— Редькин, — грозно протянул вождь. — Молодец, Редькин. Соображаешь. Единственный, кто сделал правильные выводы. Назначаю тебя с этого момента председателем комитета по образованию и одновременно моим заместителем. Срочно подготовьте приказ.
— Спасибо, — сказал одуревший от счастья Редькин. — Рад работать с вами.
Вот она, судьба чиновника в России! Еще минуту назад что-то ляпнул невпопад и, казалось, мог лишиться должности. Ан нет! Полный наоборот получается. Выясняется, что правильно ляпнул и в самый нужный момент.
— Выпустим специальную книгу-пособие, откроем людям глаза, — развивал успех Редькин. — Полгода работы, не больше. Нет у нас больше времени.
— Молодцы, — подхватил Семаго, — не теряйте времени. Каждая минута дорога, идеологический противник только и ждет от нас расхлябанности.
А местным ментам очень запомнилось посещение губернатором коллегии местного Управления внутренних дел. Милицейское начальство очень готовилось, генерал представил мощный доклад с цифрами и фактами. Когда доклад закончился, все уставились на губернатора, ожидая его реакции. Вождь осмотрел зал и протянул:
— Да-а-а.
Наступила пауза. Никто не знал, как себя вести. Помог Конрад Карлович, который тоже присутствовал на мероприятии.
— Да, именно да, конечно, — закричал Конрад Карлович, — мы вам говорим «да». Мы говорим «да» вашей упорной, добросовестной работе, вашим огромным усилиям. Мы видим колоссальный прогресс, мы хотим, чтобы вы не останавливались на достигнутом и дальше…
Тут вождь насупился, сдвинул брови и снова протянул:
— Да-а-а.
— Конечно да, — подхватил Конрад Карлович. — Мы уже много раз об этом говорили. Качество работы не улучшается. Вы погрязли в старых методах управления. Никаких новых идей. Избиратели очень недовольны работой милиции. Черт знает что у вас происходит!
— Да-а-а, — еще раз сказал Вольфрамович. — Жарковато тут у вас. Кондиционер бы, что ли, поставили. А то дышать совсем нечем. И помещение какое-то у вас тесное. Могли бы найти что-нибудь посолиднее. Чтоб чувствовалось… Займитесь этим, Конрад Карлович, найдите хорошее помещение.
С этим вождь встал и ушел. Никто так ничего и не понял. Через месяц в здании управления милиции случился пожар, и оно выгорело дотла. После пожара милиционеры часто вспоминали пророческий разговор губернатора о плохом помещении. Надо же, как в воду глядел!
С чекистами Семаго устроил товарищескую игру в волейбол. Команда чекистов была, чувствуется, неплохо собранной, а сборная администрации области под личным управлением губернатора, напротив, смотрелась слабо. Судил Конрад Карлович. Своему шефу он прощал все: когда мяч явно улетал за пределы площадки, Конрад Карлович доказывал, что мяч упал на поле соперника администрации, а если чекисты успешно делали подачу, то судья искал предлог не засчитать очко. Наследники Дзержинского и Андропова по-настоящему разозлились и стали катить баллон на Карловича. Но Карлович вовремя сориентировался, объявил минутный перерыв и полушепотом указал команде чекистов на политическую близорукость.
— Учтите, — пояснял заместитель вождя, — он человек непредсказуемый. Если проиграет, обидится, будут неприятности. Вы же не на Олимпиаде. Какая разница, куда улетел мяч? Кого вообще интересует этот мяч?
— Но это же спорт, — вяло огрызнулся один молодой сотрудник госбезопасности.
— Это не спорт, а политика, — отрезал Карлович. — Спорт — в детской спортивной школе.
После разъяснений игра пошла ровно. Сборная администрации в тяжелой борьбе одолела чекистов, которые теперь лучше понимали характер губернатора.
А еще по губернии ходила страшная история о том, что Семаго видели в армянском ресторане в компании очень авторитетных армян. Якобы они ели шашлык и пили коньяк, а под потолком болтался какой-то тип — тоже армянин. Периодически после тостов за здоровье и любовь люди поворачивались к подвешенному и спрашивали:
— Артурчик, не вспомнил телефон?
Артурчик висел и молчал.
— Ладно, — говорили добрые люди, — вспомнишь, скажешь. Трубочку мы тебе всегда дадим.
Никто не знает, была ли эта история на самом деле и какое отношение к Артурчику имел губернатор, но все рассказывали ее так, будто сидели в этом ресторане за соседним столом. И, понятно, бояться вождя после таких историй стали еще больше. А если в России боятся, значит, уважают.
А вот другая история произошла, что называется, у многих на глазах. На приеме по случаю праздника Восьмого марта подвыпивший председатель Черногрязского комитета по спорту Дудкин попросил у губернатора разрешения стать на время… собакой. Семаго очень обрадовался и сказал:
— Разрешаю. Будь собакой. Только учти: говорить по-человечески нельзя, только лаять. Ходить на двух ногах нельзя, только на четырех. Разрешаю кусаться, бросаться на прохожих. И самое главное: вернуться в человеки ты сможешь только по моей команде, только после того, как я тебе скажу пароль: «тетя Оля».
— Тетя Оля, — повторил Дудкин пароль.
— Вот именно: тетя Оля, — подытожил вождь. — Взлет разрешаю.
Дудкин встал на четыре лапы, принялся гавкать и, что самое неприятное, хватать присутствующих за ноги и чуть-чуть их кусать. Вначале Черногрязские чиновники потешались над Дудкиным, потом он им надоел, поскольку делать все стал агрессивно и не смешно. Семаго положил на тарелку мясца, рыбки, салатик и поставил на пол. Дудкин с причмокиванием съел. И опять начал носиться. Семаго это шоу достало, и он скомандовал:
— Тетя Оля.
Дудкин не слышал и продолжал шалить.
— Тетя Оля, — громче и строже сказал вождь.
Но Дудкин не реагировал. Вождь склонился к
уху Леши по кличке Берия и прошептал:
— Вот как бывает. Спустишь собаку с цепи и потом ее не поймаешь.
Глава 6.Человек который никогда не спит
— Вы устали, — сказал однажды Вольфрамович своим соратникам. — Какие-то бледные, вялые. Нужна встряска, нужны эмоции. Предлагаю в субботу съездить на охоту. Там поговорим о вечном, о том, как будем жить дальше.
В субботу на охоту поехали все, сообразив, что пропускать такое мероприятие опасно для карьеры. Для разнообразия взяли девиц, которые вырядились в вечерние платья и черные колготки. За машинами с начальством и микроавтобусом с девками следовали омоновцы с автоматами, несколькими ящиками водки и закуской. Шумная процессия, переливаясь трелями спецсигналов и цветомузыкой мигалок, подъехала на подготовленную точку, где специально обученные люди уже жарили шашлыки.
Присели поесть на природе. Разговоров почти не вели, в воздухе висело напряжение. Ждали слова вождя, но он молчал.
Обстановку неожиданно разрядил Конрад Карлович.
— Шалавы, — закричал он на девок, — вы съели всю закуску. Огурчиков совсем не осталось. Колбасы тоже… А у нас водки еще целый вагон. Что мы должны делать? Водителей за сто километров посылать?
Девушки испуганно молчали. Мужики улыбались, думая, что это шутка. Но Карлович совсем не шутил.
— В следующий раз вас не возьмем, — возмущался он, — других возьмем, которые жрут меньше. Голову же надо иметь на плечах. Видите, у людей водки полно. Чем они будут заедать?
Изрядно накушавшись, охотники стали подбрасывать пустые бутылки и стрелять в них из автоматов. Омоновцы подносили свежие рожки с патронами. Надо полагать, что лесное зверье во время салюта разбежалось в разные стороны. После того как выстрелы стихли, вождь выступил с неожиданным заявлением:
— Нам надо развиваться. Иначе мы протухнем. Я принял решение баллотироваться в Госдуму. И не просто баллотироваться. Мы должны иметь свою фракцию.
У Александра Михайловича Чеховского кусок мяса вывалился изо рта.
— Зачем нам в Думу? Мы проиграем. До выборов осталось всего ничего… четыре месяца. Мы не успеем.
— Четыре месяца — это очень много, — сказал вождь. — Гагарин за сто минут облетел Землю.
— При чем тут Гагарин… — возразил Александр Михайлович. — Мы еще здесь, в Черных Грязях, не обжились как следует и уже сразу куда-то…
— Да успеешь ты еще наворовать на своем элеваторе. Куда он денется, — вставил Конрад Карлович.
— Я не ворую на элеваторе. Я поднимаю там производство. Там до моего прихода были грязь и запустение, — занервничал Чеховский, — это вам бандиты деньги носят.
— Мне… — зарычал Конрад Карлович, — это кто же бандит? Кто? Скажи, кто?
— Осман, — закричал Чеховский.
— Осман не бандит, он коммерсант. Почему ты считаешь его бандитом? Он в тюрьме не сидел.
— При чем тут тюрьма! Все про него знают.
— Тише, уважаемые члены парткома, — с удовольствием произнес вождь. — Сейчас не время разногласий, сейчас наступает время упорной, самоотверженной работы. Работы на износ, до потери сознания. Желательно со смертельным исходом. Пышные похороны нам потребуются обязательно. Плачущая вдова, товарищи, присягающие на верность, траурная музыка — все это сильно влияет на избирателей. Но это позже. Будем действовать по плану. По моему плану.
В Москве в холл пятизвездочной гостиницы вождь зашел походкой человека, только что обналичившего свой первый миллион. За ним семенила куча соратников. Вождь шел на свою пресс-конференцию, где должен был рассказать о планах консерваторов по захвату парламента. Неожиданно Вольфрамович остановил свое победоносное движение и обратил взор куда-то вбок. Тусовка остановилась и тоже посмотрела вбок.
— Какая удача, — сказал Вольфрамович. — Узнаете клиента? Сам бог посылает его нам.
В холле за столиком в кафе сидел Кислярский с дамой, вернее с молодой девчонкой. Кислярский одной рукой ел клубнику со сливками, другой — гладил подругу по ноге и сладко, мерзавец, улыбался. Шеф с сопровождением резко приблизился к столику.
— Здравствуйте, товарищ. Как бизнес? Продолжаете обманывать честных тружеников? — сказал вождь.
Кислярский выронил чайную ложку, с помощью которой он управлялся с клубникой.
— Здравствуйте, — тихо ответил он. — Я теперь в Москве… Я живу здесь.