– Но сейчас стоят морозы, а вражеская авиация все же появляется, правда, не так часто. Вероятно, оценив обстановку, немцы перешли на другое топливо, – заметил полковник Добрянский. – Или вы полагаете, что у них в руководстве сидят идиоты? Нельзя недооценивать противника.
– Однако не часто, как вы правильно подметили. Тем не менее они продолжают наносить серьезный урон не только городу, но и нашей обороне. Именно поэтому для обнаружения нацистских самолетов на подлете к городу совсем недавно нам доставили комплексы «Прожзвук», состоящие из прожектора, звукоулавливателя и поста управления, объединенных синхронной передачей. Благодаря им можно определить дальность и высоту источника звука. К сожалению, это пока в теории.
– А практически?
– Практически, – командующий корпусом нахмурился, – товарищ Краснопевцев сейчас поделится увиденным им лично.
– После испытаний «Прожзвука» в реальных боевых условиях, – начал заместитель генерал-майора Процветкина, – быстро выяснилось, что главным звеном системы является слухач – оператор звукоулавливателя, от остроты слуха которого зависит успех работы всего комплекса. Обычным красноармейцам редко удавалось вовремя услышать приближение противника. Таким образом, эффективность звукоулавливателя сводилась к нулю.
– В состав ПВО входят не только «Прожзвук». Существуют посты воздушного наблюдения, оповещения и связи, оснащенные первыми радиолокационными станциями, – сказал полковник Добрянский.
– Но их очень мало, – заметил товарищ Краснопевцев, – а противник регулярно предпринимает массированные налеты, стремясь не просто подавить нашу ПВО, но и стереть ее с лица земли.
– И сейчас, товарищи, перед нами стоит острая необходимость изыскать пути повышения эффективности противовоздушной обороны, – продолжил генерал-майор Процветкин, обводя взглядом присутствующих. – Именно этого требуют от нас товарищ Сталин и командующий Ленинградским фронтом. Итак, какие будут предложения?
Безмолвие, царившее в кабинете, окутывало присутствующих, погрузившихся в раздумья. Неизвестно, сколько бы времени длилось это молчание, если бы вдруг на лице начальника артиллерии корпуса полковника Грохочинского не появилась надежда. Он осознавал, что его план далек от совершенства, но был полон решимости отстаивать его перед любым авторитетом. Тем более что это был, по его мнению, единственный вариант.
– А что, если мы привлечем к работе операторов слепых? – предложил он, вопросительно поглядев на командующего корпусом.
– Слепых? В армии? – вскрикнул полковник Добрянский. – Вы в своем уме?
– Не горячитесь, Валериан Митрофанович, – усмирил его генерал-майор. – Сначала следует выслушать товарища полковника, а уж потом переходить к критике. Итак, Станислав Карлович, объясните: почему именно слепых?
Оставив без внимания возмущение Добрянского, начальник артиллерии изложил теорию.
– Мне вспомнилась повесть Короленко «Слепой музыкант». Возможно, вы знакомы с ней. Она повествует о человеке, родившемся слепым. Его дядя Максим посоветовал сестре не жалеть мальчика, а позволить ему полноценно жить. Женщина прислушалась к словам брата. Глядя на подрастающего сына, она поняла, что его слепота компенсируется хорошим слухом и осязанием. Вот я и подумал… а не попробовать ли нам слепых в качестве слухачей? В конце концов, что мы теряем?
– Мы, товарищ Грохочинский, теряем время, слушая ваши бредни, – буркнул полковник Добрянский. – Как вы предлагаете обучать таких людей? Как с ними работать? Извините, но у меня нет опыта воспитания слепых бойцов. По каким книгам я буду их учить? Или у вас спрятаны издания по звукоуловителям, набранные шрифтом Брайля?.. Мне что ж, прикажете еще к каждому из них поводыря приставлять?.. Идет война! А вы цирк устраиваете… слепые слухачи. Смешно! Прямо‑таки курам на смех.
Генерал-майор и его заместитель обменялись взглядами. С одной стороны, идея начальника артиллерии казалась дерзновенной, но с другой стороны… по сути он был прав. Слух у слепых может быть очень чутким, так как они полагаются на него в повседневной жизнедеятельности больше, чем зрячие, а отсюда и способность к более тонкому восприятию и идентификации звуков.
– Да, согласен, что военная история еще не знала примеров, чтобы лишенные зрения люди вставали на защиту Родины со всем народом, но… идея неординарная. И все же я предлагаю прислушаться к словам Станислава Карловича, – немного поразмыслив, высказался командующий корпусом. – Я тоже слышал о превосходных слуховых способностях незрячих. Во всяком случае, стоит попробовать. Действуйте! Уверен, что среди незрячих найдутся те, кто откликнется на нашу просьбу.
Глава 7
10 декабря 1941 года
Председатель исполнительного комитета Ленинградского городского совета Пётр Сергеевич Попков был человеком нервным и вспыльчивым, однако это не умаляло его исключительных способностей и энергии. Застать его на рабочем месте в Смольном было почти невозможно: он то и дело оказывался на заводах и производственных участках, неустанно помогая решать возникающие в ходе обстрелов проблемы.
Но это утро стало исключением из правил. Ночное распоряжение штаба ПВО вонзилось в его сознание осколком и повергло в ужас.
– …Объявили о возможности для незрячих людей поступить на службу добровольцами. Приказываю набрать группу из двадцати пяти человек, прошедших медосмотр, для дальнейшего обучения, – произнес он вслух.
Встав из-за стола, он начал медленно шагать по комнате.
– Они что, с ума посходили, что ли? – пробормотал Пётр Сергеевич, остановившись у карты, висевшей на стене. – Неужели обстановка настолько плоха, что в штабе решили привлекать на службу даже слепых? Не могу в это поверить!
Вернувшись на место, председатель вызвал секретаря.
– Алексей, пригласи ко мне руководителя общества слепых. Скажи, что срочно!
– Как скажете, – отрапортовал секретарь и вышел из кабинета.
– Ну что же, – барабаня пальцами по столу, произнес Пётр Сергеевич. Он еще раз прочел распоряжение: – «Использовать способности слепых»… Интересно… Что ж, приказ существует, чтобы его беспрекословно выполнять. Раз так решило руководство, стало быть, так и сделаем, несмотря на всю абсурдность ситуации.
Через два часа в дверь председателя исполнительного комитета постучали.
– Войдите!
– Товарищ Попков, вызывали? – осведомился высокий худощавый человек с глазами навыкат.
– Проходите, товарищ Галвин, присаживайтесь. Не хотите ли кипятку с сахаром? Простите, голубчик, но чаем, а уж тем более кофе угостить не могу. Рад бы, да – увы.
– Было бы неплохо согреться, на улице лютый холод, – поежился Эдуард Яковлевич.
– Тогда подвиньтесь к печке… Алексей! – позвал он помощника.
– Слушаю, Пётр Сергеевич.
– Организуй нам кипятку с сахаром. И побыстрее.
– Сейчас все будет.
Оставшись наедине с руководителем общества слепых, товарищ Попков продолжил:
– А вызвал я вас, Эдуард Яковлевич, по следующему вопросу. Штаб ПВО издал распоряжение о привлечении добровольцев из числа членов вашей организации для оказания помощи армии.
– Что? – удивился товарищ Галвин. – Помощи армии? Но каким образом? Мы и так активно помогаем фронту: делаем сети и банники для орудий, шьем одежду для раненых. Не понимаю, что еще мы можем сделать. В штабе, похоже, забыли, что мы НЕЗРЯЧИЕ!
– Вот именно поэтому руководство корпуса ПВО и приняло решение воспользоваться вашими… способностями.
– Я не понимаю вас, товарищ Попков. О каких способностях, как вы выразились, идет речь?
– По мнению штаба, люди, потерявшие зрение, могут обладать более развитыми слуховыми способностями, чем зрячие. Они считают, что мозг слепых способен более четко выделять и идентифицировать звуки в окружающей среде, обрабатывая и распознавая их в коре больших полушарий.
– Это правда, – согласился с ним товарищ Галвин, – у любого незрячего человека существует компенсация, то есть сохранившиеся органы берут на себя функцию утраченных. Мы в самом деле можем ощущать предметы на расстоянии, улавливая определенную частоту, по которой идентифицируем тот или иной предмет.
– Именно эти особые способности ваших людей так необходимы сейчас нашему городу.
Через десять минут Эдуард Яковлевич был посвящен во все подробности плана штаба ПВО. А уже через два дня на его столе лежало почти триста заявлений от членов его организации, пожелавших пройти обучение и приступить к выполнению задания. В числе заявивших были и члены музыкальной труппы.
«14 декабря 1941 года, – закоченевшие пальцы с трудом вывели дату. Подышав на застывающие чернила, Зина продолжила писать, сама не зная зачем. – Сегодняшней ночью на дежурстве произошел случай, из-за которого я обожгла левую руку, а моя подруга – сразу обе. Во время очередного налета снаряд попал в булочную, расположенную ниже по улице. Вспыхнул жуткий пожар. Нужно ли говорить, что пожарные уже давно не выезжают на тушение? Да и как тушить? На улице лютый мороз, пробирающий до костей, дороги завалены снегом и трупами людей. Холодно так, что невозможно согреться даже сидя у буржуйки, которую мы с трудом поддерживаем. Уже сожгли все книги (я, правда, оставила “Графа Монте-Кристо”), почти всю мебель. Дров осталось на пару дней. Что будет, когда они закончатся? Я не знаю… Но я отвлеклась, а сил писать остается все меньше.
Мы со Светой бросились к зданию, объятому пламенем. Откуда взялись силы – не понимаю. Сначала мы попытались забрасывать огонь снегом, но это не помогло. Проникнув внутрь, я увидела полузадохнувшегося сторожа, который, несмотря на страшный кашель, пытался спасти хлеб, складывая его в мешки. Не раздумывая, мы скинули наши ватники, уложили их на снег и принялись бережно выкладывать на них буханку за буханкой, то и дело возвращаясь в горящий магазин, постепенно поглощаемый огнем. Нам помогали подоспевшие люди из соседних домов. Многие, включая меня и Свету, получили ожоги. Но все это ерунда: главное, мы спасли хлеб, а значит, сохранили жизнь многим людям хотя бы на несколько дней.