– Сейчас сама узнаешь, – усмехнулся командир, подмигнув ей. – Поверь, этот зверь тебе понравится.
Где‑то вдали раздался веселый лай, и через минуту на поляну выбежал белый шарик с веселыми глазками-бусинками и черным носом.
– Какая прелесть! – воскликнула Маша и засмеялась, забыв на время обо всем на свете. – Он и вправду Пушистик. Это же пудель? Я таких собак видела только на картинках.
– Так и есть. Забирай! Это тебе подарок. Теперь он твой. К тому же, разъезжая вместе с ним, вы не будете так сильно привлекать к себе внимание.
– Спасибо, командир.
И в самом деле план Марии был превосходным. Целый месяц молодые люди с легкостью колесили по близлежащим селам и деревням, не пробуждая подозрений у местной власти: Отто выступал в роли офицера вермахта, Маша – его переводчицы, а Владимир Голованов исполнял обязанности кучера. Для правдоподобности партизаны брали с собой белого пуделя.
Внимательно наблюдая и скрупулезно фиксируя каждое примечательное событие, Маша и Адам всякий раз возвращались с ценными сведениями, способствовавшими дерзким вылазкам их отряда. До поры до времени все шло гладко, но однажды… однажды перед ними возникли полузабытые тени прошлого.
Наступала весна. Хотя ночью небольшой мороз еще сковывал лужи тонким слоем льда, под воздействием полуденного солнца лед безвозвратно таял, оставляя землю влажной и мягкой. Наблюдая за пробуждающейся природой, трудно было поверить, что где‑то не утихает война и продолжают гибнуть люди. Между тем Мария и Адам узнали, что противник наращивает силы, увеличивает численность карателей и патрулей.
Вскоре отряд столкнулся с беспощадностью фашистов в глухом урочище Кумова яма. Оказавшись в окружении, партизаны получили приказ пробиваться к переправе через Сейм в район Самарки. По свидетельствам очевидцев, в этом сражении погибло множество людей. Те, кому удалось вырваться, прячась в ночи, скрылись небольшими группами среди близлежащих сел, с нетерпением ожидая дальнейших действий.
– Сашок, – обратилась к кузену Маша, – тебе опасно оставаться в отряде. Ты хорошо знаешь здешние дороги и, надеюсь, незамеченным доберешься до дома. Если понадобится твоя помощь, я дам знать.
– Но как вы? – парень вопросительно поглядел на сестру. – Пойдем со мной! Наш отряд почти разбит. Многие погибли, а те, кто выжил, либо ранены, либо схоронились.
– Это только до поры до времени, – уверенно заявила Маша. – Ты сам видел, что немцы, понеся потери, вынуждены были отступить. Они не стали преследовать нас. Стало быть, мы не проиграли этот бой… Иди! Береги наших мам!
– Ты не пойдешь со мной?
– Нет, мое место здесь. Война еще не окончена… Пойдем, я провожу тебя немного, а дальше уж сам. Надо поспешить, скоро темнеть начнет.
Саша, ведя лошадь за повод, молча шагал вдоль улицы в сопровождении сестры. Их путь лежал к застывшему полю, что уходило в седую даль горизонта. В сердце Саши боролись два чувства: с одной стороны, он осознавал правоту Маши, но с другой – ощущал себя мальчишкой, бессильным перед надвигающейся бурей.
– Хм… а это еще кто? – спросил сурового вида мужчина, уставившись в окно. – Не наши… Чужаки. Всех тут знаю как облупленных. Интересно, откуда пришли? Неплохо бы узнать.
– Смотрю, ты осторожничать начал, – усмехнулся его гость, сидевший за столом. – Что, покушение не прошло даром? А я говорил тебе: не верь этому сброду. Они только прикидываются угодливыми да услужливыми. А повернешься к ним спиной, так либо плюнут в лучшем случае, в худшем – ножом пырнут.
– Эх, пан Зинько, пан Зинько, – согласился с ним староста Самарки. – Кабы знать наперед, что тебе грозит.
– Что грозит? – усмехнулся бывший начальник полиции Рыльска. – Могу тебе сказать прямо сейчас: если вернутся Советы в эти места, то ни тебе, ни мне несдобровать. Все нам припомнят.
– Не нагоняй страху, – фыркнул Митрич, сидевший поодаль. – Нічого не станется. Прогонят червоних, будь впевнений.
– Будь уверен, говоришь? А кто сейчас может быть уверен в завтрашнем дне? – бросив на подчиненного сердитый взгляд, отозвался Иван. – Иди узнай, кто эти люди и чего им здесь понадобилось!
– А чого я там не бачив? – нехотя выходя из-за стола, буркнул толстый полицай с бычьими глазами. – Багато людей зараз ходить… а Митрич крайній.
– Разговорчики! – рявкнул Зинько. – Не перечь! Это приказ!
– Та йду, йду, – одеваясь на ходу, ответил полицай. – Дайте хоч випити трошки… на дорогу!
– Ступай! – буркнул староста, покосившись на бывшего начальника полиции.
Он никак не мог понять, почему Иван Зинько держит подле себя ленивого и тупого подчиненного, которого, кроме горилки и бабской юбки, в жизни ничего больше не интересует.
Выйдя на улицу, Митрич огляделся по сторонам. Заметив в конце улицы удаляющиеся фигуры, он хотел было догнать их, но врожденная лень одолела его. Поглядев им вслед, полицай лишь махнул рукой.
– Хлопець з конем і дівчина. Ну то що? – спросил сам себя Митрич. – Зовсім одуріли наші начальники. Тіні вже бояться.
Сплюнув, он зашагал к двери.
– Что-то ты быстро, – исподлобья поглядывая на подчиненного, бывший начальник полиции Рыльска тряхнул головой.
– Так на вулиці нікого вже не було, – соврал Митрич, снимая фуфайку.
– Ты уверен? – строго произнес староста.
– Я брехать не буду, – вновь садясь за уставленный яствами стол, только‑то и ответил полицай.
– Хотя вы и желанные гости, – произнесла приютившая партизан Марфа Ивановна, – но мой дом – ненадежное укрытие. К тому же вчера к старосте гости пожаловали… ваши, рыльские.
– Это кто же?
– Бывший начальник полиции Иван Зинько и его подручный… не помню фамилии.
– А, – протянула Маша, – и боров Митрич здесь… Да, вы правы. Они легко могут нас опознать. На рассвете уходить надо.
– Куда же вы пойдете? Кругом немцы, да и полицаи зверствуют.
– А когда было легче, баба Марфа? – улыбнулась девушка. – Ничего, вот закончится война, тогда соберемся все вместе, вспомним о тех, кто боролся против проклятых фрицев спина к спине.
– Ох, уж я пирогов с малиной напеку! – заулыбалась старая женщина. – Устроим пир на весь мир… а то, глядишь, и свадебку сыграем.
Маша покраснела от смущения.
– Что бабушка говорит? – поинтересовался Адам, с нежностью поглядев на возлюбленную.
– Надо уходить, опасно оставаться, – ответила она. – В селе наши старые знакомые: Зинько и Митрич. Они гостят у старосты.
– Ты права. Полицаи мигом опознают нас.
– Значит, завтра утром и двинемся. Баба Марфа, можно взять лошадь и телегу? Мы вернем… обещаю!
Получив согласие хозяйки, на рассвете трое партизан двинулись в путь.
– Где я міг бачить кралю? – потягиваясь, пробормотал Митрич, сморенный от горилки. – А може, показалось? Ох, випив я багато… Ні, все ж показалось.
Сделав глоток воды из кувшина, полицай забрался на печь. И все же Митрич никак не мог выкинуть из головы образ девушки с золотыми косами. Он был готов поклясться, что видел дивчину раньше. Но где именно? «Где я міг бачити дівчину? – крутилось в его голове. – Когось вона напоминает мені. Кого?» Но тут мысли пьяного верзилы начали путаться, и Митрич погрузился в забытье.
С первыми лучами солнца партизаны в сопровождении дочери хозяйки уже покинули Самарку, ловко избежав столкновения со старостой и полицаями.
– Иванко, це вона була, Машка, – неловко слезая с печи, взволнованно проговорил Митрич. – Клянусь на иконі!
– Ты чего заливаешь? Проспись-ка лучше, глядишь, чушь нести перестанешь, – хмуро глядя на подчиненного, ответил Зинько. – Сам посуди, как она могла здесь оказаться?
– Так німці вибили їх з Карыжського лісу, вона и прячется.
– Уверен?
Митрич энергично закивал.
– Ух, смотри, ежели ты ошибся… головы не сносить, пропойца!
Не прошло и получаса, как в Самарке начались обыски и аресты. Полицаи не церемонились ни с кем, без лишних разговоров забивая насмерть любого, кто попадался под горячую руку. Побывали и у Марфы Ивановны.
– Почто на улицу выгнали? – причитала баба Марфа. – Дайте хоть внучку одеть, холодно же, а она в одной рубашонке… А деда… куда его потащили? Инвалид он!.. Эх, ироды окаянные… Вещи‑то, вещи! Зачем же ломаете? Креста на вас нет.
– Говори, мать, где прятала? – прикрикнул на нее полицай. – Знаю я вас, подпольщиков.
– Да Бог с тобой, Василь Кузьмич… каких таких подпольщиков?
– Каких‑таких, – передразнил ее каратель. – Сама знаешь каких.
– Да скажи, соколик, какой грех‑то на мне?
– Рассказывай, что знаешь о вчерашних гостях? Видела? Знаешь, где найти?
– Так никого не принимали… внучка болеет, да дед еле ходит. Не до гостей нам. Неужто сами не видите?
– А дочь где? Куда она поутру уехала?
– В лес… дров добыть. Сына-то нет, сгинул мой соколик еще три года назад, сами знаете, дров привезти некому, вот и приходится все самим делать.
– Ох, если наврала мне… пеняй на себя, – окинув старуху взглядом с головы до ног, процедил старший полицай сквозь зубы. Он приказал покинуть дом и пошел прочь, прихватив с собой кудахчущую курицу.
В тот же день старосты близлежащих поселков получили приказ поймать беглецов любой ценой и доставить в комендатуру Ходяковки. На поимку или уничтожение партизан немедленно было направлено несколько машин. Усиленные патрули не пропускали без досмотра ни одной телеги. Однако облавы не давали результатов. Были схвачены многие партизаны, но они не выдали местоположения ни командира, ни Маши с Адамом, ушедших по Карыжскому лесу на восток.
– Маша, командиру и еще нескольким раненым нужен врач, – сказала молоденькая девушка, санитарка отряда. – Без лекарств, еды и нормального ухода они не выживут. Раны загноились. Посмотри, как мы живем. Люди спят под открытым небом, кроме мучной похлебки, я не могу ничего им дать. Воды нормальной нет, бинтов и тряпок – тоже.
– Знаю, Зоя, но что можно сделать? На всех направлениях выставлены усиленные патрули, идут обыски. Связной сообщил, что в Сухиновке и Званном свирепствуют полицаи с карателями. В Ходяковке расстреляли наших раненых, оставленных на лечение. Куда вести?