Я очень радовалась, если мне удавалось занять зеленое кожаное кресло в углу читального зала. К сожалению, туда не разрешали забираться с ногами, но все равно чтение книги в этом кресле превращалось в настоящее удовольствие. Я брала в кресло «Трех мушкетеров» Дюма и «Миллион приключений» Булычева, «Собор парижской богоматери», сказки про муми-троллей, «Человека-амфибию», Жюля Верна и Джека Лондона. Библиотекари, наверное, очень радовались такой пунктуальной и верной читательнице.
Через некоторое время я заметила, что книжки стало носить легче. Я могла протащить сумку до остановки в правой руке, и только потом перемещала ее в левую. Значит, какие-то мышцы у меня все-таки появились!
Закончилась книжная идиллия неожиданно и нелепо. Мама, у которой вдруг случился выходной, решила проводить меня до «Геркулеса» и заодно оплатить следующий месяц тренировок. Я говорила ей, что сама в состоянии донести деньги до клуба, что дорога скользкая, и холодно, и что дома гораздо лучше. Мама, наверное, почуяв неладное, стала собираться еще более решительно. Я шла за ней, еле передвигая ноги, и представляла себе табличку «закрыто» на двери клуба. Только на силу мысли и оставалось надеяться. Или на чудо.
— Мам, а можно я туда больше не буду ходить? — выпалила я, когда мы уже подошли к дверям «Геркулеса», на которых, конечно, не оказалось никакой таблички.
— Почему?
— Ну… Мне там не нравится.
— Надюша, ты же знаешь, это полезно для спины. Ты же не хочешь всю жизнь ходить кривая, как… — она явно хотела сказать «как твой папа», — как вопросительный знак?
— Зато у меня уже две пятерки по литературе! — воскликнула я в отчаянии.
— Зато — за что?
Тут, как назло, дверь «Геркулеса» открылась, и оттуда вышел Сергей Макарыч, чей квадратный образ я уже начала забывать.
— О-па, Надя! Чего так долго не приходила? Болела?
После того, как Сергей Макарыч сморозил такую чудовищную глупость, мама со мной не разговаривала два дня. Ну, вернее два утра и два вечера, потому что днем мы не виделись.
На третий день я сидела в своей комнате и читала смешную книжку писателя со странным именем О. Просто О.Генри. Если бы между «О» и «Генри» стояла запятая, все было бы понятно. Но, собственно, с точкой было даже веселее. Мне никак не удавалось погрузиться в книгу, потому что О. не давал мне покоя: «Привет, О. Вы не видели О.? О. уже ушел. Расскажите нам про О.».
Тут пришла мама, села на кровать и сказала:
— Выпрями спину.
А потом спросила:
— И сколько ты книг за это время прочитала?
— Двадцать девять, — ответила я.
— Папина дочка, — сказала мама, — слушай, а если папа сможет тебя водить в бассейн, ты будешь ходить?
— Да, мам, буду. Прости меня, пожалуйста.
— Точно будешь? Или через два месяца я узнаю, что ты все это время рисовала картины при Академии Художеств?
— Мам, буду. Бассейн — это же не «Геркулес». Там не надо качать мышцы. Туда ходит одна девочка из нашего класса, Марина, я попрошусь с ней в одну группу.
— Тренер вернул мне деньги, и сказал, что не надо было тебя туда водить, — сказала мама тихо.
— Мама, я пока носила книги, стала реальной силачкой.
— Реальной силачкой, — смеясь, передразнила меня мама.
Мы обнялись и долго сидели, прижавшись друг к другу. Наконец-то вся эта история закончилась. И папа будет со мной три раза в неделю вместо одного. Может быть, получится… вечером… зайдет к нам…
— А что скажем ортопеду? — спросила я.
— Что ты прочитала двадцать девять книг, — улыбнулась мама.
Не смотри!
Ну почему Вера Петровна поставила меня рядом с этим ящиком? Зажмурившись, я тут же отвернулся. Вдруг кто-то толкнул меня, и я чуть не упал. В последнюю секунду удалось удержаться на ногах, и вот я завис, растопырив руки, над коричневым, высохшим египтянином. Всё. Я его увидел.
— Егор, как ты себя ведёшь? — тут же зашипела Вера Петровна.
Я буркнул: «А что сразу Егор?» и шмыгнул за спину Наташки Майской. Снова закрыл глаза, но было поздно. Я его увидел! Теперь этот мертвяк опять придёт ко мне во сне.
Кожа под рубашкой и свитером покрылось противными мурашками. Я огляделся в поисках Димона и наткнулся на взгляд Наташки.
— Что уставилась? — шепнул я. Она тут же покраснела и сердито отвернулась.
Экскурсовод, седая дама, завёрнутая в цветастый платок, продолжала, как ни в чём ни бывало:
— Этого жреца звали Петесе и жил он в десятом веке до нашей эры.
Я, как мог, спрятался за Наташкой, но он стоял перед моими глазами: темный, сухой как старая деревяшка. Как будто вывернутый наизнанку, страшный своею непостижимой древностью. В первый раз, когда мы приходили сюда, я не ожидал его увидеть… А главное, я просто не мог представить себе, что испугаюсь какого-то музейного экспоната.
Ночью после той экскурсии я проснулся, закричав: жрец лежал на моём одеяле и шарил по нему мертвой рукой.
Вот уже неделю я тайком включаю настольную лампу после того, как мама с папой ложатся спать. Всё потому, что этот кошмар успел присниться мне дважды! Я рассказал Димону, но так, в шутливом тоне, чтоб он не подумал, будто я трус. Димон посоветовал найти в Интернете фотографии сушёных фараонов и долго смотреть на них перед сном. Но мне стало дурно, как только я набрал слово «мумия» в поисковике.
Тогда я решил всеми правдами и неправдами избегать второй экскурсии в Египетский зал. Я себя знаю, у меня как засядет что-то в голове — пиши пропало. Как будто песня, от которой не можешь отвязаться, да ещё и с картинкой. Страшненькой египетской картинкой.
Конечно, Вере Петровне я об этом ничего не сказал.
— Руханов, что это за кружок, в который ты вдруг ходишь по средам?
— Я позавчера туда записался.
— Куда?
— В театральную студию.
— Вот как? Твоя мама забыла, что у нас каждую вторую среду — Эрмитаж? Я на родительском собрании говорила, чтобы этот день ничем не занимали.
— Ну… Это же важно — театр. Мама думает, что у меня есть актерские способности.
— Руханов, мне кажется, актерских способностей как раз и не хватает, Не верю! Ни в какой кружок ты не записался. Музейные занятия — обязательная часть нашей образовательной программы. Так что вопрос закрыт.
И ещё она повесила на меня «Практику-Гид». Нужно рассказывать малышне из второго класса про то, что мы видели в Эрмитаже. И не просто рассказывать, а наизусть учить, со всеми датами и Аменхотепами, будь они неладны… Терпеть не могу этого делать. А Вера Петровна как будто нарочно велела мне готовиться именно по теме «Погребальные обряды древних египтян». Тут уж от проклятого жреца деваться было некуда. Он ведь — главная достопримечательность Египетского зала.
В тот злосчастный день первой экскурсии все наши, как только вошли, сразу зашептали: «Мумия! Мумия!» Мне тоже сразу захотелось посмотреть на мумию. Но экскурсовод сначала полчаса мучила нас возле витрины со статуэтками, наверное, жреца держала на «сладкое».
Я его, собственно, тогда не очень-то испугался. Хотя перед глазами он у меня потом висел долго, как маячит цветное пятно после того, как на свет посмотришь… Потом, во сне мне показалось, будто он хочет мне что-то сказать…Только я не стал слушать и поскорее проснулся.
Был ещё вариант заболеть. Накануне второй экскурсии я натёр градусник и вручил маме. Мама, посмотрев на градусник, зачем-то потрогала мой лоб губами, а затем налила в чашку какао и сказала:
— Егор, ну потерпи, каникулы же через две недели.
Маму, если честно, очень трудно обмануть. У неё как будто детектор лжи в голове. А рассказать ей и папе про мои страхи — значит обречь себя на посещение Виктора Ивановича, нудного типа, которого родители почему-то считают психологом.
И вот тогда я решил: пойти в музей, но просто не смотреть на этого жуткого жреца. В зале ведь есть и другие экспонаты. Саркофаги, стела с этим… с Анубисом. Он мне, кстати, нравится, этот Анубис, что-то в нём есть… Другие боги, например, бог письма Тот с головой сокола, выглядит смешно, а этот, волчара Анубис, очень величественный и грозный. Ещё там есть забавные статуэтки с вытаращенными глазами. А на жреца этого не буду смотреть, вот и всё. Глаза закрою.
Таков был мой план. Но он не сработал, потому что как только мы вошли в Египетский зал, я тут же забыл, где подкарауливает меня коричневый жрец, справа или слева.
Я ткнул Димона в бок, а он почему-то свалился.
— Калинин! — рыкнула Вера Петровна.
Димон встал и возмутился:
— Я же египетскую позу тренировал! Ноги — в профиль, глаз — в фас.
И он снова попытался подражать египтянам. Я попробовал тоже. Мне как раз эта поза очень подходила: глаз в фас, значит — никаких гнилых жрецов в поле зрения.
— Димон, я на него смотреть не буду, — сказал я.
Тут пришла та самая дама в платке и возвестила:
— Сегодня мы с вами подробно поговорим о том, как древние египтяне делали мумии.
Все обрадовались. Я тоже, наверное, обрадовался бы, если бы мумия не повадилась валяться на моём одеяле. Все наши пошли налево, а я — направо, но Вера Петровна поймала меня и водворила прямо перед ящиком, в котором хранился злосчастный Петасе. Сегодня ночью жрец, конечно, начнёт мне рассказывать о том, как его бальзамировали. «Ну, в общем, вынули мне мозг, извините за физиологическую подробность, мой юный друг, через ноздри…». Я стоял с закрытыми глазами и всерьёз подумывал о том, чтобы заткнуть уши… И вот тут-то меня и толкнули.
Итак, план под названием «Не смотреть» провалился.
— Ты чего? — шепнул Димон, пробравшийся ко мне за спиной у Веры Петровны.
— Посмотрел, — вздохнул я.
Димон покачал головой.
— Вымещай его из сознания. Представляй себе кого-то другого.
К счастью, в этот момент экскурсовод повлекла нас от страшного ящика, пардон, стенда к другим, безобидным. А я принялся вымещать. На месте изуродованного временем лица с гнилыми зубами явились вдруг красные щёки Наташки Майской. Я глянул на неё. Она тут же отвела глазищи! Шпионит за мной, что ли? Я отвернулся, мысленно держа её образ перед собой. Но сквозь Наташкины глазищи проступал страшный оскал мумии. Я вызвал к себе в голову образ шпиона из фильма, на который ходил в прошлые выходные. Шпион был очень смелый и в подтяжках, он выдавал себя за другого шпиона, много бегал, собирал рацию под дулом пистолета и вылезал через канализацию… Такое лицо у него было, всё в царапинах… Кровь шла… Потом кровь у него в жилах застыла, и вылили её в колбочку, и промыли всё внутри пальмовым вином, и положили в ванну… тьфу… жрец опять пролез… Наташка Майская. Наташка Майская.