Вождя в Приморье принимали как родного. Моряки, контрабандисты, флибустьеры чувствовали в нем человека своей крови. Водка и коньяк лились рекой, с рыбой и креветками, понятное дело, проблем тоже не было. Особенно вкусными оказались креветки на рыболовном корабле «Верный». Вольфрамовича и его приближенных кормили капитан и начальство судна. «Верный» только пришел из длительного плавания, и поэтому командный состав был в сопровождении жен, встречавших своих мужей из рейса. За столом царило необыкновенное веселье: во-первых, вернулись из океана, во-вторых, телезвезда Семаго шагнул прямо с экрана. Ничто не предвещало скандала, но скандал тем не менее возник. Корабельная буфетчица, подкладывая капитану картошку, называла его на «ты» и по имени. В конце концов жена капитана не выдержала.
— Ты мужу своему тыкай, — сказала она, — ас командиром повежливей.
— Дома будешь командовать, — отрезала буфетчица. — Здесь моя территория. Я, между прочим, тоже из рейса пришла. Это ты дома сидишь, задницу отращиваешь.
После этих слов жена капитана встала и приблизилась к обидчице. Московские гости думали, что капитан бросится разнимать тигриц. Но приморская философия оказалась другой.
— Пойдемте, мужики, на воздухе постоим, перекурим. Пусть тут бабы сами… — сказал капитан и вывел всю компанию проветриться.
Свой ход он объяснил так:
— Моя понимает, что я не монах и не петух и без бабы несколько месяцев сидеть не буду. Все знают, что буфетчица — подруга командира. У нее же в руках водка и жратва, а водка и жратва на море — это власть. Власть командир никому отдать не может. Сейчас моя оттаскает ее за волосы, душу отведет, от меня хоть отстанет. Я ей скажу: «Ты же выяснила отношения, ко мне какие претензии?»
— Фактически это церемония передачи моряка с моря на берег, — прокомментировал вождь. — От одной хозяйки к другой. Интересная традиция.
Интересных традиций партийцы обнаружили в Приморье много. Пришедшие на сушу моряки любили шик. Например, они подъезжали к ресторану на трех такси. В первом такси ехал сам герой, во втором — его пиджак, в третьем — самая незначительная вещица, скажем, зажигалка. Тормозить принято резко, со скрипом. Если удастся подтолкнуть носом тачки швейцара кабака в задницу, это вообще высший класс. За это не жалко лишние пятьдесят долларов отдать. Ехать в кабак надо, непременно водрузив ноги на торпеду. Если таксист задает глупый вопрос: «Куда?», то значит, этот таксист — лох, потому что опытный таксист по виду клиента понимает, что везти надо в ресторан, и даже понимает в какой. Выходить из кабака настоящий парень из Владика должен за полночь, часто без денег и пиджака, с окровавленным носом. Круче, если тебя несут товарищи, как подстреленного боевого друга.
В таких веселых кабаках, куда ребята приходили с моря, при виде вождя поднималась настоящая волна восторга. Восторг был детский, искренний, без всякого бюрократического привкуса. Приглашали за свой стол, просили автограф, фотографировались на память. Подвыпившие бабы норовили потащить на танец.
Триумфальная поездка во Владик изменила Семаго. Он стал бронзовым. К его походке и манере говорить уже прикоснулась вечность. Эта вечность поселилась сначала в одной клеточке его организма, потом постепенно пошла дальше, захватила жизненно важные органы и наконец вырвалась наружу. Случилось, что вечность вылезла наружу как раз перед новыми выборами.
Предвыборная борьба шла своим обычным путем: дебаты, легкие и тяжелые скандалы, оскорбления, листовки на всех автобусных остановках, цветные буклеты. Вольфрамович много выступал по ТВ, по областям ездил мало. На конкурентов смотрел снисходительно. Внутри он был уверен, что исход заранее ясен.
В день голосования ночью вождь не поехал в избирком. Он остался в своем штабе. Первые результаты пришли из Владика. Почти двадцать процентов. Неплохо. Партийцы стали поздравлять друг друга. А вождь напрягся. Он ожидал большего. Дальше пошло резкое падение. Сибирь — под пятнадцать процентов, Урал — десять, густонаселенные районы Европейской части — пять-семь. Кавказ — два-три. Это было фиаско. Партийцы замолчали. Голоса теледикторов звучали в тишине. Надрывались телефоны, но к ним не подходили. В четыре утра вождь покинул штаб. В три часа дня он явился снова. Никого не принимал. Сидел один в кабинете. Молчал и смотрел в одну точку. Вечером в новостях сообщили, что у консерваторов пятое место и всего двенадцать мандатов в парламенте. Взятая Вольфрамовичем пауза длилась сорок восемь часов. Но паузы вечно не длятся. В конце концов, партийцы собрались в кабинете у вождя.
— Господа, я вас поздравляю, — тихо сказал Семаго. — У нас есть двенадцать кресел.
— Осталось найти сокровища мадам Петуховой, — отозвался Александр Михайлович Чеховский.
— Я ценю ваше знание классической литературы, — парировал хмурый вождь. — Но сегодня у нас не литературный семинар, не «круглый стол» и даже не рабочее совещание. Сегодня у нас сцена прощания. Уважаемые господа, я хочу проинформировать вас о своем решении уйти с поста лидера партии консерваторов. Мы неплохо поработали за эти годы. Мы доставили друг другу и народу российскому немало удовольствия. Мы вызывали у людей сильные чувства. И это главное. Мы спасали действующее государство от дурных экспериментаторов. Мы заработали на небольшой чугунный памятник в сельской местности. Мы не пустили ни одной капли крови. Поэтому я ухожу спокойно. Теперь все, что вы будете делать, вы будете делать без меня. Оревуар, как говорят французы.
Вождь подхватил портфель и зашагал к двери.
— Шеф, подожди, как же это так! — завопил Вова Сокол. — Как же мы?
— Не надо слез, — обернулся Семаго. — Кто это сказал… уже не помню. Если у нас получится сцена прощания, тогда у нас получится весь сеанс.
Вождь закрыл за собой дверь. Ошарашенные партийцы сидели без движения. Первым опомнился Конрад Карлович.
— Он обиделся. Это все ваши дурацкие шутки, — заорал он на Чеховского. — Кто вас просил шутить насчет двенадцати кресел?
— Каких кресел? — заорал Чеховский.
— В которые мадам Петухова зашила свои бриллианты, — вставил реплику Леша Берия.
— А что, шутить уже нельзя?! — вспыхнул Чеховский. — Что, шутить у нас только одному можно? А все остальные обязаны смеяться?! Ха-ха-ха… как смешно! Великий вождь пошутил! Из-за его шуток мы проиграли выборы.
— Когда он шутил, мы как раз выигрывали выборы, а когда он стал серьезным — проиграли, — сказал Леша Берия.
— Я всегда говорил: нельзя полагаться на одного человека, — бросил Александр Михайлович Чеховский. — И сейчас он опять фокусничает. Ушел и завтра придет. Хочет, чтобы мы его позвали сами. Мол, приходи, отец родной, на кого ты нас оставил! Вместо того, чтобы признаться честно, что напортачил.
— Надо кого-то послать за ним, — сказал Карлович.
— Не надо посылать! — взорвался Чеховский. — Имейте собственное достоинство.
— Пошли вы к черту с вашим достоинством! — начал наступление Конрад Карлович. — С вашим достоинством мы будем не в парламенте сидеть, а бегать по парку культуры.
— Ведите себя прилично, — огрызнулся Чеховский.
— Ну вы, олухи, кончайте. Без вас башка болит, — влез в спор Вова Сокол.
— А вы, полууголовный элемент, помолчите, пожалуйста, — бросил Карлович Вове.
— Ты что, скотина, забыл, как бычки в глазах шипят? Да я тебя ради шефа только терпел. Сейчас я тебе организую, сука, счастье в личной жизни.
С этими словами Вова попытался прыгнуть на старика, но путь ему преградили Леша Берия и Саша Героин.
Возня в кабинете продолжалась еще час, но драки не достигла, хотя голосовые связки партийцы подпортили.
Весь следующий месяц члены партии ожидали второго пришествия вождя. Многие разделяли версию Чеховского о том, что Семаго «фокусничает». Но он не появился. Его телефоны отвечали длинными гудками. Дома его тоже не нашли.
Свято место пусто не бывает. После долгой ругани и подковерных интриг новым лидером стал хорошо забытый старый — Конрад Карлович. В упорной борьбе он одолел сопротивление Чеховского и Вовы Сокола. Важным обстоятельством послужило то, что Карловича в решающий момент поддержали молодые коммерсанты, когда-то получившие торговые точки во Дворце спорта. Коммерсанты нормально заплатили региональным партийным боссам, приехавшим на съезд, и те поддержали старика. Управляемый Карлович был для коммерсантов гораздо лучше, чем неуправляемый Вова Сокол или барин Чеховский.
После своего избрания Конрад Карлович огромное внимание стал уделять дисциплине. При нем сотрудники партийного аппарата не опаздывали и стали вовремя уходить из офиса. Наладился нормальный документооборот. На каждое письмо обязательно давался ответ. Прием граждан велся точно в обозначенное время.
Партийцы адаптировались к новым условиям. Чеховский занялся международными связями, гонялся по заграницам и особо не высовывался. Вова свалил в какой-то банк на очень приличную зарплату. Леша Берия и Саша Гроин снимали на телевидении сериалы и отлично себя чувствовали. Молодые коммерсанты прихватили несколько небольших нефтяных компаний и добывали в год порядка пяти миллионов тонн.
Вождь так и не появился. Говорят, что его видели в Рио-де-Женейро в белых штанах на футбольном стадионе. Еще якобы он был замечен в Лос-Анджелесе с девчонками из группы «Тату» и их хипующим продюсером Иваном Шаповаловым. Но это все байки и домыслы. Правду не знает никто.
Двенадцать кресел.Последний эпизод
Леша Берия и Саша Героин сидели в открытом кафе «Ветерок» на Рублевском шоссе. Воздух был свеж, шашлык тоже. Настроение было дачным. Болтали о разном.
— Как ты думаешь, он вернется? — неожиданно спросил Саша.
— Вернется, — ответил Леша.
— А мне кажется, не вернется.
— Саня, — закусил губу Берия, — он не может вернуться, пока точно не будет знать, что делать дальше. Он же вождь. Он уловил, что кончилось старое время, когда можно было шуметь и весело бить в барабаны. А новое время он еще не понял. Ему нечего было нам сказать.