— Павло, я послушал тебя, пошел на досрочные выборы, — еле живой шептал губернатор. — Ты говорил, что конкурентов не будет, так откуда взялся этот сумасшедший Семаго? Где твои социологи? Что они там считали?
Павло почесал шею.
— Семаго серьезной электоральной базы у нас не имеет, — сказал Коваленко, собравшись с мыслями.
— Чего? — встревожился губернатор, услышав незнакомые слова.
— В смысле… никто за него у нас голосовать не будет.
— Не будет… Но что он говорит, что он несет! Он всех до инфаркта доведет. Вчера мой водитель таких историй про него рассказал…
— А то… истории. Я тоже истории могу рассказать.
— Надо его снимать с выборов, пока не поздно.
— Та не надо… шуму будет, если его снимем, газеты московские будут орать. Шо мы его боимся. Ну наберет он три процента. Та на здоровье.
— На чье здоровье? На мое уже не хватит. — Тут Пришибенко прихватило капитально. Он вскочил и побежал в туалет.
— Ну дык как решаем? — спросил Павло.
Пришибенко не хотелось в такой момент спорить с подчиненными.
— Делай, как хочешь. Пусть этот мудак остается. Только следи за ним в оба.
И губернатор в одно мгновение скрылся в дверь, держа одну руку на животе.
Семаго несло. Его несло по деревням и поселкам Черногрязской губернии. Митинги следовали один за другим. Впечатления, которые получали местные жители от общения с вождем, были самыми сильными. Наверное, только впечатления эпохи войны были посильнее. В поселке Ленинские Дети, например, вождь вытащил из бокового кармана фотографию и сказал:
— Вот фото, которое передали мне по секретной связи сегодня утром. Как вы думаете, кто на нем изображен?
Народ напряженно молчал.
— Хорошо, ставлю вопрос по-другому. Где сейчас ваш глава администрации района?
Народ опять-таки молчал.
— Не знаете? Он сейчас в Париже с девчонками развлекается. Вот он на снимке в шикарном ресторане, в смокинге.
Семаго посмотрел на фото Конрада Карловича, которое тот зачем-то подарил ему минут за десять до митинга. Пригодилось фото…
— …А рожу какую наел ваш начальник, — продолжал лидер, разглядывая фото Конрада Карловича. — Чистый скот. Перепелок ест с грибами, сволочь…
— Каких перепелок! Я его вчера в райцентре видел. Ни в каком он не в Париже, — раздался голос из толпы…
Этот возглас как раз и нужен был вождю. Он моментально превратился в хищника.
— Пособник! Предатель! — закричал Семаго. — За сколько продался? Сколько он тебе дал из украденных детских пособий?
— Детские пособия уже год не дают, — зашумели из толпы. — Безобразие! А сами машины меняют каждый месяц!
— И никогда не заплатят… — подхватил Семаго. — Пока одни мерзавцы там в Париже, другие их поддерживают здесь… Ничего не изменится. Так и будет — одни будут менять машины, а наши жены будут менять мокрые от слез носовые платки. Сегодня вечером я дам телеграмму в ФСБ, нашим доблестным чекистам, и вашего главу администрации, виновного в разбазаривании народного добра, арестуют прямо в аэропорту при пересечении границы.
— Ура! — закричал народ. Кое-кто захлопал в ладоши от удовольствия.
— Но вам самим предстоит выявить и задержать тех, кто ему помогал и поддакивал, тех, кто нагло и беззастенчиво морочил вам голову. Вон он стоит, улыбается, ему смешно.
Вождь бросил взгляд на людей, пытаясь увидеть того, кто улыбается и кому сейчас смешно.
— У всех горе, всем не платят пособия, а один улыбается. Значит, ему платят.
Толпа пришла в движение. Стали выявлять тех, кто улыбается и кому было смешно во время выступления вождя. Возникла перебранка. Потом завязалась легкая потасовка. Семаго тем временем уже скакал на другой митинг. Там он спрашивал собравшихся:
— Где ваш председатель колхоза? Где он сейчас?
Митингующие отвечали:
— Он уехал.
— Никуда он не уехал. Пьянствует третий день со своим дружком губернатором Пришибенко.
— Да они вроде и не дружки, — сомневались деревенские. — Наоборот, ругаются.
— Это они при вас ругаются, а по вечерам глушат вместе водку и смеются над вами. Сидят в ресторане «Дубрава»… Сколько раз я их там видел.
— Во что страну превратили, — раздавался ропот.
— Правильно, — схватывал Семаго, — их дом — тюрьма. На нарах будут смеяться.
В поселке Красный Партизан приключилась другая история. Там кортеж остановился у автобусной остановки, где скопилось немало граждан. Все они уже два часа томно ждали автобуса, но в стране развивался очередной бензиновый кризис, и автобус не торопился. Наш герой выскочил из «Мерседеса» с ружьем в руках, прицелился в ворону. Шмяк! Ворона разлетелась на куски.
— О… Семаго, — закричали уставшие от ожидания чуда, то есть автобуса, граждане. — В губернаторы идет… Помните, на самолете он летал куда-то в Америку.
— Не в Америку, а в Индию, — спорили другие.
— Товарищ Семаго, — заорал кто-то.
— Тихо, — отрезал вождь, — не вспугните. Дайте-ка мне ее.
Он прицелился еще раз. Зрители напряглись. Выстрел — и еще одной вороны не стало.
Вождь победительно повернулся лицом к остановке.
— Видите, какая меткость! А ваш губернатор Пришибенко умеет стрелять? Не умеет! Кем он в армии служил? Хлеборезом был на кухне. Автомат держал раз в жизни. А я всю жизнь прослужил в разведке. Товарища Луиса Корвалана дважды спасал от верной смерти. А чем же отличился ваш Пришибенко? Уху на рыбалке для секретаря обкома варил и девок мазал медом в бане.
— А нам все равно, нам жизнь хорошая была, — бросил один толстый мужик. Мы за партию колбасы.
— Молодец. Я тоже, — подхватил вождь. — Ты за какую колбасу? Докторскую, телячью или, может, куриную?
— Не знаю… — смутился мужик.
— Вот не может определиться… мучается. Вступай в нашу партию и не будешь мучиться и на колбасу всегда заработаешь. Стой, мамаша, куда тащишь петуха, — крикнул вождь бабе, которая, запыхавшись, прибежала на остановку с живым петухом в клетке.
— На базар, — ответила та.
— Покупаю. Пятьдесят баксов наличными. Вас, мамаша, устроит?
Через несколько мгновений удивленная баба держала в руках бумажку с изображением покойного американского президента.
— Выпускайте петуха, мамаша. Люди хотят видеть.
Вскоре люди увидели, как выпущенный из неволи петух пытался перейти дорогу в неположенном месте и вызвал переполох среди водителей — вождь разнес его в клочья метким ворошиловским выстрелом. Публика обалдела. А вождь пояснил:
— Вот винтовка. Красавица… Отечественное производство. А Итальянцы умеют делать такие винтовки? Никогда. Одни разговоры. Почему же мы живем так плохо? Одни такие винтовки можно продавать и жить припеваючи. Ничего больше не делать. А мы винтовки продаем? Нет. Почему? Потому что везде такие, как ваш Пришибенко, а вы еще за него голосуете. Ужас… Жить не хочется…
Семаго долго еще говорил. Содержание его речи точно передать невозможно, но общий смысл был прост — губернатором Черных Грязей должен стать именно он. Тем временем настоящий губернатор господин Пришибенко речей почти не произносил, ибо пребывал в сквернейшем расположении духа. Каждый день ему доносили о художествах вождя консерваторов на вверенной ему, Пришибенко, территории, и эти доносы дико давили на психику. А еще на психику давила одна мысль: черт дернул послушать дурака тестя и согласиться на досрочные выборы. Если бы не родство, губернатор бы лично удавил этого психолога-социолога. Так все было тихо-спокойно, и на тебе… получай подарок. Поэтому, когда тесть пришел с новой инициативой, Пришибенко еле сдержался.
— Мы нашли интересную информацию, — шептал родственник, — оказывается, мигалка у него на машине без разрешения. Надо бы остановить и с позором снять. Показать, что он аферист.
— Надоел мне этот цирк, — кипел губернатор, — ох как надоел.
— Мне тоже он надоел. Мы его проучим. Я с начальником ГАИ договорился, он лично будет его тормозить. А еще надо дать ему бой на теледебатах.
— Какие еще теледебаты, — зарычал во все горло губернатор, — к ё… матери все дебаты. Посажу к черту.
— Не надо рогатого всуе поминать. Верующие обидятся. А дебаты нужны. Как в Америке. Там это главное.
— Там, может быть, главное, а у нас главное, кто кого за яйца сильнее схватит. Понял?
— Не совсем так, — промямлил родственник, — тут сложнее. Тонкая шутка. В общем, я все организую.
— Организовывай что хочешь, — махнул рукой Пришибенко. — Коньяку мне вон из той бутылки налей и организовывай.
Пришибенко поймал себя на мысли, что всякий раз, когда он собирается задать порку своему родственнику, затея эта проваливается. А почему, неясно… Дьявольщина какая-то.
…Вольфрамович тихо дремал в машине. Очнулся он от очень мягкого похлопывания по плечу. Хлопал водитель, который, тяжело дыша краковской колбасой и вчерашней водкой, сбивчиво докладывал обстановку.
— Там это… Разрешение на мигалки просят. Остановили нас. — Вождь уныло зевнул.
— Ну дай им сто рублей.
— Не берут… Злятся очень. Говорят, что арестуют.
— Кого арестуют? Как можно арестовать солнце? Аферисты. — Семаго выполз из лимузина. Вокруг стояла куча милиционеров и дикое количество правоохранительных машин.
— В чем дело, граждане? — спросил Семаго, чувствуя, что дело не совсем случайное. — Из тюрьмы сбежал особо опасный преступник или арестовали Генсека ООН?
— Предъявите разрешение на пользование спецсигналами, — жестко сказал стоящий в центре милицейской толпы немолодой человек с жезлом в руках. На плечах мужика блеснул генеральский погон. Вождь понял, что это серьезная засада.
— Сволочи, мерзавцы, подонки! Генерала, заслуженного человека, заставили как простого инспектора по дороге бегать, палкой махать, — возмутился Семаго. — Где это видано?! Сами сидят по теплым кабинетам, секретарш по сиськам гладят, бразильский кофе пьют, сигары кубинские курят, а человека заставили на дороге стоять, унижаться перед личным составом. Скоты, а…
— Зато когда к ним придешь,