лады! А Кольку ты не учи, он тупой, — Костя усмехнулся и убежал.
— Сам ты, блин, тупой, — обиженно сказал Коля.
Полина плюхнулась в кресло и демонстративно открыла давно прочитанные «Грезы любви». А Коля все стоял посреди комнаты, нескладный, в линялой старой футболке и потертых тренировочных, и смотрел тоскливо: ему больше не с кем было поговорить. «Эндрю Блэк был сломленным, опустившимся типом, — читала Полина, — вернувшимся в Южную Каролину после попытки добраться до Калифорнии. Ему ничего не оставалось, как вернуться на Восток и, постепенно спиваясь, доживать остаток жизни. Однако в один прекрасный день сестра его жены, которой исполнилось всего четырнадцать лет, огорошила его просьбой помочь переправить на Север фургон с беглыми рабами. Эта девчонка, Полли, оказывается одной из членов подполья, помогавшего беглым рабам, и ее мужество и бесстрашие вкупе с преданностью и дружбой, питаемыми к чернокожему юноше, мало-помалу заставляют Блэка пересмотреть свое отношение к жизни…».
— Коль?
— А?
— Что ты собираешься делать дальше?
— Пойду половик вытряхну.
— Нет, я имею в виду вообще, в жизни?
— Не знаю. Не думал как-то. А че?
— Ты не думал? Ну, чего тебе хочется? Учиться, жениться?
— Учиться…Скажешь тоже. Мне ведь скоро тридцатник, Полька. Жениться — нет, спасибо, уже там был, больше не хочется.
— У тебя жена была?
— Была да сплыла. Че, буду бате помогать, а еще у нас тут стройка новая скоро, пойду опять работать.
— А что, если бы ты поехал в Алмаату, выучил английский, а потом махнул на стройку за границу?
— На кой ляд я им там сдался? Своих нет, что ли?
— Все возможно! Надо только очень сильно чего-то захотеть. Подумай, ведь это твое самое-самое заветное желание. Я почему говорю — у моей знакомой брат так уехал.
— Если очень захотеть, можно круто залететь. В жизни, Полька, не так все просто. Жизнь, она как-то криво устроена, понимаешь? Нет, ты еще мелкая, не понимаешь ты ни хрена.
— Не знаю, мне кажется, ты мог бы что-то сделать… Вот скажи — «th»!
— Ну, «th»!
— Вот! Видишь? А две минуты назад это было позорное «з». Я вижу в тебе большой потенциал. Не сомневайся.
Коля улыбнулся и стал похож на резинового утенка.
— Спасибо, сеструха.
«Наконец-то Коля ушел. Конечно, он ни на что не годен, — уже вечером его пьяный язык будет не в состоянии произнести даже «эй, би, си», — ну да ладно. Хотя жаль его, конечно. Почему жизнь засасывает одних людей, как болото, а другие могут сделать рывок и всё изменить? Вот как мои бабушка и дедушка, они ведь остались в Ленинграде после войны. А могли бы вернуться и жить тут, в доме с баней… Еще утром ели жареную рыбу, которую поймал Николай, а на ужин опять будет какой-нибудь тетизинин суп. Вот тоска! Ирина, кажется, напрочь забыла о том, какая она была вчера, веселилась, подарила мне на память браслет, дутый, с зеленым камушком. Когда я садилась в машину, она поцеловала меня в щеку и сказала, что их дом всегда открыт для меня. Чудесная женщина. Зря вышла она за этого мерзкого Николая. Я никогда бы не стала связывать свою жизнь с человеком только из-за денег. Или из-за секса. Хотя, откуда мне знать, я ведь еще ни разу ни с кем… Жаль, что мы приехали не к Ирине. Были бы чудесные каникулы, доили бы коров, читали книжки и загорали. А тут опять скукотища.
Бабушка ушла в очередные гости. Удивительно, сколько народу ее до сих пор помнит! Они ведь, старушки эти, наверное, из города У. ни разу и носа не высунули, и бабушка для них — это такой пример success story. Получается, что мы с мамой совсем другие, на наших родственников не похожи ни внешностью, ни интересами. Может, конечно, у меня это, как называется… снобизм? Все-таки у нас Пушкин не два дня прожил… Хотя все это ерунда. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть, и я обо всем этом думать перестану. Тем более что завтра я приглашена на дачу к Коляну, и там, конечно, будет Вован. Тьфу, почему я пишу «Вован»? Заразилась. Нет, я вообще не понимаю, зачем писать о нем, я через месяц и не вспомню, что был такой смазливый казахский…кто? Не мальчик же. Юноша — для него как-то выспренно. Guy. Cute Kazakh guy».
Вечером, когда тетя Зина пришла смотреть сериал, Полина отправилась в баню. В предбаннике висело зеркало, покрывшееся от старости бурым налетом. Вертясь перед ним в разные стороны, Полина изучала себя, и радовалась, что грудь у нее уже не такая маленькая, как еще два месяца назад. Пожалуй, такими темпами по размеру бюстгальтера она скоро обгонит Юльку Кипелову, и тогда Лешка…
В дверь постучала бабушка. Она пришла помочь Полине вымыть голову.
— Бабуль, а бабуль, — начала Полина из-под пенной шапки, — меня Костя позвал на дачу к его другу завтра. Отпустишь?
Бабушка не ответила.
— Бабуль! — позвала Полина.
— Что? Извини, я задумалась…
— На дачу. К Костиному другу. Завтра. Отпустишь?
— Это какой друг? Казах?
— Нет, мелкий такой, конопатый.
— А кто там будет?
— Ну, всякие другие друзья.
— Что, только мальчики?
— Нет, и девочки тоже, — сказала Полина, хотя не знала наверняка, и в рот тут же попало мыло — тьфу!
— А из взрослых кто? Глаза закрой.
Пока на Полину лилась вода, она прикидывала, что ответить.
— Ну, кто-то, — прошептала она.
— Полина, если там никого взрослых, на ночь я тебя не отпущу.
— Ну, бабуля! Все везде ходят давно, только я, как маленькая… Мне уже пятнадцать, между прочим. Пятнадцать!
— Да, это возраст! А что я матери скажу потом? Отпустила одну неизвестно с кем и без взрослых.
— Как неизвестно с кем? Ты что, Костю не знаешь?
— Костя такой же, как ты — без году неделя.
— Ага, но его почему-то отпускают. И не говори мне, что он мальчик. В наше время решен вопрос половой дискриминации.
— Упрямая ты, как осел. Я Геннадия спрошу, что там за компания, потом поговорим.
Полина рассердилась.
— Как по бабкам своим меня таскать, так «посмотрите, какая у меня внучка взрослая», — пробубнила она, — тьфу!
— Рот закрой, — усмехнулась бабушка, — а то пузыри до утра пускать будешь.
Костя с серьезным видом дал показания: на даче, конечно же, имеется взрослый человек — тетка Коляна. Подробности — что тетя эта целый день копается в огороде, не замечая ничего вокруг, а по вечерам уходит к соседке пить горькую и раскладывать пасьянсы — он опустил. Бабушка была вынуждена дать согласие, тем более, что тетя Зина, уверенная в благонадежности сына, высказалась за. Если бы Полина не была так занята мыслями о предстоящей поездке, она бы заметила, что бабушка ходит какая-то грустная…
Следующим вечером Полина стояла на берегу реки Жупарь и пробовала ногой воду. Загорелый мокрый Вован с сигаретой в зубах валялся рядом на берегу, она чувствовала, как его взгляд щекочет ей кожу. Кроме нее в компании, к сожалению, были еще две девочки — Костина одноклассница, стройная, смуглая брюнетка Марина, чья изящная тень чуть-чуть задевала Вована, — и Люда, сестра Коляна, рыженькая, пухлая, со сплюснутым, как у персидского кота, носом. Имелись и новые представители мужского населения города У., Вася и Саша, при виде которых у Полины случилось дежа-вю: они напоминали Лорену и Даниэлу из Лбищенска.
Полина уже успела два раза выиграть в «дурака» у всей компании, и была собой очень горда. Пока все шло довольно сносно: Вован встретил ее как хорошую знакомую. То есть спросил, как дела и чего нового. Полина, конечно, ответила, что дела нормально и нового нет ничего, потому что, когда второй раз встречаешься с человеком, очень трудно определить, что именно считать новым. Странное дело: Вован показался ей еще более симпатичным, и ей даже стало немного жаль, что она совсем скоро уезжает. Портило вечер одно — как только машина дяди Гены скрылась за поворотом, стало ясно, что кое-кто совсем не рад приезду питерской гостьи. Видимо, Вован представлял интерес не только для неё.
— Эй, племянница! Давай лезь! — крикнул ей мокрый Костя, стоя по пояс в воде. — Вода хорошая!
— Тут мелко! — пискнула чуть дальше голова Коляна.
— Мелко-то мелко, а Пиндюря утонул, — тихо сказала Люда.
— Кто? — переспросила Полина.
— Пиндюря, — ответил Вася, — в прошлом году. Хороший пацан был. Но ты не боись, это потому что он здорово тяпнул.
Нет, — сказала Люда, — он дунул.
А я тебе говорю, тяпнул! Петров сказал, они с ним пили.
Петрова слушай…Ты хорошо плаваешь? — повернулась Люда к Полине.
Нормально.
А вы в Питере в Неве купаетесь, да?
Людка, ты такая серая, молчи лучше, — сказала Марина, — Нева ж у них загаженная, там рыбы дохнут.
Мы на заливе купаемся. На Финском, — сказала Полина и медленно пошла в воду, нарочно прямо перед носом у Вована.
Киногеничность момента испортил Костя: с криком «Мочи!» он бросился на Полину, и потащил ее на дно. Началось водяное побоище. Колян, завизжав, радостно присоединился к потоплению Полины, причем руки его всякий раз оказывались в не самых важных, с точки зрения военно-морской стратегии, местах. Хотя численное преимущество было на стороне противника, Полине удалось ускользнуть — она набрала полный рот воды, от души плюнула Коляну в глаз, отпихнула Костю и поплыла на середину реки. Здесь вода была холод