ящую мясорубку… Интересно, Степаныч успел залатать самолет? Да-а… нас вчера изрядно потрепали, еле дотянули до аэродрома».
Летчик погрузился в воспоминания о первом дне в полку. Подполковник Степан Харитонович Марковцев, командир 233-го штурмового, лично встречал свежее пополнение.
Окинув прибывших цепким, изучающим взглядом, он про-изнес:
– Несколько дней назад наши войска начали решительный штурм Ржева. Немцы превратили город и подступы к нему в неприступный укрепрайон. Наш приказ – поддержать с воздуха наступление, помочь освободить город, взять железнодорожные станции Суджа и Черополино. Знаю, среди вас есть обстрелянные бойцы, рвущиеся в бой. Не так ли?
В строю заулыбались. Конечно, грезили о схватках с асами люфтваффе. Горячая кровь кипела, жаждала подвигов, жарких баталий.
– Отставить улыбки в строю, – нахмурился подполковник Марковцев. – Наш враг еще силен… Мы отстояли Сталинград, но пока еще не изгнали полностью врага с наших земель.
Командир медленно прошелся вдоль строя, сверля взглядом лица новобранцев.
– Вот скажите, товарищи летчики, а вы знаете, зачем вы здесь?
– Как – зачем? – удивился один из новобранцев. – Чтобы воевать с немцами.
– Воевать – и всё? – остановившись подле него, задал вопрос Марковцев.
– Ну… нет. Воевать и побеждать.
– Вот именно, товарищи! – согласился комполка. – Бить, драть и побеждать. Но не забывайте, против нас брошены лучшие стервятники люфтваффе. Они тоже хотят бить и побеждать. Наша задача – вырвать им жало и истребить это змеиное гнездо… А теперь берите планшеты, карандаши… и рисуйте.
Вновь прибывшие удивленно переглянулись. Они не вполне понимали намерения командира, тем не менее послушно извлекли бумагу и карандаши и устремили сосредоточенный взгляд на подполковника.
– А что рисовать-то?
– Что спрашиваешь? – проговорил командир. – Вражеские самолеты: хейнкели, юнкерсы, мессеры. Вы же все уже видели их, не так ли? Хотя бы на картинке. Некоторые из вас, я знаю, еще и сбивали, но большинство стреляло только по конусам. Вот так и давайте изобразите их силуэты на бумаге.
– Разрешите обратиться, товарищ командир, – сказал младший лейтенант Сергей Жигальцов.
– Разрешаю.
– А рисовать самолеты в разных ракурсах с обозначением сектора обстрела и с полным вооружением?
Подполковник прищурился, окинув взглядом удалого бойца с открытым лицом, смелым взглядом и слегка поджатыми губами. «Толковый малый, сразу уловил суть дела, – заметил комполка. – Надо приглядеться к нему».
– Все верно… Участвовали в боях?
– Так точно. Разрешите приступить?
– Разрешаю!
Через пару дней новобранцы уже хорошо освоили слабые места противника, что в будущем стало их спасением и помогло сохранить многие жизни.
Новички, в том числе Сергей Жигальцов, рвались в бой. Подполковнику нравилась горячность пилотов, и он всячески поддерживал их стремление «воздать по заслугам», отомстив за гибель родных, близких, товарищей, даже несмотря на ряд происшествий, случившихся с новичками в первую неделю, в одном из которых погиб самый юный пилот, совершив досадную ошибку.
– Прежде чем садиться за штурвал, – устроил командир серьезную головомойку инструктору и летчикам, – вы обязаны проверить все! Мелочей не бывает в авиации. Рассеянность недопустима. Пустяк в виде неправильной длины педали ног унес жизнь нашего товарища, не сумевшего полностью дать руль поворота на выходе, из-за чего самолет свалился в штопор.
Первый боевой полет после переподготовки Сергей запомнил на всю жизнь. Получив задание, сопроводить уходивший за линию фронта разведчик Пе‑2, самолеты устремились в небо. Однако вскоре летчик понял, что мотор истребителя барахлит. Сообщив об этом ведущему, младший лейтенант вернулся на аэродром. Его тут же окружили техники, механики и оружейники, в задачу которых входило готовить самолеты к боевым вылетам, осматривать их механизмы, проверять двигатель и заправлять самолет.
– Почему бросил товарищей? – набросились они на Сергея. – Струсил?
– Да у самолета мотор барахлит. Сами посмотрите! – попытался оправдаться Жигальцов.
– Не заливай! Машина в полном порядке… Эх, еще летчиком назывался… Степаныч, вот уж досталась тебе заячья душа. Говорил, что уже воевал. Даже самолеты сбил. Брехло! Небось, все время в укрытии лежал и трясся от страха?
На младшего лейтенанта, покрасневшего от обиды, было больно смотреть. Стоя в окружении осуждавших его здоровенных мужиков, столь далеких от поля битвы, он остро ощущал несправедливость.
– Да я правду говорю! Не верите, сами слетайте! А уж потом будете клеймить меня позором.
– Что здесь происходит? – услышали они строгий голос комполка.
Техники молча расступились, пропуская подполковника.
– Из-за чего такой шум?
– Товарищ командир, – доложил один из механиков, – да вот товарищ Жигальцов утверждает, что у него самолет неисправен. Что, мол, мотор не тянет. А такого не может быть. Я лично со Степанычем осматривал машину. Он может подтвердить. И все хорошо работало. Младший лейтенант, по всей видимости… из робкого десятка.
– Значит, хорошо работал, говоришь. Все верно, Семён?
– Так точно.
– А что вы можете сказать, товарищ Жигальцов? – обратился комполка к Сергею.
– Мотор барахлит, товарищ подполковник. С разрешения ведущего вернулся на аэродром, – отрапортовал тот, ощущая жгучую обиду.
– Ага, как же… Это мы еще узнаем у…
– Есть только одна возможность узнать, кто прав, а кто нет, – проговорил командир и быстро запрыгнул в кабину.
Подав команду «От винта!» и получив ответ, подполковник включил магнето и выключатель вибратора.
Спустя пятнадцать минут, совершив ряд маневров над аэродромом, самолет пошел на посадку.
– А мотор-то и впрямь не тянет, – вылезая из кабины, сказал комполка. – Плохая работа, Степаныч. Очень плохая. И машину чуть не потеряли, а вы сами знаете, что каждый самолет на счету, и боевого летчика затравили, хотя на его счету уже пара сбитых юнкерсов.
Затем он повернулся к покрасневшему как рак Семёну:
– А ты… зайди-ка ко мне. Поговорим.
Поговаривали тогда, что технику влепили серьезный выговор, после чего отправили в запасной полк. Как ни странно, но после этого случая между летчиком и механиком Степанычем завязалась крепкая дружба…
– Степаныч, вставай, немцы! – крикнул Сергей, вскакивая.
– Ох… я только лег, – проворчал пожилой мужчина, – всю ночь корпел над самолетом. А ты «вставай»… Откуда ты взял? Тихо же кругом.
– А ты прислушайся!.. Неужели ничего не слышишь?
Механик замолчал и напряг слух. Но ничего, кроме стрекота кузнечиков и птичьих трелей, он не уловил.
– Приснилось тебе все, Серёга, – отмахнулся он от него. – Вчера летал весь день, вот и подустал. Ложись… есть еще полчаса, чтоб собраться с силами.
– Да ты послушай! – не унимался летчик. – Юнкерсы летят. И их много. Надо поднимать народ, пока не поздно.
– Да откуда ты знаешь? Неужто в предсказатели подался?
– Ты опять не веришь? – укоризненно поглядев на друга, задал вопрос Сергей.
– Да, верю-верю… но странным все это кажется.
– У этих машин моторы работают с особым звоном и переливом, – просто объяснил летчик. – Не как у мессеров.
Механик собирался уже что‑то ответить, но в это мгновение над головами с рокотом пронесся самолет, за ним – второй, третий, извергая шквальный огонь. Подняв взгляд, Сергей заметил еще один юнкерс, стремительно приближавшийся к аэродрому. Не сводя взгляда с черной точки, медленно превращавшейся в силуэт грозного врага, летчик, сам того не осознавая, вжался в землю. Кто мог его осудить в эту минуту? Когда вокруг тебя рвутся снаряды, а песок вздымается под градом пулеметных очередей, трудно сохранить выдержку и не потерять хладнокровия. Любой человек, ведомый инстинктом самосохранения, хочет спрятаться, закрыть глаза и уши, лишь бы не слышать свинцового дождя и рвущихся снарядов. Но в голове Сергея зародилась другая мысль: «На взлет! Я обязан прикрыть наших! Иначе фрицы уничтожат нас всех».
– Степаныч, машина в порядке? – прокричал он. – Горючее и боекомплект полностью заправлены?
– А то как же… я ж говорю: полночи ковырялись.
– Хорошо.
Поглядев по сторонам, летчик вскочил на ноги.
– Куда ты? Серёга, ты с ума сошел? В укрытие! – заорал механик, размахивая руками.
Но Жигальцов уже не слышал его. Схватив шлем, он бросился через изрытое воронками летное поле к своему самолету. «Только бы машина была цела, только бы успеть взлететь!» – твердил Сергей как заклинание.
Пробегая мимо очередной воронки, он заметил в ней троих мальчишек и девочку лет шести. Ребята в окровавленных рубахах лежали в неестественных позах, а малышка, сидя рядом с ними, горько плакала.
– Что вы тут делали? – спустившись к ней, спросил он. – Как очутились на аэродроме?
– Мы… нас, – всхлипывала она, размазывая кулачками слезы по грязному лицу, – кушали… Дядя Коля добрый. Нам каши дал… А потом бабах. Стрелять начали. Мы и побежали. А Славика и других…
– Вы из деревни?
Девочка кивнула.
– Мне больно и… холодно. Помоги, дядя!
Только сейчас Сергей заметил, что красное платье девочки мокро от крови. От жалости у него комок подкатился к горлу.
– Не бросай меня… мне так страшно, – попросила девчушка и, закрыв глаза, обессиленно поникла.
– Гады! – сжав кулаки, прохрипел летчик и, еще раз окинув взглядом мертвые тела детей, вновь устремился к самолету.
Жигальцову повезло. Его боевой товарищ был невредим, в отличие от покореженных машин вокруг. Вскочив в кабину, Сергей крикнул пробегавшему технику:
– Помоги!
– С ума сошел? Подстрелят!
– Не разглагольствуй! От винта!
– Есть от винта!
Мотор послушно загудел. Как бы помогая самолету взлететь, летчик наклонился вперед, утапливая педали до отказа. «Только бы успеть взлететь!» – вновь мелькнуло у него в голове.
Взмыв ввысь, истребитель круто устремился в небо. Впереди, словно призрак на фоне восходящего солнца, замаячила черная точка, вновь приближающаяся к аэродрому. Сергей отжал от себя ручку и устремился навстречу врагу. Мгновение, и… самолет противника с ревом пронесся мимо, уклонившись от столкновения в самый последний миг.